Спасатель. Жди меня, и я вернусь - Воронин Андрей Николаевич - Страница 35

– Липский, хватай пацана и в лес! – отрывистым, лающим голосом скомандовал Моська. Распахнув дверцу, он выскользнул наружу и, пользуясь ею как щитом, открыл огонь по белым фигурам, заставив их пригнуться и, замедлив бег, рассыпаться в стороны. – Попытайтесь добраться до пансионата, наши на подходе!

– Где их носит, хотел бы я знать, – проворчал Слон, занимая позицию около заднего крыла «шкоды». Припав на одно колено, он дважды выстрелил по людям из черной «Волги», слегка остудив их пыл. – Живее, писака, завалят же, как сохатого!

Андрей выбрался из машины, почти не сомневаясь, что его немедленно подстрелят, и за руку вытащил оттуда парализованного страхом Женьку. Обвинять мальчишку в трусости ему даже в голову не пришло. С экрана телевизора стрельба звучит вполне безобидно, но, когда палят прямо у тебя над ухом, да не просто палят, а палят в тебя, этот звук проникает в самое нутро, минуя сознание и пробуждая инстинкт самосохранения. К храбрости или трусости это не имеет никакого отношения; тут нужна привычка, а откуда ей взяться у пятнадцатилетнего мальчишки, который родился и вырос в приличной семье?

Женька поскользнулся и упал на дорогу. Андрей наклонился, схватил его за шиворот и дернул, пытаясь поднять, но тоже поскользнулся, упав на одно колено. Штанина мгновенно промокла; Андрей подобрал под себя ногу и встал, увлекая за собой Женьку. Все эти трепыхания, по его твердому убеждению, не имели смысла: без лыж по сугробам далеко не убежишь. А уж от пули не убежишь и подавно – хоть по сугробам, хоть по сухому асфальту, хоть по беговой дорожке с новейшим синтетическим покрытием…

Преследователи из черной «Волги» были уже близко. Один из них остановился, поднял пистолет и аккуратно, как на стрельбище, прицелился в нелепую скульптурную композицию, которую в данный момент являли собой барахтающиеся посреди дороги свободный журналист Андрей Липский и сын уборщицы с двумя высшими образованиями Евгений Соколкин. С неожиданным при его комплекции проворством очутившийся рядом Слон одним мощным толчком сшиб обоих в сугроб; ударил выстрел, и принявший предназначенную не ему пулю Слон рухнул навзничь, выронив пистолет.

– Вот суки, – повторил он, и Андрей услышал в его голосе не досаду и злость, а одно лишь удивление.

Слон попытался дотянуться до пистолета, но силы оставили его, и он устало уронил в серую снеговую кашу свою тяжелую, похожую на каменное ядро голову. Действуя как во сне, не чувствуя собственного тела, Андрей схватил пистолет. Слегка изогнутая рукоятка, которая, судя по толщине, содержала в себе вместительный двухрядный магазин, удобно легла в ладонь, неожиданно наполнив Андрея спокойствием и труднопередаваемым ощущением правильности происходящего.

Липский не брал оружие в руки с того недоброй памяти дня, когда его, специального корреспондента одного из крупных столичных изданий, угораздило заночевать в расположении охранявшей горный перевал стрелковой роты. Дождь лил третьи сутки подряд, окрестные вершины были скрыты от глаз серой пеленой низкой облачности, и, когда «зеленка» вдруг начала десятками извергать вооруженных до зубов боевиков, рассчитывать на поддержку с воздуха не пришлось. В тот день у Андрея сложилось твердое убеждение, что он настрелялся на всю оставшуюся жизнь, – к сожалению, как выяснялось теперь, ложное.

Человек, подстреливший Слона, навел пистолет на Андрея и спустил курок раньше, чем тот успел испугаться. Как в замедленной съемке, Липский увидел выплеснувшееся из черного зрачка дула рыжее пламя, ощутил кожей тугое дуновение пролетевшей в миллиметре от виска смерти и, не целясь, выстрелил в ответ. Противник взмахнул руками, как трагик старой школы, намеревающийся воскликнуть «О боги!», но ничего не воскликнул, а просто опрокинулся на спину, судорожно перебрал ногами и затих. «Отлично, – с лютым кладбищенским юморком, который неизменно давал о себе знать в действительно непростых, острых ситуациях, подумал Андрей. – Просто снайпер! Одним движением пальца обеспечить себе приличный срок – это не каждому дано. Интересно, сколько мне за это причитается – восемь лет? Десять? А, семь бед – один ответ! Пока не продырявили, попробуем заработать пожизненное».

Он плавно повел стволом пистолета слева направо, отыскивая новую мишень. Долго искать не пришлось; Андрей выстрелил, и темная сгорбленная фигура, только что выскочившая из укрытия, чтобы стремительным рывком наискосок через дорогу сократить разделявшее их расстояние, запнувшись на бегу, распласталась поперек заполненной талой жижицей колеи. Среди юношеских спортивных увлечений Андрея Липского числилась и стрельба, причем именно из пистолета. Это было очень давно и успело позабыться, оттесненное на задворки памяти более поздними и куда более яркими событиями и впечатлениями. Но тело, оказывается, ничего не забыло – к счастью или на беду, Андрей не знал, а обдумывать этот важный вопрос в данный момент не было времени.

Пуля ударила в полуметре от него, забрызгав щеку ошметками тающего снега. За спиной раз за разом бабахал пистолет Моськи, который, подбадривая себя удалыми возгласами, азартно отстреливался от людей в белых маскхалатах, и время от времени противно лязгали, уродуя кузов машины, посланные в ответ пули. Андрей перебежал под прикрытие распахнутой дверцы, очень надеясь, что у юного хранителя секрета партийного золота хватит ума под шумок тихонечко уползти в лес. Слон, которого он считал мертвым, вдруг шевельнулся и тяжело завозился, переворачиваясь на живот. Это ему удалось. Не успокоившись на достигнутом, Слон уперся ладонями в снег и попытался оттолкнуться от земли. Он приподнялся на пару сантиметров и снова упал, слабым голосом помянув чью-то ближайшую родственницу по женской линии. Ему явно не лежалось на месте, хотя снег вокруг него был густо пропитан кровью. Он снова заворочался, с трудом повернулся на бок и, кряхтя от прилагаемых усилий, полез за пазуху.

Чей-то меткий выстрел высадил стекло дверцы, за которой прятался Липский, снова осыпав его осколками. Слон наконец извлек из-под промокшего пальто искомый предмет и, примерившись, толкнул его по земле в сторону Андрея. Вспахав рыхлый снег, плоский брусок вороненого металла остановился в полуметре от ноги журналиста. Внутри его Андрей уловил красноватый медный блеск и понял, что это запасная обойма. А когда после очередного выстрела затвор пистолета заклинился в крайнем заднем положении, сообразил, что Слон не просто валялся на земле, смешивая свою кровь с ледяной талой водицей, а считал патроны. И, когда обойма подошла к концу, нашел в себе силы доставить по назначению новую… Ай да Слон!

Чтобы дотянуться до столь своевременно поступившего подарка, Андрею пришлось высунуться из укрытия. Он почувствовал слабый рывок, как будто куртка на плече зацепилась за гвоздь, и мимоходом изумился: откуда здесь какие-то гвозди? Он выбросил опустевшую обойму и попытался вставить новую. Обойма не вставлялась, хоть тресни. Потом Андрей обнаружил, что повернул ее не той стороной, исправил ошибку и, освободив затвор, дослал в ствол патрон.

В воздухе, медленно опускаясь на землю, кружился похожий на хлопья снега белый пух. Андрей не сразу сообразил, откуда он тут взялся, а потом до него дошло, что это именно пух, да не какой попало, а гагачий; из этого следовало, что его любимая шведская куртка разделила незавидную участь его же машины. Это печальное событие осталось неоплаканным: очередная пуля, с лязгом клюнувшая металл дверцы, напомнила о том, что у свободного журналиста Липского есть куда более серьезные и насущные проблемы.

Секундная заминка с обоймой едва не стала роковой. Выглянув из укрытия, Андрей обнаружил, что преследователи воспользовались паузой и подобрались совсем близко, начав обходить машину с двух сторон. Он услышал тупой шлепок пули, угодившей во что-то мягкое, и шум падения у себя за спиной.

– Т-твою, – сквозь зубы процедил Моська, лежа на боку, и, зажимая левой рукой сочащуюся кровью дырку в штанине, двумя выстрелами свалил своего обидчика.