Черная стрела - Стивенсон Роберт Льюис - Страница 17

отважился спросить его, отчего он плачет.

– Помните, мастер Шелтон, что я вам говорил? – сказал наконец Хэтч. – Я говорил, что

все мы будем убиты. Сэлдэн был молодчина, и я любил его, как брата. Его убили вторым. Ну

что ж, мы все пойдем за ним! Как сказано в том подлом стишке про черные стрелы? «Они

без промаха летят и никого не пощадят». Так, кажется? Ну что ж, Эппльярд, Сэлдэн, Смит и

старый Гэмфри уже убиты. А в замке лежит несчастный Джон Картер и зовет, бедный

грешник, священника.

Дик прислушался. Как раз над его головой находилось низкое оконце, из которого

доносились стоны и причитания.

– Он лежит здесь? – спросил Дик.

– Да, в комнате второго привратника, – ответил Хэтч. – Он так страдает душой и телом,

что мы не могли втащить его дальше. При каждом нашем шаге он думал, что умирает. Но

сейчас, мне кажется, он испытывает только душевные муки. Он все зовет священника, а сэр

Оливер, не знаю почему, до сих пор не подошел к нему. Ему придется долго исповедоваться.

А бедняга Эппльярд и бедняга Сэлдэн умерли без исповеди.

Дик, крадучись, подошел к окну и заглянул в него. В маленькой, низкой комнатушке

было темно, но все же ему удалось разглядеть старого солдата, стонавшего на соломенной

подстилке.

– Картер, бедный друг, как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Мастер Шелтон, – ответил тот взволнованным шепотом, – ради всего святого,

приведите мне священника! Увы, мне пришел конец! Мне очень плохо, рана моя смертельна.

Окажите мне последнюю услугу – приведите священника. Ничего другого вы уже не можете

для меня сделать. Ради спасения моей души, поторопитесь! У меня на совести преступление,

которое ввергнет меня в ад.

Он застонал, и Дик услышал, как он от боли и страха скрежещет зубами.

Как раз в эту минуту в дверях появился сэр Дэниэл. В руке он держал письмо.

– Ребята, – сказал он, – нас разбили. Разве мы отрицаем это? Нет, мы не отрицаем. Но

мы постараемся как можно скорее снова сесть в седла. Старый Гарри Шестой свергнут. Ну

что ж, мы умываем руки. Среди приверженцев герцога Йорка у меня есть добрый друг, его

зовут лорд Уэнслидэл. Я написал этому моему другу письмо. Я прошу у него

покровительства и обещаю щедро отблагодарить его и за прошлое и за будущее. Не

сомневаюсь, что он отнесется к моей просьбе вполне благосклонно. Просьба без даров – все

равно что песня без музыки. И я наобещал ему, ребята, множество всякого добра, я не

поскупился на обещания. Чего ж нам теперь не хватает? Не буду обманывать вас: нам не

хватает очень важного. Нам не хватает гонца, чтобы доставить письмо. Леса, как вам

известно, полны людей, желающих нам зла. А нужно спешить. Но без осторожности и

хитрости ничего не выйдет. Кто из вас возьмется доставить это письмо лорду Уэнслидэлу и

привезти мне ответ?

Сразу же поднялся один из воинов.

– Я, если изволите, – сказал он. – Я готов рискнуть своей шкурой.

– Нет, Дикки-лучник, не позволю, – ответил рыцарь. – Ты хитер, но неповоротлив. Ты

бегаешь хуже всех.

– Ну, тогда я, сэр Дэниэл! – крикнул другой.

– Только не ты! – сказал рыцарь. – Ты бегаешь быстро, а думаешь медленно. Ты сразу

угодишь в лагерь к Джону Мщу-за-всех. Вы оба храбрецы, и я благодарю вас. Но оба вы не

годитесь.

Тогда вызвался сам Хэтч, но и он получил отказ.

– Ты мне нужен здесь, добрый Беннет. Ты – мая правая рука, – ответил ему рыцарь.

Наконец из многих желающих сэр Дэниэл выбрал одного и дал ему письмо.

– Мы все зависим от твоего проворства и твоего ума, – сказал он. – Принеси мне

хороший ответ, и через три недели я очищу мой лес от этих обнаглевших разбойников. Но

помни, Трогмортон: дело не легкое. Ты выйдешь из замка ночью и поползешь, словно

лисица. Уж не знаю, как ты переправишься через Тилл... Они держат в своих руках и мост и

перевоз.

– Я умею плавать, – сказал Трогмортон. – Не бойтесь, я вернусь благополучно.

– Ступай в кладовую, друг, – ответил сэр Дэниэл, – и прежде всего поплавай в темном

эле.

С этими словами он повернулся и вошел в сени.

– У сэра Дэниэла мудрый язык, – сказал Хэтч Дику. – Другой на его месте стал бы

врать, а он всегда говорит своим воинам всю правду. Вот, говорит, какие нам грозят

опасности, вот какие предстоят трудности, и еще шутит при этом. Клянусь святой Варварой,

он прирожденный полководец! Каждого умеет приободрить! Посмотрите, как все принялись

за дело.

Это восхваление сэра Дэниэла навело Дика на одну мысль.

– Беннет, – спросил он, – как умер мой отец?

– Вы не меня об этом спрашивайте, – ответил Хэтч. – Я ничего о его смерти не знаю и

не хочу болтать попусту, мастер Дик. Человек должен говорить только о том, что он сделал

сам, а не о том, что он слышал от других. Спрашивайте сэра Оливера или, если хотите,

Картера, только не меня.

И Хэтч отправился проверять часовых, оставив Дика в глубоком раздумье.

«Почему он мне ничего не сказал? – думал мальчик. – Почему он назвал Картера?

Картер... Видимо, Картер принимал участие в убийстве моего отца».

Он вошел в замок, прошел по устланному каменными плитами коридору с низкими

сводами и очутился в той комнатушке, где стонал раненый. Картер, очнувшись, посмотрел с

ожиданием на Дика.

– Вы привели священника? – воскликнул он.

– Нет еще, – ответил Дик. – Я прежде хочу сам с тобой поговорить. Ответь мне: как

умер Гарри Шелтон, мой отец?

Лицо Картера передернулось.

– Не знаю, – ответил он упрямо.

– Нет, ты знаешь, – возразил Дик. – И тебе не удастся меня обмануть.

– Говорю вам, не знаю, – повторил Картер.

– Ну, раз так, – сказал Дик, – ты умрешь без исповеди. Я своего добьюсь, я человек

упрямый. Священник к тебе не придет. Какая польза в раскаянии, если ты не хочешь

исправить сделанное тобою зло? А исповедь без раскаяния не стоит ничего.

– Как легкомысленны ваши слова, мастер Дик, – спокойно сказал Картер. – Дурно

угрожать умирающему, и это недостойно вас. Вы поступаете скверно и, главное, ничего этим

не добьетесь. Не хотите звать священника – не надо. Душа моя попадет в ад, но вы все равно

ничего не узнаете! Это последнее мое слово.

И раненый повернулся на другой бок.

Сказать по правде, Дик чувствовал, что поступил необдуманно, и ему было стыдно

своих угроз. И все же он решил сделать еще одну попытку.

– Картер, – сказал он, – пойми меня правильно. Я знаю, что ты выполнял чужую волю:

слуга должен повиноваться своему господину. Я тебя ни в чем не виню. Но с разных сторон

я слышу, что на мне, молодом и ничего не знающем, лежит великий долг – отомстить за

отца. Прошу тебя, добрый Картер, забудь мои угрозы и добровольно, с искренним

раскаянием помоги мне!

Раненый молчал. Как ни старался Дик, он не добился от него ни слова.

– Ладно, – сказал Дик, – я приведу тебе священника. Хотя ты виновен передо мной и

перед моим отцом, я не хочу быть виновным ни перед кем, и особенно перед человеком,

который сейчас умрет.

Старый солдат выслушал его все так же сурово и неподвижно; он даже не стонал. И

Дик, выходя из комнаты, почувствовал уважение к этой суровой твердости.

«А между тем, – думал он, – что значит твердость без ума? Если бы руки у него были

чистые, ему незачем было бы молчать; его молчание выдает тайну лучше всяких слов. Все

улики сходятся. Сэр Дэниэл – либо сам, либо с помощью своих воинов – убил моего отца».

С тяжестью на сердце остановился Дик в каменном коридоре. Неужели в этот час,

когда счастье изменило сэру Дэниэлу, когда он осажден стрелками «Черной стрелы» и

затравлен победоносными сторонниками Йорка, Дик тоже пойдет против него, против своего

воспитателя и защитника? Какая жестокая необходимость!