На пороге Тьмы - Круз Андрей "El Rojo" - Страница 62

Паша нахмурился, покачал головой.

— Это не «немного», — сказал он. — «Гончие» — из самых паскудных тварей, от которых уйти — большое счастье. В разведбате недавно такие патруль порвали возле Лыкова, это на границе Тьмы. Шесть человек в пешем порядке деревню осматривали, так на них со всех сторон, — до бронетранспортеров добежать не успели, и пулеметы прикрыть не смогли.

— Легко верю, — кивнул я. — Скорость очень впечатлила — даже не верится, что такое бывает. Особенно прыжки. Компьютерная графика какая-то, не может живое существо так скакать.

— А они и не факт что совсем живые, — сказала Лена. — До сих пор толком непонятно, как они устроены.

— Не потрошили? — удивился я.

— Пытались, я думаю, — сказала она. — Толку-то? Там через Тьму ничего не видно, а когда она развеивается, так и существо испаряется. Руками щупали — вроде как что-то внутри есть, но много ты разберешь в перчатках и на ощупь?

— Рентген? — предположил я.

— Их не берет: непрозрачные.

— Откуда ты такая грамотная? — удивилась Настя, посмотрев на подругу.

— Я же говорила, что раньше у Милославского на Ферме работала, потом в больницу перешла.

— Что за «ферма» у профессора? — спросил я.

— Десять километров от города, в бывшем железнодорожном депо вроде как исследовательский центр открыли, — сказал Паша. — Вроде экспериментальной базы. Пытаются выращивать там всякое — вот и прозвали Фермой. А за городом — потому что всякое случиться может. Мало ли что вырастят.

— А я и не знал…

Вскоре принесли шашлык, что вызвало немалое оживление за столом: есть хотелось уже всем. Накалывая кусок на вилку, я задумался, а затем спросил:

— Слушайте, а как получается, что тут вообще мясо есть?

— В смысле? — замерла с вилкой у рта Настя.

— В смысле того, что свинья сколько растет? Как мы стареем?

— Нормально она растет, — ответила Лена. — И собаки нормально, и кошки, и все остальное. И раны заживают у нас нормально, и насморк за неделю лечится.

Я помолчал, усваивая сказанное, потом опять спросил:

— Ну а как получается, что мы долгожители?

— Что-то со временем, — ответил Паша. — Только люди, больше никто. Мы… мы как бы не совсем этому миру принадлежим, есть такая версия. И его время к нам относится не совсем напрямую.

— Погоди, старение ведь процесс физический? Так? — окончательно запутался я.

— Может, и так, — кивнул он. — А может, и нет.

— Милославский говорит, что физическое старение — вторично, я его сама об этом спрашивала, — сказала Настя. — Мы стареем в силу какого-то нашего соотношения с течением времени, а физические процессы под это уже приспосабливаются. Поэтому рана зарастает нормально, а вот ребенок растет медленно. Потому что рост и есть старение, а заживление раны — просто процесс. Кстати, забеременеть здесь тоже очень трудно. Никто не предохраняется давно, а случаев единицы. Что-то не так с нами здесь.

— Есть еще момент, — заговорила уже Лена. — Беременная женщина, которая провела вблизи зоны Тьмы достаточно много времени — сутки, кажется, или больше, — оказывается не беременной. Если на раннем сроке.

— В смысле? — не понял я. — Выкидыш?

— В смысле что беременности словно и не было, — ответила она. — Вообще.

— Почему? — уже с мольбой спросил я, понимая, что уже вообще перестал что-либо понимать.

— Увидишь Милославского — спроси, — ответила она. — У него наверняка какая-то теория есть, а я не знаю. Но факт всем известный, хоть и тщательно скрываемый вроде как. Иногда на этом разведбат подрабатывает.

— В смысле? — повторил я свой «коронный» вопрос.

— В смысле что, если женщина залетела нежелательно, можно договориться, чтобы взяли в рейд, — ответила Лена. — Это не поощряется и стоит дорого, но реально.

— Наши тоже так халтурят, — добавил Паша. — Есть несколько человек.

— Это вообще как, преступление? — уточнил я.

— Если только против нравственности, — ответил он. — А вот вывоз гражданских в зону повышенной опасности — преступление. Которого предпочитают не замечать, но, если с этим попадешься, штрафной отряд на полгода обеспечен. Кстати, шашлык офигительный сегодня.

— Ага, точно, — кивнул я, вцепляясь зубами в мясо.

Настроения провести весь вечер в компании не было, так что после ужина мы откланялись и поехали в «Би-Боп», где играл джазовый квартет из местных любителей музыки. На удивление хорошо играл, с фантазией, под них хотелось притопывать ногой и слушать, отставив в сторону стакан. Там было неожиданно неплохо, полумрак и уют, и даже напитки в баре, при всей местной скудности выбора, демонстрировали некое разнообразие, что делало честь фантазии барменов.

Клуб был полон, при этом Настя шепнула, что в зале в основном всякое городское начальство. Но это я еще раньше понял, когда увидел целый ряд легковых полноприводных «доджей» — верный признак начальства, возле которых стояла кучка хорошо вооруженных шоферов, больше смахивающих на телохранителей, дожидавшихся своих хозяев. В общем, тут все по правилам было: народу — рюмочные, начальству — клубы.

Когда вышли из «Би-Бопа», было уже далеко за полночь. Усевшись в машину, Настя спросила:

— Ты же выходной завтра, так?

— Выходной, — подтвердил я.

— Отлично, и у нас погода нелетная ожидается, так что спешить с утра некуда. Выспимся…

Блаженно замурчав, она прижалась ко мне, а я с наслаждением обнял ее за плечи, поцеловав в макушку. Ну вот и все, я счастливейший человек в этом мире. Это как минимум — а так, может, и во всех остальных мирах, всех слоях действительности в совокупности, вместе взятых. Тут даже спорить не о чем.

Доехали до нашего нового места, поставили машину под окнами, в рядок с тремя другими. Огляделись, убедились, что из темноты на нас никто бросаться не собирается, похватав сумки, быстро перебрались в круг света у двери, при этом рук с пистолетов в кобурах далеко не убирая.

Было слышно, как где-то негромко трещит генератор, питающий фонари. На звонок открыл дверь сам толстый, одышливый комендант, явно еще не собиравшийся спать, одетый в военную форму без знаков различия, столь популярную у местных начальников малого ранга, пропустивший нас в тамбур, где тщательно, выдерживая все полагающиеся нормативы, светил нам в глаза настольной лампой, повернув ее шарнирный колпак. Лязгнул засов, дверь в решетке распахнулась, пропуская нас внутрь, и мы зашли в комендантскую — тесную и жарко натопленную.

— А что сами дежурите? — удивился я, когда комендант выдал мне ключи с биркой, вытащив из ящика стола.

— А что мне? — пожал он толстыми плечами. — Дом у нас спокойный, народ по ночам ходит редко, а у меня бессонница. Бывает, что супруга подменяет, а так я один в основном. Да, баллон газовый тебе поставили сегодня с утра, как и обещали, чистое белье в шкафу найдешь на нижней полке, счет из прачечной прямо на нем лежит, деньги мне занесешь, завтра.

Позавчера, когда завозил квиточек из сберкассы с отметкой об оплате, попросил коменданта, которого, к слову, звали Петром Геннадьевичем, обеспечить меня горячей водой и газом на кухне, а заодно и постельным бельем, что он сделать обещал и сделал.

— Спасибо, Петр Геннадьевич, прямо спаситель! — польстил я ему, к явному его удовольствию.

— Да ладно! — отмахнулся он. — Хорошим жильцам всегда рады, соответственно и отношение. Девушка, вы уж простите за намек, если чего, — обратился он к Насте. — Но если планируете тут… ну жить, в общем, то надо зарегистрироваться. Тогда комплект ключей вам выдам и опять же претензии предъявить сможете, если что не так.

Настя не смутилась, а просто вытащила из кармана карточку удостоверения личности и протянула Петру Геннадьевичу, при этом сказав: «Я сюда жить». Тот кивнул солидно, выложил документ перед собой и начал аккуратно переписывать данные из него в домовую книгу, диктуя самому себе — для солидности, наверное.

— Так… Дроздова Анастасия… Владимировна… пилот… вот как? Слышал я про вас, слышал, кто же не слышал, мы со всем уважением… Так… порядок, документик получите, — добавил он, придвигая удостоверение по столу к ней и придавливая его звякнувшими ключами. — Теперь порядок, и вы тут в своем полном праве.