Чего хотят парни? - Ярский Макс - Страница 19

Когда мы вернулись, мама с Алисой сразу занялись осмотром и примеркой новых вещей, отец упал возле телевизора и заявил, что на сегодня с него хватит. Я быстро перекусил и отправился на пляж, где договорился встретиться с нашей компанией. Я заметил ребят, они сидели в пляжном баре возле стойки и что-то весело обсуждали. И в этот момент пошел противный мелкий дождик. Даня тоже заметил меня и замахал мне рукой.

– Ну как прокатились? – спросил он. – Что-то ты аж побледнел. Видно, от переизбытка впечатлений. Но я вообще давно понял, что культура – это пища, которая плохо переваривается, если ее переесть. А наш Макс обожает всякие архитектурные памятники. Так что, девушки, предупреждаю! Он и о вас может забыть, если увидит какой-нибудь древний собор.

– Привет, девчонки! – поздоровался я и присел рядом с Викой.

Она мило засмущалась, но прижалась ко мне плечом. И сразу стало так приятно на душе.

– Дождь, кажется, усиливается, – заметила Лиза, глядя на шероховатую поверхность океана. – Ребята, может, отправимся в Diamond Strike?

– А что там? – с любопытством спросил Даня.

– Боулинг, – улыбнулась она. – Отличный клуб! И бар там хорош!

– А что, я не против шары покатать! – обрадовался Даня.

Я глянул на Вику. Она приподняла брови, но промолчала. Косынка по-прежнему закрывала ее лоб, только сегодня она была красная, в цвет ее платья. По правде говоря, мне очень хотелось побыть с Викой наедине. И Даня понял меня без слов. Он приобнял Лизу за талию, подмигнул мне и предложил «распределиться по парам».

– Если, конечно, девушки не возражают, – добавил он. – Кто за боулинг?

Лиза рассмеялась и подняла руку. Вика тихо сказала, что сегодня немного устала и хотела бы просто пройтись.

– И дождь тебя не смущает? – озадаченно спросила Лиза. – В такую погоду лучше находиться в закрытом помещении.

– Да это так… и не дождь вовсе… просто брызгает! – ответила Вика.

– Понятно! – сказала ее подруга, подхватила Даню под локоть и помахала мне рукой. – Доверяю тебе Викуську, – добавила она. – Надоест гулять, присоединяйтесь!

Даня улыбнулся, и они двинулись в сторону домов.

Я повернулся к Вике. Она посмотрела мне прямо в глаза.

– Тебе идет красный цвет, – заметил я и снова ощутил внутреннюю скованность.

Вика нравилась мне все сильнее, что-то было в ней настолько милое, что хотелось обнять эту девушку и никуда не отпускать.

– Спасибо, – тихо ответила она. – Макс, я получила твою фотку. Классно получилось!

– Да ничего особенного! – ответил я. – Просто я сам разочарован этим собором. Он вообще-то католический, но формы какие-то округлые, что вообще не свойственно обычно строгому стилю католицизма. Видела бы ты собор Святого Вита в Праге! Он колоссален! Его трехнефная базилика…

И я осекся. На ум пришло обвинение Иры в моей занудности. И вот я снова начал «старую песню» и гружу девушку стилями архитектуры.

– Базилика, – повторила Вика. – Смешное слово. В Праге я не была.

Повисла пауза. То, что она не захотела узнать, что же означает это «смешное слово», сказало мне о многом. Видимо, Ира была права и далеко не всем девушкам интересно слушать об архитектуре.

– А в Минске есть старинная архитектура? – спросил я и прикусил язык. Снова я о своем!

– Практически нет, – вяло ответила она. – Город был разрушен во время Великой Отечественной, его, считай, заново отстроили. Поэтому у нас архитектура в советском стиле. Вообще церквей много… но я не задавалась вопросом, какого они времени. На вид многие будто новоделы. Вспомнила! – немного оживилась она. – Есть красивый стройный костел из красного кирпича, кажется, Святой Елены… у меня там тетя рядом живет, это на площади Незалежности [10] . Тебе бы он понравился, – добавила она уже тише.

И снова замолчала. Но я уже боялся развивать тему архитектуры, вдруг девушка решит, что я скучный и занудный. И я решил перевести разговор в другое русло.

– Знаешь, я поговорил с отцом по поводу твоего шрама, – сказал я.

– Наверное, не стоило этого делать, – быстро ответила Вика и посмотрела на меня с любопытством.

И я пересказал ей суть беседы. В конце добавил, что она может приехать в Москву в его клинику, отец проконсультирует.

– Ты такой внимательный, – сказала она и сильно покраснела. И начала поправлять косынку. – Никто так ко мне не относился. Парни, как только видят мой шрам, сразу шарахаются, будто я зачумленная. У меня уже комплекс неполноценности образовался! – с улыбкой добавила она, но глаза остались грустными.

– Тем более необходимо сделать этот дефект твоей прекрасной кожи как можно более незаметным! – пылко проговорил я. – И куда только твои родители смотрят? Почему так затянули?

– У меня аллергия на обезболивающие препараты, я же тебе уже говорила, – тихо ответила она и опустила глаза. – Да и не только на них… Все не так просто. Я могу получить аллергический шок. Мне нужно перетерпеть боль, а я все никак не могу решиться на это. Родители тут ни при чем. Они меня любят!

– Ага, любят! – раздраженно заметил я. – Если бы любили, то не заставляли после такой травмы снова заниматься серфингом!

– Ты хочешь пасварыцца? [11] – уточнила Вика, видимо от волнения добавив слово на белорусском, и посмотрела мне прямо в глаза. – Не трогай ни моих родителей, ни вообще кого-то из моих близких! Ты посторонний нам человек! Какое право ты имеешь обсуждать, даже судить?!

Она вскочила и быстро пошла из бара. Я кинул деньги на стойку и устремился за ней. Дождь, наконец, прекратился, но песок оставался мокрым. Пляж был практически пустынным, легкие волны набегали на берег и создавали приятный успокаивающий мерный шум. Я удивился двойственности своей психики. Одна часть меня тревожно всматривалась в понурую фигурку уходящей девушки, другая – отмечала усиление ветра и волн и прикидывала, как скоро я смогу покататься на серфе. Но чувство к Вике пересилило, и я в несколько шагов догнал ее и обнял за плечи. Она не сопротивлялась, но какое-то время шла молча.

– Ну прости меня! – покаянно заговорил я, когда дыхание выровнялось. – Мной двигало лишь желание защитить тебя от волнений и страхов! А я вижу, что ты стала бояться доски.

– Поэтому я и должна преодолевать свой страх! – уверенно ответила Вика и замедлила шаг. – Меня так всегда воспитывали. И с самого раннего детства учили бороться с любыми возникающими фобиями. Я боялась темноты – меня закрывали в совершенно темной комнате на часы, я боялась пауков – меня заставляли на даче брать их в руки, а у нас там в сарайке живут огромные крестовые пауки, я боялась глубины – меня приучили к дайвингу, а сейчас я боюсь доски… она так сильно ударила меня по голове, я захлебнулась, ушла под волну…

Вика вдруг всхлипнула и уткнулась мне лицом в плечо. Я обнял ее и начал гладить по голове.

– Солнышко мое, – ласково бормотал я, – не надо плакать! Все будет хорошо!

Я был в растерянности. Девушки при мне почти никогда не плакали, я просто не знал, что делать в таких ситуациях. К тому же Вика не капризничала, она была неподдельно расстроена. Еще бы! Такое воспитание девочки не укладывалось у меня в голове. С нашей Алисой всегда носились, словно с хрустальной вазой. И чтобы заставлять пауков брать в руки? Или запирать в темной комнате? Это было для меня за гранью добра и зла.

Я увидел кафе неподалеку и повел девушку туда. Бережно усадил ее за столик под большой зонт, метнулся к бару и взял два коктейля. Помня о ее предпочтениях, заказал «Розовый кролик». Когда коктейли были готовы, я вернулся к столику. Вика уже успокоилась. Она смущенно улыбнулась и поблагодарила за напиток.

– Так приятно, что ты запомнил, что я люблю, – заметила она и взяла меня за руку.

По телу разлилось тепло, мне невыносимо захотелось поцеловать ее. Но обычно я просто так не целую девушек, мне кажется это неправильным. Мало ли что они могут подумать! Данька вот раздает поцелуи направо и налево, но у него это получается как-то непринужденно и девушки охотно подставляют щеки, а кто и губы. Я так не умею. Для меня поцелуй – это что-то значимое, какой-то новый этап в отношениях. Но в этот момент меня захлестнула волна нежности и жалости. Я сжал пальцы Вики и потянулся к ней. Она моргнула, как птичка, ее щеки залились румянцем. Но вот уже ее губы так близко… я коснулся их легким поцелуем, отстранился и тихо сказал: