Антология мировой фантастики. Том 10. Маги и драконы - Льюис Клайв Стейплз - Страница 82

— Что это? — прошептала Фреда.

Скэфлок усмехнулся:

— Один из китайских Цэней, которого мы захватили во время налета. Он сильный и хороший раб, но, поскольку создания его рода могут двигаться только по прямой, пока не ударятся о стену, карлик идет перед ним и на каждом углу ставит щит так, чтобы он повернул, как поворачивает луч, отражаясь от зеркала.

Она рассмеялась, и он с удивлением услышал ее чистый, подобный жемчужине, смех. В смехе женщин — эльфов всегда была нотка злорадства, смех же Фреды напоминал цветущее утро.

Они сидели одни за столом и ели редкие кушанья, воздух вокруг них дышал музыкой. И Скэфлок сказал: — Блюда с пищей и кубки с вином хороши для пиров, но вдвоем лучшей пищей для любящих глаз Фреды вид — драгоценный алмаз.

Она опустила глаза, почувствовав, что снова краснеет, но не смогла не улыбнуться.

Ее начали мучить угрызения совести:

— Как я могу так веселиться после смерти моих родных? Сломано дерево, чьи ветви укрывали землю, и холодный ветер гуляет по бесплодным полям… Она перестала выбирать слова и сказала просто: — Мы все становимся беднее, когда умирают хорошие люди.

— Если они были хорошие, тебе не нужно их оплакивать, потому что они покинули этот мир печали и вернулись домой, назад, к Нему. Вообще я думаю, что единственное, что их там может тревожить — это твои рыдания.

Фреда взяла его за руку и они вышли из комнаты. Священники говорят о смерти как о несчастье…

— Она дотронулась рукой до глаз. — Я люблю их, они умерли и я их оплакиваю.

Скэфлок поцеловал ее в щеку. — Ты не должна обращать внимание на болтовню какого-то дурня — священника. Да что он вообще знает?

Они зашли в следующую комнату с очень высоким потолком. Фреда увидела там женщину нечеловеческого происхождения. Рядом с ней она почувствовала себя маленькой, некрасивой и испуганной.

— Вот видишь, я вернулся, Лиа, — сказал ей Скэфлок на языке эльфов.

— Да, — ответила она. — Без добычи и потеряв больше половины воинов. Славный поход.

— Это не совсем так, — сказал Скэфлок. — Троллей погибло больше, чем эльфов, а их пленники, которых мы освободили, расскажут нам много полезного. — Он обнял ее за талию и прижал к себе. Она покорно поддалась ему, боясь эту холодную белую колдунью, которая сердито на нее смотрела. А посмотри, какую драгоценность я привел с собой.

— Ну и зачем она тебе? — колко сказала Лиа. — В тебе заговорила человеческая кровь.

— Может быть. — Скэфлок был спокоен.

Она подошла к нему ближе и взяла его за руку, вглядываясь в его лицо глазами, наполненными голубыми сумерками и лунным светом.

— Скэфлок, — твердо сказала она, — брось эту девку. Отправь ее домой, если не хочешь убивать.

— У нее нет дома. Я обреку ее на нищету, а она и так слишком много пережила. — И насмешливо: — По чему тебя волнует, что делают два смертных?

— Волнует, — горько сказала Лиа. — Я чувствую, что мое предсказание верно, все тянется к себе подобному… но только не она, Скэфлок! Возьми любую смертную девушку, но только не ее. Я чувствую в ней рок. Ты не случайно нашел ее, и она принесет тебе много несчастья.

— Кто угодно, только не Фреда, — твердо сказал Скэфлок и сменил тему разговора: — Когда вернется Имрик? Король вызвал его на совет, как раз когда я вернулся из Тролльхайма.

— Он скоро будет здесь. Подожди его, Скэфлок, и, может, он сразу же разглядит в ней то, что я только почувствовала и предупредит тебя.

— Я должен бояться девушки. Я, сражающийся с троллями и демонами? прохрипел Скэфлок. — Это даже не карканье, а просто кудахтанье. — И он увел Фреду.

Лиа, пораженная, смотрела им вслед, затем она прошла через длинный зал, в глазах ее блестели слезы.

Скэфлок и Фреда бродили по замку. Сначала ей трудно было разговаривать. Но зелье, которое она выпила, и произнесенные Скэфлоком заклинания постепенно наполнили теплом ее сердце. Она все чаще улыбалась, иногда смеялась, начала болтать и смотреть на него. Наконец он сказал:

— Давай выйдем из замка, и я покажу тебе кое-что сделанное мной специально для тебя.

— Для меня? — спросила она.

— Но может быть, если Норна будет благосклонна ко мне, то и для себя тоже, рассмеялся он.

Они пересекли дворцовый двор и вышли в бронзовые ворота. За ними был сплошной белый солнечный свет, и синие тени, и ни одного эльфа вокруг. Они вошли в блистающий льдом лес, их обоих укрывала мантия Скэфлока. Изо рта шел пар и поднимался к безоблачному небу. Шумел прибой и ветер шелестел среди темных елей.

— Холодно, — вздрогнула Фреда. Ее красные яркие волосы единственные излучали тепло во всем свете. — Холодно.

— Слишком холодно, чтобы скитаться по дорогам, прося милостыню.

— На свете есть люди, которые примут меня. У нас было много друзей, а наша земля, которая теперь принадлежит мне, думаю, будет… — язык ее отяжелел, — хорошим приданым.

— Зачем идти куда-то и искать друзей, когда они есть здесь? А что касается земли — смотри.

Они поднялись на вершину холма, одного из окружающих долину. И там, внизу, Скэфлок сделал лето. Перед небольшим танцующим водопадом стояли зеленые деревья и цветы раскачивались в зеленой мягкой траве. Пели птицы, в воде прыгала рыба, и олень с олененком доверчиво смотрели на двух людей.

Фреда захлопала в ладоши и закричала. Скэфлок улыбался;

— Я сделал это для тебя, потому что ты рождена для лета, жизни и радости. Забудь о суровой зиме, Фреда. Здесь у нас свои времена года.

Они спустились в долину, сбросили мантию, и сели возле водопада. Ветерок трепал их волосы. Ягоды росли вокруг них тяжелыми гроздьями. Скэфлок взмахнул рукой, и цветы, которые Фреда держала в руках, превратились в бусы, он повесил их ей на шею. Она не боялась ни его, ни его колдовства. Она в полусне лежала на спине, ела яблоко, которое вкусом походило на прекрасное вино и, казалось, так же, как оно, пьянило, и слушала его;

Смех, слетающий с губ дорогой,

Словно воинский клич будоражит

Крепче тяжких цепей нас с тобой

Омут рыжих волос твоих свяжет.

Никогда я не хотел подневольной доли

Но отныне мой удел — рук твоих неволя.

Жизнь для ласки и света дана,

как прекрасна отныне она.

Околдован и сам я не свой,

Когда ты, дорогая, со мной.

— Это неприлично, — слабо протестовала она, хотя и улыбалась.

— Почему? Нет ничего правильней, чем это.

— Ты — язычник, а я…

— Я тебя уже просил не говорить о таких вещах. И Скэфлок поцеловал ее. Поцелуй был долгий, нежный вначале, дикий в конце. Сначала она попыталась оттолкнуть его, но силы оставили ее и вернулись, когда она присоединилась к поцелую.

— Что, это было так уж ужасно? — рассмеялся он.

— Нет, — прошептала она.

— Твое горе еще свежо, я понимаю. Но горе умрет, а те, что тебя любили, больше его не узнают.

И действительно, горя больше не было. Остались лишь нежность и легкая грусть. Если бы они могли увидеть его!

— Ты должна подумать о своем будущем, Фреда, а в особенности о той крови, которая течет теперь лишь в тебе. Я предлагаю тебе богатства и чудеса Эльфхайма, не прося никакого приданого, кроме тебя самой, я буду оберегать тебя со всей силой, которой я обладаю, а первым из моих утренних даров тебе будет моя негасимая любовь.

Это нельзя было вызвать искусственно, все получилось само собой, искусство эльфов лишь растопило печаль и поторопило рвущуюся на волю любовь, поскольку ее цветам не нужно никакого солнечного света, кроме молодости.

День закончился, ночь легла на долину лета. Они лежали возле водопада и слушали пение соловья. Фреда уснула первой.

Лежа рядом с ней, держа ее в своих объятиях, слушая ее тихое дыхание, вдыхая аромат ее волос и чувствуя тепло ее тела, Скэфлок вспомнил, как она появилась перед ним со всеми своими радостями и печалями, и вдруг что-то понял.

Скэфлок приготовил для нее ловушку, просто ради забавы. Во время своих путешествий он редко встречал подобных человеческих дев одних, а когда встречал, то они казались его эльфоподобному уму слишком громоздкими как телом, так и душой. Фреда оказалось человеком, которая пробудила в нем страсть, и ему стало интересно, как смертные девы могут любить, и он тоже попался в эту ловушку.