И весь ее джаз… - Гольман Иосиф Абрамович - Страница 4

Сегодня Мария Ежкова в институт не пойдет. Удивит педагогов, согруппников и весь ее джаз.

А вместо этого будет весь вечер и всю ночь преступно планировать незаконную продажу криминально добытой и ей не принадлежащей осетровой икры.

Что поделать, даже с музыкантами иногда происходит такое…

2. Москва. Мария Ежкова. Активное перемещение по городу

Как известно, активно перемещаться по столице можно только на метро. Что Мария и сделала, благоразумно оставив свой «опелек» у ближайшего входа в подземку.

Первым делом поехала к Ашоту. Не то чтобы друг-товарищ, но долго были в одной компании, да и теперь она частенько заходила в его заведение. Ресторан у Акопяна был не высшего класса, однако довольно приличный.

Цены соответствующие – горячее тянуло на полтысячи. Не для Машки, конечно, которой галантный Ашот выделил персональную ВИП-карту с половинным дисконтом. Впрочем, шубку его жене Мария тоже сделала не по общей таксе.

Короче, Ашот со своим заведением процветает. Почему бы ему не взять икорки для своих необщих пати? На общие, пожалуй, побоится: человек он не рисковый.

Акопян Машке обрадовался.

Сразу прикрыл какое-то мелкое совещание, аккуратно распределил немногочисленные волосы по высокому лбу и присел с ней за маленький столик у окна.

– Давно не заходила, Машунь, – укорил он.

– Виновата, – согласилась Ежкова. – Исправлюсь. Как с бизнесом раскручусь.

– А что с бизнесом? – удивился Ашот. – Ты вроде никому дорогу не перебегаешь.

– Да я тут корабль купила, – отмахнулась она.

– Корабль? – поразился тот.

Но поразился как-то без восторга. Что ж ей так на романтиков не везет? Что Ромка ее, что этот. Все молятся на свою синицу в руке. «Зато люди хорошие», – про себя грустно отдала им должное Машка.

– Кстати, спасибо тебе от Гаянэ, – сам сменил тему хозяин заведения. – Она в восторге, ждет не дождется зимы.

– Не за что, – улыбнулась Мария.

На самом деле, похвала ей была приятна. Потому, наверное, и занялась беготней с мехами, хотя имелись более выгодные предложения. Например, бабки обналичивать, благо каналы наработались. Пришлось бы, правда, пошастать с крупными суммами в объемистой дамской сумочке, но зато – никаких проблем со складом, поставкой товара и, главное, сбытом. Все хотят наличку и не хотят платить налог на добавленную стоимость. А поскольку эту скважину уже двадцать лет прикрыть не могут, значит – просто не хотят и еще двадцать не прикроют. По крайней мере, при нынешней власти.

Кстати, против нынешней власти Мария лично ничего особо не имеет. Сама живет и другим дает. Разве что аппетиты у нее болезненно завышены, что, в принципе, может привести к опустошению всей кормушки.

Но сейчас Ежкову гораздо больше волнует другое.

– Слушай, Ашотик, ты черную икру любишь? – в лоб спросила она.

– Если недорогая и качественная, – сразу оглянувшись и понизив голос, ответил Акопян.

«О-о, как все непросто», – подумала Мария, но списала эти опасения на особенности Ашотова характера.

– Качество – отменное. Малосол. Слово даже во французский язык вошло. Заводская. В стекле. Цена: сто граммов – три тысячи рублей, килограмм – двести пятьдесят. – Машка опиралась на коммерческие соображения Ведерникова, но разумно оставила себе простор для торговли.

– Цена хорошая, – Ашот торговаться и не собирался, видать, не впервые покупал этот деликатес.

– А качество попробуешь, – обрадовалась Мария. – Сколько возьмешь? – В мечтах она уже начала распределять миллионы. Похоже, теперь и на водостойкую косметику найдется.

– Килограмм точно, – подумав, ответил ресторатор.

– Сколько? – не сдержала разочарования икорная олигархша.

– Ну, два, – выдержав паузу, решил поддержать девушку Ашот.

Все-таки он хороший. Что никак не облегчает ее жизнь в целом.

– Спасибо, – поблагодарила Мария и бессовестно потеряла интерес к дальнейшей беседе.

Попрощавшись с Акопяном – он вежливо вышел ее проводить, – сразу стала перебирать в уме следующих потенциальных партнеров. Их, судя по аппетитам ее изысканий номер один, теперь требовалось не менее сотни.

Имелось же в записной книжке гораздо меньше – не всем ведь в лоб предложишь криминальную операцию. Кроме того, чтобы взять много, они должны были быть либо рестораторами, либо торговцами.

Нет, торговцев вычеркнем, одернула себя Маша. Куда они икру выставят? На какую витрину? Это как донос на самих себя написать.

В итоге остались двое: Паша Лохматов и Веруня Евлагина. Первый, безнадежно влюбленный в нее со студенческих лет, сейчас трудился организатором эвентов. Самыми частыми эвентами были, естественно, свадьбы. Паша еще в универе собирался заняться этим бизнесом. И объяснял Машке, что ориентироваться нужно на бедных. Потому что их больше и женятся они чаще. То есть не в смысле, что они – многоженцы. Просто, поскольку их больше, то и свадьбы случаются интенсивнее.

Эту тему додумывать Машке не захотелось, так как Павел тоже получался не романтик. Зато кусок хлеба имеет каждый день.

Что за чудовищная фраза!

Нырнув под землю, полетела в грохочущем вагоне к Лохматову.

Пашка ожиданий не обманул. Тут же позвонил первому клиенту – свадьба через два дня – и легко продал сто пятьдесят граммов. Для утреннего захода, когда соберутся только близкие родственники. Чтоб ни одна икринка не попала не в тот рот.

Еще столько же Пашка обещал попытаться продать через неделю, следующему клиенту.

– А ничего что по телефону? – обеспокоилась Машка.

– По мелкому – никто не пристанет.

– У меня-то по-крупному, – поежилась она.

– Но я ж тебя не выдам! – удивился Лохматов.

Это точно.

Может, он и не романтик, но Марию Ивановну Ежкову не выдаст никогда.

Она поцеловала его в аккуратно выбритую розовую щечку и ушла, оставив эвент-мастера в душевных муках.

«Может, осчастливить его, как окошко в делах выпадет», – вяло подумала Машка, но не заострилась на этой мысли, так как доминантной она на данный момент точно не являлась.

Теперь – Веруня Евлагина.

Вот кто точно романтик.

Побывав по обмену, еще в студенческие времена, в Италии, она в нее вполне романтично влюбилась. И в привычную Италию, с Колизеями, Ватиканами и прочими достопримечательностями. И в мало кому известную сельскую Италию, в частности – Тоскану.

Так влюбилась, что променяла гарантированную карьеру в большом папином банке на рисковую жизнь мелкого поставщика не сильно известного, хотя и тосканского алкоголя. На элитный, прославленный примитивно не хватало средств – папа был недоволен бизнесом дочери. Он говорил, что мороки, как в «большом» алкоголе, а денег – как у медсестры в муниципальной больнице. Почему-то пример с медсестрой казался ему максимально убедительным.

Но Веруня не сдавалась, продолжала возить. Вино, видать, было неплохое, однако в магазины продавалось со скрипом – там все было схвачено алкогольными монстрами. А маленькие кафешки если и брали, то на реализацию и никогда не спешили возвращать деньги.

Еще был путь продаж – организация тусовок, где сама Веруня или найденная ею такая же сумасшедшая дама-сомелье рассказывали собравшимся, как хорош их продукт. Собравшиеся с удовольствием его дегустировали, но покупать оптом тоже как-то не спешили. А такого рода розница на относительно дешевом продукте много прибыли дать не могла.

Веруня – точно хороший человек, подумала Маша. Именно на ее тусовках Мария впервые выступила как певица. В качестве бесплатного довеска к вину – не просить же денег с нищей банкирской дочки.

Может, и сейчас что-то подскажет, она ж рестораторов десятками знает.

Веруня Машке однозначно обрадовалась.

Посидели за бутылочкой какой-то очередной «супертосканы». Ежкова вкуса не понимала, кислятина какая-то. Уж лучше водки выпить. Но честно хвалила терпкий напиток, так как любила Веруню.

По делу, правда, не продвинулись: икру Евлагина продавать отказалась. С рестораторами у нее и так проблемы, а тут еще икра. Желая помочь хорошему человеку, позвонила папе. Тот согласился взять килограмм, и то не для себя, а для строптивой дочки – она ему казалась бледной, и он подозревал у Веруни нехватку гемоглобина.