Ушел и не вернулся - Лаврова Ольга - Страница 3

Городская фабрика не обещала, конечно, головокружительных загадок, но попотеть и покорпеть с ней придется.

Принимали ткань по весу и количеству рулонов. А готовую сдавали по количеству рулонов и метражу. Вес как показатель напрочь выпадал. Количество же рулонов везде сходилось.

— Пал Палыч, как сводят вес с метражом? — спросила проницательная Зиночка при первом же обмене впечатлениями, едва выйдя с фабричной территории.

— Никак.

— Совсем никак?!

— Угу. Говорят, нереально. Не изобретешь им способ исчисления?

Кибрит призадумалась, мысленно прослеживая технологический процесс. Мойка ткани. Обезжиривание. Сушка на крутящихся нагретых барабанах (дышать нечем). Окраска (тоже ароматно). Вторая сушка. Протяжка. Сколько килограммов грязи и жира отдал каждый рулон? Сколько впитал килограммов при крашении? Сколько потерял, пока сушили (недосушили, пересушили)?.. Да еще брак. Да возврат на перекрас. И от операции к операции то сухое, то мокрое, то сухое, то мокрое — уследишь ли за весом!

— Нет, Пал Палыч, это целая диссертация.

Между тем именно в замене веса метражом крылись возможности для воровства — тут просто не могло быть двух мнений!

— Жаль, — вздохнул Знаменский. — Скопин рекомендовал мне тебя как квалифицированного специалиста.

— Польщена, — фыркнула Зиночка. — Знает, на ком воду возить.

Удостоверясь, что вокруг никого нет, Пал Палыч схватил ее в охапку и перенес через лужу. Он верил, что Зина не подведет. До сих пор не подводила.

Единственной реальной зацепкой, которая вскоре попалась Знаменскому, был перерасход красителей. Из месяца в месяц, из года в год.

В «красный уголок», отведенный Знаменскому для допросов, он пригласил начальника красильного цеха Зурина.

Пришел. Невидный, егозливый мужичонка лет пятидесяти. Прятал взгляд — острый и умный. Упорно играл под дурачка. Сначала просто совсем «ничего не понимал».

— Повторяю, Зурин, — по десятому разу втолковывал ему Знаменский, — «левое» сукно, изъятое в магазинах, с вашей фабрики!

Зурин вздыхал с видом невинного страдальца.

— Отродясь у нас «левака» не бывало.

— А почему тогда перерасход красителей?

— Да какой там перерасход! Никакого перерасходу!

«Сказка про белого бычка. Обратимся к фактам».

Знаменский заглянул в записи:

— Вот хотя бы артикул восемьдесят шесть дробь сорок. Вместо трехсот килограммов вы израсходовали четыреста пятьдесят.

— Вам, конечно, виднее, — равнодушно отозвался Зурин.

— И куда пошли лишние сто пятьдесят килограммов?

— Как куда? С кашей я их, что ли, съел? Вся эта дробь сорок, сколько ее было, вся в производство пошла.

— А сколько ее было?

— Сколько завезли, столько и было.

«Ты глупый? Ладно, будем оба глупые».

— Давайте считать вместе. Завезли триста кэгэ, — Знаменский крупно вывел на листке «300» и показал Зурину. — Я верно записал?

— Ну?

— Истратили четыреста пятьдесят, — он написал это число над прежним. — Выходит сто пятьдесят кэгэ лишку.

— Да откуда взяться лишку?

— Туго у вас с арифметикой, товарищ Зурин. Вспомните, как это делается. — Пал Палыч положил перед ним листок. — Глядите. Сверху большее число, под ним меньшее, слева ставится знак вычитания, внизу под чертой пишется результат. Давайте считать…

Зурин листок отодвинул.

— Вы меня семь раз простите, абсолютной глупостью занимаетесь! Это ж бумажка! А с фабрики план требуют — завезли тебе дробь сорок или не завезли.

— Но нельзя же красить артикулом, который кончился.

— Жареный петух клюнет — покрасишь. Я вон шестой год начальником цеха, и завсегда у нас так. То одного красителя нету, а другого навалом, то наоборот. То партия — не краска, а дерьмо-дерьмом. Чего делать? Соберется в красильне целый совет: и мастера и старые рабочие. «Давай того подсыплем маленько… теперь этого… Ну-ка макни. Подсуши. Пожиже. Погуще…»

Рассказывал Зурин, казалось бы, чепуху, но Пал Палыч почуял правду. А тот продолжал:

— Спрашивай с них после нормы расхода и объем выхода! Мы работаем, а вычитать да складывать — на то девочки в бухгалтерии сидят.

— Чуть где неразбериха в учете — мне сразу объясняют, что производство от этого не страдает.

— Так и есть. Ловите сами не знаете кого! Вон на Первомайской квартиру ограбили, там вас нет!

— Ну это уж не по делу. Вы, если не ошибаюсь, третий раз женаты? — круто зашел Знаменский с тылу.

— Ну…

— Дети есть?

— Само собой. — Зурин беззвучно пошевелил губами, загибая пальцы. — Семь человек.

— Так. Три жены, семеро детей… И всем помогаете?

— Почему же не помогаю? Помогаю.

— А что-то я не видел в бухгалтерии исполнительных листов.

— Обязательно по листу?

— Значит, полюбовно помогаете?

— Понятно, помогаю.

— Справедливо, Зурин. Шутка ли: обуть-одеть-накормить… Сколько вы получаете-то? — Грубовато, но чем такого проймешь.

— Сто сорок получаю. Когда еще премию.

— Небогато, если на семерых поделить. Да сам-восьмой. Хорошо, хоть собственный дом построили, кирпичный. На квартплате экономия, на ремонте.

Зурин взвился:

— Вы меня, гражданин хороший, не стращайте! Не хватало к моим ребятам в миски заглядывать! Это мое личное дело. И дом до следствия не касается. Очередь подойдет — машину куплю! И никто не спросит, на какие такие деньги! Не те нынче времена!

Ишь как поумнел да отбрил. И ничуть не испугался. Попомнить насчет красителей надо, только вряд ли это ключ.

Кибрит достался иного плана собеседник — начальник ОТК фабрики Валетный. Смазливый, пестро одетый, великий ходок по женской части. Тот при встречах со Знаменским расцветал радушной улыбкой. А Кибрит донимал ухаживаниями, очень ей надоедал и отвлекал от работы. Но повода осадить себя не давал, потому что не нагличал, а слащаво таял.

Она проверяла в конторе ОТК, не увеличивают ли метраж на протяжке (как хозяйка оттягивает и утюжит материю, чтоб стало подлиннее). Вооружась лупой, Кибрит подсчитывала количество нитей на квадратном сантиметре: к каждой накладной был пришпилен лоскуток-образец. Занятие нуднейшее. Раз, два, три, четыре, пять… восемнадцать. Наименование ткани, сорт, артикул… взгляд в книжечку стандартов… и опять считай нити.

Подряд проверять — труд неподъемный, но опыт говорит, что можно действовать выборочно, «методом тыка». Если нападешь на серьезное отступление, тогда надо браться за всю партию.

Переналадив станки, чтобы усилить натяжение, наверняка можно нагнать порядочно лишнего метража. А ткань утоньшится неприметно. Но что-то пока (кажется, уже полжизни), сидя в обществе Валетного, Кибрит не находила достойных внимания нарушений. Одна, две, три-четырнадцать. В стандарте? Тоже четырнадцать.

«Неужели пустая трата времени? Хоть бы Валетный не липнул, я от него засахарюсь».

В «работе с дамами» Валетный признавал два козыря: комплименты и тряпки.

— Прошу вас, дайте отдых глазкам. Лучше посмотрите сюда: такой габардинчик вам бы исключительно пошел! Пальто «деми» свободного покроя. Мечта!

— Цвет не мой, — возразила Кибрит, стараясь не сбиться со счета.

— А какой бы вы хотели?

— Морской волны.

— Есть волна! — затрепетав от намечающегося взаимопонимания, Валетный мигом достал образец. Кибрит отложила лупу.

— По-вашему, это волна, товарищ Валетный?

Валетный опечаленно уставился на грязноватый колер своего габардинчика.

— Действительно, волну мы недоосвоили… — И прежде чем Кибрит снова займется делом, заспешил: — А почему это мы с вами так все официально: товарищ Кибрит, товарищ Валетный. Давайте по-дружески: Зинаида Яновна, Илья Петрович. При моей исключительной к вам симпатии и восхищении…

«Понесло. Но, между прочим, он вообще болтлив. Вдруг о чем проговорится. Потерплю уж».

— Хорошо, — прервала она мармеладный поток. — Только чтобы наши симпатии не мешали делу, Илья Петрович.