Мафия - Лаврова Ольга - Страница 17

Кто-то заглядывает в дверь:

– Можно, товарищ полковник?

Знаменский делает отстраняющий жест, человек скрывается.

На последней страничке появляется Томин и Сажин.

– Экспертиза из ВНИИ, – сообщает им Курков и показывает большой палец.

– Быстро излагаю суть, – поднимает голову Зна­менский и получитает, полурассказывает: – В последнее время изымаемые у разных людей в разных количествах наркотики конопляной группы, как правило, совер­шенно идентичны и по составу, и по микропримесям. То же относится к веществам, изъятым у гражданина Мор­двинова.

– Продался Морда тресту! – вставляет Сажин.

– Тихо, слушайте вывод. Препараты производятся на одном и том же стационарном оборудовании в одинако­вых условиях.

– Попросту говоря, в одном месте?! – недоверчиво переспрашивает Томин.

– Все по нашей версии! – не выдерживает Сажин.

– И лаборатория, скорей всего, под боком, – пророчески изрекает Курков.

– А как по вашей версии доставляют всю эту траву нам под бок? – интересуется Томин. – Это же сырье, объемы. Тысячи курьеров с рюкзаками?

– Да смелей надо думать, смелей! – горячится Курков. – Если это трест, фактически мафия, они могли внедриться в какое-то предприятие!

– Которое легально получает коноплю? – продолжает Знаменский.

– Ну да!

– Гм… Ну есть такие, конечно. Лубзаводы… Фабрики, где веревки вьют. Пеньку делают на экспорт. Пеньку еще допетровская Русь вывозила.

– Саша, не отвлекайся. Сколько их в наших краях?

– Пять… восемь… в таких пределах.

– Ясно. У нарколабораторий два признака: специфическая вонь – как бы дохлятиной – и мощная вентиля­ция, иначе взорвутся. Всю оперативную часть бригады бросай на разведку!

Ардабьев на своем нынешнем рабочем месте. Обору­дования мы не видим, но слышим мощный гул вентиля­торов.

Внезапно Ардабьев замечает в окно человека, кото­рый пристально разглядывает здание лаборатории. Это Сажин.

– Петровка! – вспоминает Ардабьев.

Ну вот и конец. Он снимает халат.

Выходит из ворот фабрики. Идет. Почти машинально останавливает такси.

На вопрос: «Куда едем?» отвечает: «Прямо». Но где-то по пути он решает: «Стой!»

Выходит из такси, пересекает улицу, направляясь к будке телефона-автомата. Номер набирает по памяти.

– Пал Палыч? Ардабьев. Прошу, не перебивайте!.. Поймете все скоро – ваши уже здесь. Обещайте… жене… правду обо мне. Заставьте Феликса сказать. Меня слома­ли, принудили, объясните ей… Нет, со мной кончено. Второй раз пройти через все – не хочу, не могу! Без вопросов! Со мной конечно. Простите все меня, – и вешает трубку.

Знаменский медленно опускает свою трубку. После большой паузы по внутреннему селектору глуховатым голосом говорит:

– Дежурного по городу…

Его выслушивает помощник дежурного в своем поме­щении, что-то записывает.

– Понял, товарищ полковник: о любом происше­ствии с Ардабьевым В. И., приметы вы дали, сообщить… Не беспокойтесь, Пал Палыч, сделаем.

…Знаменский меряет шагами кабинет. Входит, посту­чавшись, сотрудник из его бригады.

– Пал Палыч, постановление о выдаче вещественных доказательств. Подпишите.

– Оставьте… потом посмотрю.

Слегка удивленный сотрудник кладет постановление на стол и выходит.

Снова помещение дежурного по городу. Тот же по­мощник, с которым говорил Знаменский, теперь зво­нит ему:

– Помощник дежурного майор Петров… Как в воду глядели, Пал Палыч. Только что сообщили. Этот Ардабьев в телефонной будке застрелился десять минут тому на­зад… Подробности такие: из ТТ, в обойме осталось пять патронов… А у него при себе был служебный пропуск… сейчас, записал, – смотрит в блокнот. – Должность – завлабораторией фабрики пеньковых изделий… Назва­ние? Есть!

Курков и Сажин почти врываются к Знаменскому:

– Накрыли производство! Ну размах был, Пал Палыч, оборудование фирменное!

– А люди? – перебивает Знаменский.

– Забрали, кто был, – говорит Сажин.

– Лаборанты, – уточняет Курков. – Правда, при оружии. Но, похоже, кроме Ардабьева с Тушиной, никого не знают.

– Тушина – кто?

– Директор фабрики.

– Привезли?

– Да, с ней Александр Николаич. Ведут сюда.

Курков спешит «настроить» Знаменского против ди­ректорши:

– В один день сменила завскладом и подписала орга­низацию лаборатории. Все шло через ее руки!

– Рабочие очень хорошо о ней говорят, – как бы в противовес его словам добавляет Сажин.

Томин с офицером вводят Тушину. Она держится прямо, но смотрит в пол.

– Товарищ полковник, – подчеркнуто уважительно обращается Томин к Пал Палычу. – Это директор фаб­рики, где производились наркотики.

Тушину качнуло, мельком глянула на Знаменского и снова в пол.

– Присаживайтесь, поговорим.

Та не садится.

– Какие наркотики? – хрипло произносит она. – Меня вызвали с районного совещания… и забрали. Без предупреждения! Я депутат райсовета! Два ордена!

– Тем более удивительно, как…

– Не знаю я, что они там делали в лаборатории! Я там ни разу не была. Никто не скажет, что я туда ходила или они ко мне!

– Безнадежно, Тушина. В лаборатории уже наши люди. Все ясно…

Она хватается за спинку стула.

– Мне говорили, вы порядочный человек. Какой же к вам ключик подобрали?

– Делайте со мной, что хотите! Дети у меня, внуки… Умру – рта не раскрою!

И такая вырывается боль, что наступает пауза. Затем Пал Палыч окликает:

– Сева, – и показывает, чтобы вывел женщину. – В соседнюю комнату.

– Крепко припугнули, – вздыхает Томин.

– Не понимаю, как вы работаете, товарищ полков­ник! – восклицает Курков. – Удивительное у вас свой­ство: кто не хочет, того вы не допрашиваете! Да мы без Тушиной вообще можем не выйти на их трест!

– В том и загвоздка, Курков, чтобы она захотела дать показания. Заставить ее нельзя.

…Продолжение допроса происходит в большом каби­нете, где на стене укреплен киноэкран.

– Мы покажем вам некоторые документальные съем­ки, – объясняет Знаменский. – Начали! – командует он, обернувшись к противоположной стене.

Сменяют друг друга фрагменты съемок, сделанных сотрудниками МВД и врачами-наркологами. На экране опустошенные люди-тряпки в наркотическом трансе. Ос­текленевшие глаза. Потухший разум. Другие буйствуют, катаясь по полу, воют с закатившимися белками.

Проходит галерея пожилых, дряхлых людей. Но называется их подлинный возраст – это юноши и девушки. Наркотики вызывают стремительное старение, буквально в несколько лет.

Еле двигаются от бессилия и ползут по стенке девушки – недавние наркоманки. Не могут сами открыть дверь, за них это делает медсестра. Не могут говорить – шепчут.

И наконец, дети наркоманов. Мучительное уродство. Укрупненные планы безнадежных идиотов.

Тушина всхлипывает, еще раз и, не удержавшись, рыдает в голос…

– Кто они? – спрашивает Знаменский, когда чувствует, что женщина способна отвечать. – Кто вас заставил?

– Я так мало знаю… совсем мало…

– Рассказывайте все, что помните. – Он включает магнитофон на столе. – С мельчайшими подробностями. Упоминание какого-либо места. Внешность. Одежда. Стиль разговора… Цвет машины, первая буква номера. Любая обмолвка в разговоре с вами. Понимаете?

– Да… Я постараюсь.

Коваль шагает по вечерней набережной Яузы. Приос­танавливается посмотреть и подышать. Сзади то ползет, то останавливается его «Волга».

С другого берега через горбатый мостик переходят трое парней лет шестнадцати-семнадцати в одинаковых курточках. Сбегают по ступенькам навстречу Ковалю. На машину они внимания не обращают. Кто когда выскакивал из машины, чтобы уберечь от неприятностей одинокого пешехода?

Традиционное начало:

– Дядя, дай закурить.

– Не курю, племянник.

– Он не курит и не пьет, здоровье бережет.