Спасатель. Жди меня, и я вернусь - Воронин Андрей Николаевич - Страница 24

Судя по манерам, он был не из тех, кто терпеливо ждет, скромно переминаясь с ноги на ногу. Поэтому, а еще потому, что примерно представлял, какой натюрморт посетитель увидит на столе Семена Тихоновича, без предупреждения вломившись в кабинет, Женька вместо ответа привстал со стула и крикнул:

– Семен Тихонович, тут к вам пришли!

За неплотно прикрытой дверью кабинета послышался глухой торопливый шум. Потом дверь открылась, и Семен Тихонович с неподобающей его возрасту и руководящему посту поспешностью выскочил в приемную, плотно закрыв за собой дверь и преградив посетителю путь. Ввиду упомянутой поспешности маневр возымел результат, прямо противоположный желаемому: очутившись лицом к лицу с главврачом, посетитель первым делом красноречиво потянул носом.

– Здравствуйте, доктор, – сказал он. – Кажется, я не вовремя?

– Прошу вас, не обращайте внимания, – извиняющимся тоном произнес Семен Тихонович. – Просто у нас тут небольшая неприятность… Вернее, большая, – тут же поправился он. – Сегодня ночью скончался один из наших пациентов. Совершенно неожиданно. Инфаркт. Такое несчастье!

– Да, неприятно, – сочувственно покивал лысиной посетитель, которого Женька про себя окрестил Оранжевым. – Но вы-то здесь ни при чем, верно?

– Разумеется, но все же… Все же приятного мало. Но не стану отвлекать вас своими проблемами. Вы хотите навестить вашу тетушку?

– Я хочу ее забрать, – сказал Оранжевый.

Притаившийся за монитором Женька навострил уши, а Семен Тихонович заметно испугался.

– Но как же так? – растерянно пролепетал он. – Надеюсь, вы понимаете, что нашей вины в смерти пациента нет. Инфаркт не всегда могут предсказать даже опытные кардиологи, а мы…

– Вы меня неправильно поняли, – перебил его Оранжевый. – Это я должен извиниться за беспокойство. Но тут такое дело… В общем, Анне Дмитриевне нужна операция в швейцарской клинике. Операция, как вы понимаете, не дешевая, зато шансы на то, что после нее тетушка встанет на ноги, довольно велики – по словам швейцарцев, процентов семьдесят – семьдесят пять. Вчера в моем распоряжении совершенно неожиданно оказалась недостающая сумма, я сразу же связался с клиникой, и они заверили, что готовы принять нас хоть завтра. Согласитесь, упустить такую возможность было бы просто преступно. Тем более что нервы у тетушки придут в полный порядок сами собой, как только станет известно, что операция прошла успешно.

– Не могу не согласиться, – кивнул Семен Тихонович. – Такое известие поможет ей лучше любых психотерапевтических методик и препаратов. Что ж, это в корне меняет дело. Вы можете обрадовать свою родственницу и помочь ей собраться. А я тем временем подготовлю документы на выписку и ваши деньги – разумеется, за вычетом суммы за проживание и лечение…

– Не стоит, доктор, – запротестовал Оранжевый. – Деньги – это лишнее.

– Деньги лишними не бывают, голубчик, – напомнил Семен Тихонович. – Тем более в вашем положении. Так что не стоит ими разбрасываться – они, знаете ли, этого не любят.

Сборы оказались недолгими, и уже через четверть часа механизированное инвалидное кресло, так поразившее воображение Женьки Соколкина, жужжа моторчиком, выкатилось из дверей четвертой палаты. В кресле, прямая, как палка, восседала Анна Дмитриевна Веселова – все в том же длинном черном пальто с воротником из чернобурки, старомодного покроя шапке того же меха и легких, не по сезону, лаковых сапожках. Только белый пуховый платок, давеча повязанный поверх шапки, теперь был плотно обернут вокруг тощей шеи – не поверх воротника, как можно было ожидать от эксцентричной бабуси, а под ним, прямо на голое тело, как будто… Ну да, как будто парализованная дамочка провела ночь с излишне пылким любовником, поцелуи которого оставили на ее жилистой шее характерные следы, на обезьяньем языке одноклассников Женьки Соколкина именуемые засосами.

Женька, наблюдавший за отбытием Анны Дмитриевны Веселовой из-за угла коридора, отогнал неуместное сравнение, за которым, нетерпеливо теснясь, выстроились в очередь абсолютно неприличные, отвратительные, как средневековый цирк уродов, картинки. Под жужжание электромотора прокатившись по коридору, несостоявшаяся пациентка Семена Тихоновича выехала на крыльцо, спустилась по пандусу и с помощью своего оранжевого племянника погрузилась в ожидавшее такси.

Женьке показалось странным, что такси за ней приехало то же самое, которое привезло ее сюда, – красный японский минивэн с черно-желтыми шашечками вдоль обоих бортов и оранжевым плафончиком на крыше. Впрочем, в этой истории хватало куда более странных вещей, и, бредя по расчищенной от снега неутомимым Николаем дорожке к флигелю, Женька Соколкин был погружен в глубокую, не по возрасту, задумчивость.

Как только поворот лесной дороги скрыл красное такси от глаз обитателей пансионата «Старый бор», Анна Дмитриевна Веселова устроилась на сиденье поудобнее, непринужденно положила ногу на ногу, вынула из кармана пальто пачку крепких сигарет отечественного производства и закурила. Салон мгновенно наполнился удушливым дымом, запах которого напоминал смесь запахов тлеющего чайного листа и паленой тряпки. Широкоплечий водитель с круглым стриженым затылком закашлялся и сдавленным голосом произнес:

– Сто раз просил не курить в машине!

– Женой своей командуй, – невозмутимо отрезала госпожа Веселова и выпустила из ноздрей две толстые струи дыма.

Пробормотав под нос что-то неприязненное, водитель приоткрыл окно слева от себя. Дым начал стремительно утекать в щель, распластываясь по всей ее ширине; по салону потянуло ледяным ветерком, и сразу стало легче дышать. Анна Дмитриевна курила жадно, глубокими мужскими затяжками; докурив, она выбросила коротенький окурок в окно и пару раз кашлянула, болезненно сморщившись и рефлекторно схватившись за шею.

– Что с горлом? – спросил человек в оранжевом пуховике, который был ей таким же племянником, как она – той, за кого выдавала себя в пансионате.

Вместо ответа женщина оттянула книзу платок, позволив ему рассмотреть впечатляющую коллекцию черно-багровых синяков. Формой и размером синяки смахивали на отпечатки пальцев, и было их ровно пять – четыре с левой стороны и один с правой.

– Чуть не задушил меня, сволочь, – прокомментировала она это не нуждающееся в комментариях зрелище.

– Ну, знаешь, – не дождавшись продолжения, сказал оранжевый племянник, – я, между прочим, тоже чуть не дал дуба в сугробе, пока пробирался к этой их линии электропередачи. Я уж не говорю о том, что резать провода под напряжением – крайне нездоровое занятие. Так к чему привели все наши усилия и жертвы?

– А кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывалась? – с вызовом осведомилась женщина.

– Лицо, уполномоченное принять твой доклад, – бойко отрапортовал «племянник». – Отсвечивать вблизи начальства тебе сейчас не рекомендуется, а по телефону такие вещи не обсуждают. Не веришь мне – вон, у Кувалды спроси.

– Факт, – не оборачиваясь, подтвердил водитель. – Шеф при мне распорядился: выслушать, принять, если будет что принимать, и доставить на Дмитровскую базу.

– Нечего принимать, мальчики, – отбросив холодный, резкий тон, устало вздохнула Веселова.

– Не отдал? – спросил Оранжевый.

– А кто-нибудь всерьез рассчитывал, что отдаст? – горько усмехнулась она и снова поморщилась от боли в поврежденной гортани. – Конечно, не отдал. Куражился – знаете ведь, как он умеет, особенно когда выпьет, – угрожал пистолетом, потом пытался задушить… В общем, пришлось сделать боевой укол.

– И?..

– И ничего. Я трижды обшарила комнату, прощупала каждый миллиметр, чуть было не засыпалась, и – ничего.

– А ты хорошо смотрела?

– Ступай и посмотри лучше, если такой умный, – снова ощерилась она. – Единственное место, где я не искала, – это у него внутри.

– А может, стоило поискать? – предположил водитель по прозвищу Кувалда.

– Не смешно, – отрезала Анна Дмитриевна.

– Да, не смешно, – вздохнув, согласился Оранжевый. – Предположения есть?