На пороге Тьмы - Круз Андрей "El Rojo" - Страница 64

— Я раньше тоже мучилась, — сказала Настя. — А теперь ничего, на чай пересела. Я яблочный пирог буду, — добавила она, разглядывая витрину.

— А я пару ватрушек возьму: очень привлекательно выглядят.

Встали за высокий столик у самого окна, разглядывая через не слишком чистые стекла такую же не слишком чистую улицу, по которой проезжали редкие машины и проходили куда более частые прохожие, повально завернутые в плащи и дождевики, из-за чего подчас даже пол проходящего было определить затруднительно. Злой, холодный ветер рвал и заворачивал полы плащей и время от времени бросал в стекло пригоршни капель. Зрелище было мрачноватым, но настроение от созерцания уже не портилось — привык. Вообще, я как-то привыкать начал, даже вроде уже чувствую здесь себя… естественно, не «кино смотрю». А сегодняшняя ночь и это утро вообще дали такой заряд оптимизма, что я сейчас, наверное, на конец света смотрел бы с блаженной улыбкой.

— Ну что ты решил? — спросила Настя, допив чай и отставив кружку.

— По поводу?

— По поводу обучения на пилота.

— Так согласен кругом! — чуть удивился я вопросу. — Я же говорил.

— Это ты когда говорил, а сегодня подтвердить бы надо. Ладно, сейчас поедем в мою квартиру, надо вещи забрать и сдать комнату, а потом хорошо бы на базар — подкупить кое-чего. Допил?

— Ага.

— Тогда пошли, дел полно, — сказала она.

Тут она права, планы у нас на сегодня были обширные. Завез ее домой, оставив собираться, сам покатил в общежитие сдавать место. Комендант Оразбердыев, который Нурберды Овесдурдыевич, или в быту Нурик, хотел было возмутиться, заявив: «Я тебя дневальным поставиль, надо в наряд сходить», — но, получив червонец, быстро успокоился и внес в график дежурств какие-то изменения. Койко-место он принимал долго и придирчиво, явно рассчитывая еще на один червонец, но, поскольку придраться было не к чему и спонсировать его дальше я не собирался, о чем даже не намекнул, а сказал прямо, претензий все же не высказал, а просто забрал ключ с недовольным видом и дал расписаться в ведомости.

На выходе с Пашкой столкнулся, забежавшим с дождя. Поздоровались, он спросил:

— Съехал уже?

— Ага, койку Нурику сдал.

— Давай, удачи, не забудь адрес на работе сообщить, а то выговор залепят.

— Обязательно.

И тут же столкнулся с Федькой, тащившим под мышкой какой-то сверток. Увидев меня, он оживился, тормознул, прихватив за рукав:

— Вов, эта… о-па… Сегодня хрен с ним, погода паскудная и с машиной заняться надо, а на послезавтра предлагаю сгонять в Сальцево — хочу тебя там с людьми познакомить.

— Что за люди? — поинтересовался я.

— Да торговцы, товар берут хорошо, платят тоже хорошо, чтобы ты в курсе был и вообще… Ну и по базару тамошнему прошвырнемся — он нашего больше раз в пять, наверное. Как ты?

— Сколько туда? Сорок верст?

— Примерно.

— Давай сгоняем, не вопрос, — согласился я.

На сем и расстались. У Насти вещей действительно оказалось немало: узлами и сумками завалили все заднее сиденье. По местным реалиям немало, понятное дело, в другой действительности у средней женщины их бы раз в десять больше должно быть. Или в двадцать. Перевезли на новое место, затащили по лестнице. Разбирать тюки она сразу не стала — сказала, что некогда, займется вечером.

Потом погнали на базар, закупившись необходимым минимумом продуктов домой, а я заодно еще и новую кобуру для ТТ прихватил, потом опять все это отволокли, и уже потом, зарулив попутно в столовую — не от бедности, а для экономии времени, — покатили на аэродром.

Шлагбаум нам поднял незнакомый мне до этого молодой парень в комбинезоне техника, вымазанный маслом до самых ушей.

— Это Дима, механик Коли Гудкова. Дима, это Володя, — представила она нас взаимно. — Серега где?

— На склад погнал, за запчастями, — ответил Дима, подходя к нам, когда мы выбрались из тесного «тазика». — От Милославского звонили — вроде есть на нас фонды, выделили.

— Отлично, самолет наладим! — обрадовалась Настя. — Распоряжения уже подвозили сегодня?

— Был курьер с утра, — кивнул Дима. — Я сам принял, подколол в папку. Погода будет — придется вам круглосуточно летать, чтобы все растолкать.

— Предупреждала же их, чтобы на октябрь и ноябрь много не подкидывали: погоды ведь нет, летать невозможно, — пожаловалась она мне. — А им все по барабану, контора пишет. И разведка, и доставка, и наблюдение… Ладно, пошли в ангар.

Четыре самолета вытянулись в рядок. У ближнего к нам был снят капот и частично разобран двигатель. Это тот самый, на котором мы летали, — вон дырки от пуль уже заделаны. На следующем тоже работал механик, которого я раньше не видел и который был представлен как Марат, третий был частично зачехлен, а остановились мы у четвертого, самого дальнего.

— Готов впитывать мудрость? — спросила Настя. — Этот пока пустой, пилота на нем нет, так что…

— Кстати, а ты говорила, что пилотов трое, — уточнил я.

— Было трое, теперь двое, — сказала она. — Пилот Вася Беляков спалился на краже бензина, вследствие чего уволен мною с позором. Место вакантно. Пока по две машины на каждого.

— Во как, — с уважением сказал я. — А теперь сама подумай: оно мне надо? Дома поругаемся — а ты меня уволишь. Не, так дело не пойдет.

При этом я сложил руки крест-накрест в жесте абсолютного отрицания всего на свете.

— Может, и не уволю — откуда я знаю? — удивилась она моему заявлению. — Там видно будет, тут уже как настроение. В любом случае очень прошу — научись.

— Да че? Я ниче… — пожал я плечами. — Учи.

— Очень хорошо, — кивнула она удовлетворенно. — Значит, так: это самолет По-2, биплан нормального типа с тянущим воздушным винтом, оснащенный мотором М-11. Мотор пятицилиндровый, звездообразного типа, с воздушным охлаждением, с номинальной мощностью сто лошадиных сил и максимальной сто десять. По своему типу самолет относится к вспомогательным, а именно этот является учебным, потому что оснащен дублированными органами управления. На нем ты впервые и полетишь, когда дорастешь.

У Насти был большой эмалированный будильник, который она издевательски именовала приданым и который привезла с собой со старой квартиры. Этот самый будильник меня и поднял, с такой отчаянной силой замолотив молоточком по чашкам звонков, что я спросонья и с перепугу чуть в него не выстрелил, а потом еле удержался, чтобы не метнуть подушку.

— Ты первый в ванную, — сразу распорядилась она. — А я пока завтрак приготовлю.

— За завтрак что угодно, — откликнулся я, обрадованный. — А то у меня с тобой истощение сил будет.

— Пока вроде не ощущается, — сказала она, натянула халатик и направилась на кухню.

— Ощутится — поздно будет, — ответил я резонно, после чего направился бриться, а если точнее, то пока еще осваивать искусство владения опасной бритвой.

Последние пару дней я даже умудрялся уже и не резаться при бритье, что делало мне честь как человеку, способному учиться на собственных ошибках. До этого ошибки проявляли себя явно — в виде порезов, бросающихся в глаза.

Завтрак состоял из яичницы с беконом и чая с печеньем, так что впервые, с тех пор как попал в этот самый Отстойник, ощутил себя с утра сытым. Оделся, подвесил кобуру уже с ТТ, который, к стыду своему, удосужился вычистить только вчера, а наган, подумав, положил на шкаф, прикрыв сверху газетой: и в глаза не бросается, и схватить удобно, случись чего. Пусть теперь дома живет — вроде как для обороны жилища.

Настя собралась быстро, после чего я отвез ее на аэродром, а затем сам поехал на работу. Прямо барином стал: все пешком ходят, а я на машине катаюсь. Но теперь пешком мне стало далековато, если рассчитывать дорогу до аэродрома.

Добрался чуть раньше, завернул в отдел кадров, к невероятно костюмному Пал Демьянычу Березаеву, задумчиво перекладывавшему на столе какие-то бумажки.

— Здражлаю, Пал Демьяныч! — приветствовал я кадровика. — Съехал из общаги, зашел новый адрес доложить.