На пороге Тьмы - Круз Андрей "El Rojo" - Страница 60

— Десять — двенадцать, если навскидку, — сказал тот и кивнул головой в сторону гаража: — Тут важно, что Свистунов скажет: вторая подпись в акте у него.

Посмотрел он при этом так выразительно, что я понял две вещи сразу — Рома опасается быть подслушанным, и у них с этим самым Свистуновым здесь неплохая кормушка. Сколько Рома получает? Как мы, рублей триста в месяц? И то хорошо, может, и меньше, а с двенадцати тысяч они на двоих двенадцать сотен сшибут — неплохо, жить можно. И, в общем, не так уж терзает городской бюджет: у любого оценщика всегда вилка есть — этому по минимуму оценил, а этому по максимуму. Сказал десять — двенадцать, — значит, будет двенадцать, а нам на руки одиннадцать — всем сплошная выгода. Ничто не ново под луной и даже в этом, худшем из миров.

«Тазик» мерно молотил двигателем на улице, и Рома, обратив внимание, спросил:

— Себе взял или на продажу?

— А что? — поинтересовался я на всякий случай.

— Да если на продажу, то покупателя найти могу, — пожал он плечами с деланым равнодушием. — За нормальные деньги.

Почему-то по выражению его лица мне показалось, что сам Рома и намерен выступить таинственным покупателем — больно уж маслеными глазками он на «швимваген» все время поглядывал. Приносит ему доход работа, наверное, позволяет себе… А что, машинка с виду скромная, вроде как страсть к «откатам» в глаза бросаться не должна.

Но тут проблемка — я «тазику» обещал не расставаться, да и мне самому автомобильчик нравился. Пусть сиденья простенькие, каркасные, пусть обстановка такая спартанская, что дальше некуда, но бежал он бодро, через колдобины переваливался легко, да и тонкий небольшой руль после «носатого» было крутить очень легко — «запорожец», да и только. Даже звук похож.

— Не, продавать не буду, это под себя, — сказал я, к Роминому разочарованию.

Федя посмотрел на меня задумчиво, потом на Рому, сказал:

— А на фига тебе амфибия? Ты куда на ней плавать собираешься? «Кюбеля» себе бы взял, за глаза хватит. И дешевле обойдется небось.

— А где его взять? — вздохнул тот. — У кого «кюбель» есть, тот его хрен продаст: на бензине чистая экономия. А что другое мне не по карману, — в общем, если только совсем руину какую.

Последняя фраза прозвучала неискренне, и то, как я думаю, с прицелом на возможные скрытые микрофоны.

— Можно «кюбель» поискать, есть одна наколка… — сказал Федя, глядя тому прямо в глаза. — И состояние как раз такое… так себе, но ездить будет, подшаманите где надо.

При этом Федя продемонстрировал жест, никак не соответствующий сказанному: показал отставленный большой палец. Рома воздел светлые бровки, затем кивнул, вроде как задумчиво…

— Ну если будет возможность, то меня не забывайте. Может, как-нибудь в рассрочку договоримся, частями выплачу, с зарплат. Ну и накопил что-то — два года на машину собираю.

Диалог начал было забавлять, но быстро сошел на нет — тема исчерпалась. Я так понял, что Федя имел в виду тот самый «кюбель», что стоял в одном боксе с «тазиком», и с его помощью он намерен навсегда подружиться с оценщиком Ромой.

Вошел в конторку Свистунов, вытирая руки грязноватой тряпкой, сказал:

— Ром, первую категорию смело пиши, хранилась хорошо. Под замену сальники кое-где, и то не пожар. Никаких особых замечаний. Аккумуляторы тоже приличные, зарядятся. Берем все. Вот тут я расписал про них…

Он выложил на стол какую-то бумажку. Рома кивнул солидно, вновь что-то почеркал в акте, пощелкал лежащими на столе счетами, вписал результат, затем дал расписаться этому самому Свистунову, после чего сказал, обращаясь уже к нам:

— Машина оценена в одиннадцать тысяч девятьсот рублей, по аккумуляторам разблюдовку приложил, всего тысяча четыреста двадцать целковых. Расписывайтесь.

— А когда, простите, можно деньги получить? — очень тонко намекнул Федя.

— В следующий понедельник приходите в нашу бухгалтерию, — сказал Рома, убирая все свои бумажки в папку и протягивая Федьке копию акта. — Второе окошко, все будет готово. Обратно отвезете?

— Без проблем, — сказал я, поднимаясь.

— Эва, гля какой! — сказал механик Серега, поднимая шлагбаум и пропуская меня на аэродром. — Где взял?

— Где взял, там больше нет, — сказал я и засмеялся: — Правда нет, один был такой. За Митино катались — там нашли.

А что? Порфирьевск вполне себе за Митино находится, ни в одном слове не соврал, сама честность. Просто коммерческую тайну храню.

— А сюда на нем женихаться приехал? — подковырнул он.

— Ну что ты своими грязными механичьими граблями в чужую личную жизнь? — притворно возмутился я. — Приехал и приехал.

— Ну заходи, раз приехал, Настя в дежурке с бумагами какими-то сидит, остальные уже по домам двинули.

— А ты чего?

— А я в ночь сегодня.

«Тазик» встал рядом с «АР-43», оказавшись совсем маленьким даже на фоне этой отнюдь не слишком большой машины, и теперь я его вполне смело заглушил — аккумулятор воскрес, покатав нас с Федькой по всем адресам, куда нам было надо.

Самолеты были внутри, ворота закрыты. Настю я действительно нашел в дежурке сидящей над стопкой каких-то бумаг, больше всего напоминающих счета. Услышав, как я вошел, она вскинулась, заулыбалась, потом вроде как нахмурилась.

— А я уже ждать перестала. Ты вообще как, а? Совесть есть?

— Ну как, пока туда, пока обратно, пока здесь все сдали… и прямо сюда. Честно говоря, думал, что ты уже уехала.

— И ты с этим смирился? — удивилась она, встав и положив руки на пояс, как бы демонстрируя готовность высказать все, что думает.

— Я решил сначала в этом убедиться — и лишь потом вырабатывать определенную позицию, — соскочил я с прямого ответа.

— Вот как? Ну-ну, — сказала она сурово, но сразу засмеялась: — Ладно, как вы? Удачно?

— Не то слово, — расплылся я в самодовольной лыбе. — И доход, и транспорт, и вообще я теперь жених. И куда-нибудь приглашаю.

Она с сомнением посмотрела на свой наряд, затем сказала:

— Сначала переоденусь, так не пойду.

— Но принципиальных возражений нет?

— А с чего им быть? — вроде как даже удивилась она. — Кстати, ты уже переехал?

— Пока нет, да что мне переезжать? Нищему собраться — сама знаешь, одна сумка с вещмешком.

Она подошла к овальному зеркалу, висящему на стене, распустила хвост и начала причесываться, с трудом протягивая расческу сквозь густые волосы.

— Я чего-то не поняла… — заговорила она сквозь сжатые губы, которыми удерживала «хвостовой» шнурок. — Ты собрался меня сегодня соблазнять, а еще не переехал?

— По пути тормознем, я за мешком забегу, — а то боялся, что ты уедешь, торопился. И кто-то другой соблазнит.

— Угу, — кивнула она. — Оно и видно. Ладно, свяжешься с таким, как ты, — небось и не к такому обращению привыкнешь. Поехали за твоим мешком, потом меня переодеваться завезешь. Нет, ну ты кавалер или кто? Мне там тебя еще ждать?

— Давай сначала тебя завезу и метнусь к себе: мне там две минуты всего нужно, — предложил я.

— Понятно, а я, значит, час буду собираться? — фыркнула она. — Пошли.

Реакции на «тазик» я ожидал всякой, но, к радости моей, он Насте понравился. Понравился дружелюбным видом, почти противоестественным для военной машины, и забавными натяжными сиденьями, и даже своими компактными размерами. Не слишком понравился разве что способ залезания внутрь, особенно под натянутый тент, но мне он нравился еще меньше — у меня с ростом все в порядке. Еще внушало опасение в преддверии зимы отсутствие печки, но ее не было ни в «виллисах», ни в «газиках», ни в каких других маленьких военных машинах. Одеваться будем потеплее.

«Тазик» замолотил своим моторчиком и резво покатил по Краснопролетарской, объезжая лужи и подпрыгивая на колдобинах, отчего лучи его фар метались по стенам и деревьям.

До Настиного дома было совсем недалеко, и я высадил ее у самого подъезда, выслушав предупреждение:

— У тебя тридцать минут, чтобы быть здесь со всем своим барахлом, понял? Бибикнешь.