Мафия - Лаврова Ольга - Страница 10

– Добрый день, – приветствует он следователя. – Руки не подаю.

– Недавно вы производили вскрытие человека, кото­рый нас интересует, – и Курков показывает фотографию Снегирева.

Патологоанатом смеется:

– Батенька, покажите мне грудную клетку, печень – тогда вспомню. Но лицо!..

– Я попросил в канцелярии ваш акт о причинах смерти.

Врач берет акт:

– Острая сердечная недостаточность. Обычная исто­рия: спазм, – и возвращает бумагу Куркову.

– Скажите, доктор, такая смерть… могла быть спро­воцирована? Подсыпали, капнули?

– Сколько угодно! Простая передозировка обычных лекарств. Сотни две названий.

– А вы проверку на это не делаете?

– Милиция шутит! У каждого, кто упал на улице?

– Понятно… А ведется регистрация, кто получил тело для похорон?

Патологоанатом потешается:

– У нас, батенька, покойников не крадут! Един­ственное место, где нет хищений и пересортицы!

Дежурная часть МУРа, куда поступают донесения от патрульных машин и районных отделов угрозыска. За одним из пультов работает Сажин.

Появляется Курков, отыскивает его взглядом и подходит. По тому, как они здороваются, чувствуется, что не виделись несколько дней. Курков что-то рассказывает, Сажин слушает, переспрашивает, потом отводит приятеля в угол зала, где сигналы вызова и ответы дежурных не так мешают разговаривать.

– Кто, по-твоему, взял тело? – блестит глазами Курков. – Не работал, так что сослуживцы исключаются, а родственников в Москве – никого!

– Ну… друзья. Любовница.

– Сева, он свалился на улице восьмого сентября около пяти вечера. И в это же время был записан на кремацию! Друзья знали о его кончине заранее?!

Сажин произносит шумное и удивленное «Уф»!

– Срочно сожгли, чтобы нельзя было выяснить истинную причину смерти! – высказывает Курков до конца свою догадку.

– Соображения дальше?

– Насчет соображений туговато, – признается Курков.

– А Знаменский что?

– Никаких гениальных советов. Выявляйте, говорит, связи.

– Кстати, слушай, Снегирев ведь стоял на учете. Сна­чала в одном наркологическом диспансере, потом в другом – когда переехал. Не знаю, насколько он лечился, но личные контакты с наркоманами были.

Коваль везет Веронику по городу. В машине они одни, но по пятам следует охрана.

Машины останавливаются у ресторана, все выходят, «псы» делают вид, что отношения к Ковалю не имеют. Вероника их явно не знает.

Музыка, говор, девушка оживленно оглядывается, пока метрдотель ведет их к уже накрытому столику, с которого убирает табличку «Стол заказан».

Тем временем в вестибюле один из «псов» объясняет что-то официанту и передает завернутую в бумагу бутыл­ку. Проходит в зал, присоединяется к напарнику. Сидят они по соседству с патроном, пьют боржом.

А официант торжественно приближается к Ковалю. Он несет ту самую бутылку, бережно обернув ее салфеткой.

– Ради вас и дамы, – почтительно склоняет голо­ву. – Нашли французское шампанское.

Наливает бокалы и ретируется.

– За твое изобретение! – Вероника отпивает гло­ток. – Очень вкусно! А что ты изобрел?

– В фантастике называется «нуль-транспортировка». Показываю принцип.

Коваль раскладывает рядом две салфетки, под левую помещает ключи от машины. Поднимает салфетку – клю­чи исчезли, но появились под салфеткой справа.

Вероника по-детски заинтересована.

– Еще раз! – требует она.

Оркестр заглушает дальнейшие реплики, а когда сти­хает, мы снова слышим разговор:

– Человек человеку редко встречается. Вот был у меня попутчик из Хабаровска. Я даже телефон ему дал, но…

– Тоску по людям я понимаю. По хорошим. Нет, даже по плохим! – вырывается у Вероники.

Она сама смеется тому, что сказала, но Ковалю сле­довало бы расслышать жалобу на одиночество.

Однако он отвлечен цветочницей, разносящей между столиками букетики в целлофане. Подзывает ее и покупа­ет их все оптом.

– Другие женщины останутся без цветов, – пробует протестовать Ника. – Олег, ты все время что-то даришь, даришь. Я как-то от этого… устаю…

– Ты возбуждаешь во мне инстинкт жертвоприноше­ния. И потом сегодня такой день…

Вдруг он вскакивает и направляется к эстраде.

Вероника удивленно провожает его взглядом, «псы» – бдительными.

После недолгих переговоров Коваль занимает место ударника. Короткое музыкальное вступление – и он на­чинает увлеченно солировать. Сегодня для него большой победный день!

Одна из подмосковных «зон отдыха» в лесу. Сезон кончился, безлюдно, пустая палатка «Прокат спортин­вентаря», засыпанные палой листвой скамьи, отслужив­шие свое плакаты о правилах купания.

К центральной вытоптанной площадке ведут две до­роги. Сейчас по ним медленно съезжаются три «Волги» справа и три слева. Они выстраиваются борт о борт по краям площадки, одна группа против другой, оставив между собой нейтральную полосу метров в тридцать ши­риной. И несколько секунд протекают в молчании и неподвижности.

Затем из двух машин высыпают «мальчики» Хомутовой, числом десять, знакомые и незнакомые нам персо­нажи. За ними появляются она сама и Феликс.

В ответ распахиваются дверцы с противной стороны и выпускают на свет Мордят в полном составе, Морду и двух неизвестных нам дотоле дельцов – тоже с подруч­ными.

Хомутова и Феликс неторопливо трогаются вперед. Морда с коллегами следуют их примеру.

Протокола для подобных встреч, разумеется, нет, инициатива предоставлена людям Коваля, и компания Морды лишь подражает им. Поэтому раз сопровождение Хомутовой и Феликса осталось при машинах, то и Мордятам, двинувшимся было навстречу оппонентам, сделан знак не рыпаться.

Двое натрое сходятся представители наркобизнеса для переговоров в центре площадки. Один из дельцов немо­лодой, высокий, резкий в движениях, желчный. Другой флегматичный гладкий щеголь, почему-то в вечернем костюме, на шее бабочка, в кармане цветной платочек.

Сошлись, остановились, заговорил Феликс.

«Псы» настороженно наблюдают, каждый вроде бы просто переминается на месте, но так переминается вра­тарь, ожидая мяча.

Мордята тоже полны воинственной готовности, но у них иная выучка – правые руки в оттопыренных карманах.

Феликс заканчивает короткую речь:

– Итак, мы обеспечиваем снабжение и берем на себя вашу защиту.

– Кроме вас, пока защищаться не от кого! – выпали­вает желчный.

– Пока, – подчеркивает Феликс, – пока дело срав­нительно молодое. А дальше неизбежно начнется рэкет. Понадобится и физическая защита, и юридическая. На Западе, когда организуется трест, поглощающий мелкие фирмы…

– Запад нам не указ! – прерывает желчный и взгля­дывает на флегматика.

– Я человек маленький, – притворно смиреннича­ет тот.

– И у маленького человека могут быть большие не­приятности, – замечает Феликс.

– Контингент у меня – сплошь уголовники. Авось сами отобьемся, – и щеголь поправляет бабочку, скры­вая под скромностью каменное самодовольство.

Феликс набирает воздуху для новой красноречивой тирады, Хомутова его опережает.

– Про него ясно. А вы? – спрашивает у Морды.

– Сроду ни под кем не ходил, сам себе голова! И молодежь сомневается. Хотим, говорят, семейный подряд!

Эта шутка, предлагающая более примирительный тон, позволяет надеяться на возможность согласия.

– Подумайте! – смотрит ему в глаза Феликс. – В данной ситуации самолюбие – плохой советчик, – гово­рит он всем.

– У меня возражения чисто экономические, – отзы­вается желчный. – Говорите, льготы? Грабеж!

– А ты, отец, не жадничай! – злится Феликс. – По­хороны дороже!

Желчный гневно вскидывается, отпрянув на полшага.

Всплеск эмоций замечен охраной, она дергается впе­ред, но всевидящая Хомутова дает отмашку, и обе груп­пы отступают.

– Извините его, он зря нервничает, – улыбается Хо­мутова. – Мы вас слушаем.