Мафия - Лаврова Ольга - Страница 13

– Кому же? Поясните смысл ваших выкриков.

– Будто не знаете! Торговец из нас соки жмет, гонит воровать, а у вас с его шефом контакт, да? Мундиром прикрылись, работает в одном кармане!

– Хватит, Папрыкин, что вы городите?

– Да ладно притворяться! Я даже имя скажу: Володя! Володя ведь?

Не то чтобы Пал Палыч поверил намекам арестованного, но какая-то подоплека в них есть, возможно. Это уже беспокойно и неприятно.

На закрытом корте Коваль играет в теннис с Феликсом.

«Псы» немножко болеют.

– Хорошо патрон взял!

– Феликс тоже… только малость суетится.

Сет кончается выигрышем Коваля, и Феликс использует благоприятный момент:

– Олег Иваныч, человека у меня взяли.

– На деле?

– Не-ет, вывеску кому-то почистил.

– Пьяный?

– Стал бы я! – заверяет Феликс.

– Кто такой?

– Двадцать девятый номер.

– А-а, бывший хоккеист, блондин, – Коваль любит показать, что знает людей наизусть, как хороший генерал своих солдат. – Ладно, вытащим.

Когда партнеры, уже переодевшись, выходят на улицу, оказывается, что Коваля поджидает Хомутова.

– Извини, но завтра воскресенье, а потом тебя три дня не будет…

Коваль отпускает Феликса.

– Ты всегда знаешь, где я? – спрашивает Хомутову, идя к машинам.

– Каждую минуту суток.

– Страшная женщина.

Дальнейший разговор происходит в дороге.

– Задержка с пеньковой фабрикой, Олег Иваныч.

– Люба! Я покупаю химическое оборудование, на­шел валюту.

– Железная баба там в директорах, не подступишься!

Коваль немало изумлен, что Хомутова перед кем-то пасует.

– Я подумала назначить удобного директора, но это сколько лишних людей подключать. Неграмотно. Может, сменим адрес? Не одна такая фабрика.

– И другие понадобятся. Если из-за трудностей отме­нять мои решения… лучше разъедемся в разные стороны.

– Понимаешь, Олег Иванович, из рабочих до дирек­тора дошла, – виновато объясняет Хомутова. – Все сво­им горбом. И никаких грехов.

– Семья?

– Муж умер, три дочери, тоже в мамашу, порядоч­ные. Четверо внучат.

– Дети… – чуть задумывается Коваль.

– Олег Иваныч, ты мое отношение к этому зна­ешь! – позволяет себе некоторую резкость Хомутова.

– Да, способ для подонков…

– Зачем мы держим психолога, врача, адвоката? Найдите больное место. Она всю жизнь делала веревки. Только.

– Нет, Гамлет ошибался, – говорит Коваль.

– Гамлет? Быть или не быть?

– Нет, что на человеке нельзя играть, как на флейте. Можно. Как на гармошке. Главное – растянуть мехи, раздуть. И потом на кнопочки нажимая… – изображает, как надо сыграть нужную мелодию.

Тушина, директор фабрики пеньковых изделий, у себя в кабинете. Она дородная, полнотелая женщина с хорошим открытым лицом и начальственной, а порой и грубоватой повадкой.

Входит Хомутова.

– Прием сотрудников по личным вопросам… – густым голосом говорит Тушина, сразу угадав в посетительнице постороннюю.

– Я по вашему личному вопросу, – с неприятной задушевностью произносит Хомутова, садится без приглашения и, поймав взгляд директорши, гипнотически не отпускает его. – Наши семьи, Анна Кондратьевна, связала общая беда. Кира, дочка ваша, в августе отдыхала в Крыму. Познакомилась там с моим племянником. И так это нам обернулось! – Хомутова неторопливо достает платочек, промокает щеки под сухими глазами.

Тушина пока ничего не отвечает, пока лишь изумлена нелепым каким-то визитом.

– Парень только из армии, а девочка красивая, сексуальная, силком тащит в койку, – продолжает Хомутова. – Вот снялись на память, – со вздохом показывает фотографию, где на фоне южного пейзажа смонтирована молодая пара.

Тушина гневно выхватывает фотографию, рвет в клочки и сыплет перед носом Хомутовой на стол. Чтоб Кира кого-то «тащила в койку»?!

– Вранье, вранье и вранье! Пошла вон!

– Зачем так, Анна Кондратьевна. Фотографий-то вон, – Хомутова вынимает и разворачивает веером пачку фотографий. – Вы поймите, у парня из-за Киры большие неприятности!

Тушину осеняет:

– Ты шантажистка, что ли?

– Конечно, шантажистка, – садится поудобней, кла­дет ногу на ногу.

Первый тур обработки так и задуман: убедить Туши­ну, что у нее собираются вымогать деньги. Чем больше вывести из равновесия, раскочегарить, тем сильнее будет шок от дальнейшего.

– Катя! – жмет директорша кнопку на селекторе. – Вызови ко мне… Катя! – крупными шагами выходит в приемную выяснить, что там с Катей, которая не откли­кается.

Это предусмотрено. Секретаршу под благовидным предлогом удалили. Вместо нее Тушина обнаруживает двух молодчиков из хомутовской охраны.

– Кто такие? – грозно спрашивает она.

– Мы с мамой.

– Тоже переживаем.

И тяжелыми взглядами буквально заталкивают жен­щину обратно. Вот так, значит, все обставлено: выйти ей не дадут, даже если б могла бросить директорский каби­нет на волю темной визитерши с ее молодчиками. Рас­правиться с ними врукопашную – сил не хватит. Надо взять подмогу. Но прежде чем Тушиной успеть к селекто­ру, Хомутова вываливает новый шмот грязи:

– Врач сказал: «Радуйтесь, что не СПИД. Сифилис все-таки лечится». Заразила парня ваша Кирочка, Анна Кондратьевна, вот какая беда!

Анна Кондратьевна хватается за сердце. Срам невыно­симый, наглая ложь! Но ход рассчитан верно: чужих она теперь созывать поостережется, уже не к селектору тянет­ся – к телефону.

– Как зовут племянника?

– Леопольд, – жалостливо подсказывает Хомутова и хамит, выходя из образа: – Как кота в мультиках.

– Гадюка! – отвечает ей на это директорша и набира­ет номер.

– Кира, это мать. Ты когда ездила в Крым, фотогра­фировалась с Леопольдом?.. Тебя надо спросить, с ка­ким!.. – Хомутова подсовывает ей карточку. – Стоите на камнях, сзади гора… Высокий брюнет, тонкие усики. Как не помнишь?.. Все, потом объясню.

Она кладет трубку, а Хомутова припевает:

– Вот молодежь! Заразила и не помнит, а?

– Хватит морочить голову! – рявкает Тушина.

– Каково будет ее мужу, как узнает. Он ведь ревнивый страшно, Стасик-то! И сестрам тоже, Наде с Верой.

Тушина решает для вида согласиться:

– Сколько ты хочешь?

– Считайте сами. Леопольду от врача отмазаться, чтоб снял с учета, потом на неофициальное лечение. Мой проезд туда-назад. Ну и этот… моральный ущерб…

– Хорошо. Завтра принесу, – говорит Тушина.

– А-а, надумала в милицию стукнуть, – разоблачает ее Хомутова. – Директорская голова!

– У меня здесь нет.

– Бедная, значит? Могу одолжить.

Хомутова выкладывает несколько толстенных денеж­ных упаковок.

– По десять тысяч. Бери.

У Тушиной все в голове переворачивается кувырком. То было вымогательство, теперь похоже на подкуп. Да что же это такое?!

А Хомутова не дает опомниться:

– Вот повестки в венерологический диспансер. На обследование. Кире и Стасику как официальному полово­му партнеру.

Тушина читает и вскрикивает:

– Ты же знаешь, что она здорова!

– А я вот так поделю, – Хомутова ребром ладони раздвигает пачки, – это доктору, это лаборантке. И будет сифилис. И ни в жизнь твоя Кира не отмоется. Такие же повестки на работу пойдут. Кстати, и уголовная статья есть – за умышленное заражение. Потонешь в дерьме!

– Я пойду в райком! – грозит Тушина. – Я найду управу!

– Хорошо, пришла. Хоть в ЦК. Спасите, шантажиру­ют, будто у дочки сифилис. А там гинекологического кресла нету. Что тебе скажут? Ах, Анна Кондратьевна, мы вам очень сочувствуем. Но поскольку есть официаль­ный вызов, пусть дочка пройдет анализы. Тогда можно обжаловать в райздрав. А сами думают: только бы поско­рей руки вымыть! Мало ли что. Дальше. В райздрав мы успеем раньше тебя. От больших денег нигде не отказы­ваются.

– Аферистка! Подлюга! – вне себя кричит Тушина.

Из приемной заглядывают «мальчики»:

– Мама, не помочь?