Наследство хуже пули - Зверев Сергей Иванович - Страница 37

Теперь верхняя дверца сейфа была распахнута, отделение, если там что-то и находилось к прибытию прокуратуры, пустовало. Видимо, в Новосибирске не один Холод имел склонность к баловству с секретными замками. Но нижняя дверца была заперта, и Андрей вдруг с ужасом подумал о том, что кому-нибудь может прийти в голову заняться ею после короткого перекура. В том, что сейф криминального авторитета будет выпотрошен до конца, сомневаться не приходилось.

«Может, дверца просто прикрыта так, что кажется запертой?» – с надеждой подумал Мартынов, но тут же забыл об этой мысли, потому что услышал хрипловатый голос стоящего за пологом человека, который разговаривал по телефону:

– Ну, где там эти «медвежатники»? Или вы думаете, я здесь еще двое суток торчать буду?

Нужно было принимать какое-то решение. Изловчившись, он влепил хук в челюсть противнику.

Отлетев назад и рухнув на спину, ощутив ужасную боль от вынужденного разгибания, неизвестный оторвал затылок от паркета и… в ту же секунду получил второй удар в челюсть, который оказался гораздо сильнее…

– Черт побери… – шептал Мартынов, перебираясь через подоконник, – черт побери… Проклятие рода Мальковых никак не хочет оставить меня в покое…

Зацепившись за ручку оконной рамы, куртка треснула и разошлась по шву. Не обращая внимания на мелочь, не могущую испортить его и без того ужасный внешний вид, Андрей переполз через подоконник и встал на знакомый выступ – готический каприз. Уже снаружи он притянул створку и, за отсутствием других вариантов и времени, спрыгнул на землю.

…– Невероятно везет нам нынче на безжизненные тела, Бабушкин, – прохаживаясь вокруг стула, на котором сидел с перевязанной головой следователь прокуратуры, заметил Метлицкий. – Да еще медведь едва не казнил внутривенно гражданина США в больнице, – он расхохотался.

В комнате помимо побитого представителя прокуратуры находились двое спецов из отдела компьютерных технологий, участковый и двое понятых из соседнего дома. По всему чувствовалось, что последние испытывают большое удовольствие от общественной работы, которую при других обстоятельствах ни за что не стали бы выполнять.

Объяснять свое присутствие здесь во время нахождения в отпуске майору долго не пришлось. «Ехал порыбачить на озеро за дачами, вижу – вы стоите. Грех не заглянуть по знакомому адресу». Если бы не уверенность в том, что Мартынов может оказаться в этом месте, Метлицкий ни за что не появился бы здесь. Уже зная, какие события случились за время его «отпуска», он был почти уверен в том, что его могут вернуть на рабочее место. Но не приехать он тоже не мог. В конце концов, можно объясниться. В городе каждый день криминальные разборки, в России каждые две минуты происходит убийство. Если на этом основании не давать начальникам отделов по борьбе с бандитизмом две недели отдыха хотя бы раз в два года, то вскоре некому будет работать вообще.

Начальники Метлицкого приезжали в этот дом в день убийства Холода. Нападение на следователя прокуратуры огромной головы оленя со стены – не столь значимый повод, чтобы возвращаться сюда еще раз. Это оставляло некоторые шансы Роману – можно будет уговорить коллег не сообщать о его присутствии здесь.

– Все это, конечно, смешно звучит… – бормотал следователь, прикладывая руку то к одному больному месту, то к другому.

– Нет, что вы, какой может быть смех, – заверил его Метлицкий. – Взбесившееся чучело животного порой гораздо опаснее рецидивиста.

– Но кто-то же на меня напал!.. – сорвавшись, прокричал прокурорский и тут же застонал.

– Да! Я так же думаю! – сменил тональность майор. – Я не верю в Джуманджи! Зато верю в криминалистику! У окна пыльные следы от мужской обуви сорок третьего размера! Олени не ходят в ботинках!

Рассмотрев что-то под окном, Метлицкий подошел, наклонился и стал рассматривать телефонную трубку.

– Это ваш телефон?

– Мой в кармане… – был ответ.

Разобравшись с телефонным меню, опер некоторое время кликал кнопками, потом нашел что-то и сверился со своими наручными часами.

– Последний и единственный за сегодня звонок с этого телефона был два часа назад. Узнайте номер этой трубки и установите мне владельцев обоих телефонов, – посмотрев на раненого следователя, он бросил трубку спецам из управления «К» и покачал головой. – Что-нибудь пропало из этой комнаты за то время, пока вы находились без сознания?

Ответ был отрицательным. Если преступник и унес что-то из этого дома, то только собственные ноги.

Покачавшись на носках и перекатившись на пятки, Рома честно взглянул в глаза ордынского следователя и сказал довольно странную для всех фразу:

– У него хобби такое – телефоны терять. Я уже сбился со счета, сколько трубок он посеял, – окинув всех взглядом, он вздохнул и сел на стул. – А вот теперь, товарищ Бабушкин, я даже приблизительно не смогу вам подсказать, куда направится Андрей Петрович Мартынов.

Бабушкину адресованное ему заявление не понравилось. Он смотрел на пол, туда, где хорошо различались отпечатки следов обуви гостя, причинившего так много хлопот районной прокуратуре в лице ее следователя. Эту или очень похожую на эту обувь фирмы ЕССО Бабушкин видел в районной клинической больнице, когда рассматривал вещи пациента Лайера. Подошва, как бы то ни было, не отличалась ничем.

– Немыслимо, – пробормотал он, подходя к стене и рассматривая зияющие в ней рваные углубления, – как он мог оторвать башку от стены. Она же тремя двухдюймовыми дюбелями была к стене пристрелена…

– Кто – он? – подскочил раненый.

– Олень, – посмотрев на него долгим взглядом, сказал Метлицкий и потянул за собой Бабушкина. – Хотя это, конечно, очень смешно звучит.

Глава 27

Увидев Машу там, где они расстались, Мартынов облегченно вздохнул и уселся рядом с ней на скамью. На лице его девушка могла прочитать ответы на все вопросы, которые могли только возникнуть у нее за его отсутствие.

– Он… умер?

Андрей огляделся. Хуже ситуации он представить не мог. Менты в доме Холода – полбеды. С ментами они вдвоем быстро бы разобрались. Не стреляли бы, конечно, – упаси бог! – они бы их «заделали» по-другому, как в лучшие времена под Хатангой. Палит в милицию только идиот. Умный человек милицию обманывает. Этим он ничуть не отличается от самой милиции, которая мечтает обмануть его. Но все это имело смысл, если бы Холод был живой.

Мартынов мог, конечно, предположить, что пола халата, очерченная мелом, – не принцип отождествления трупа. Он помнил, как в порыве гостеприимства Сема и ему предлагал флашрок. Может статься, что заночевал в доме кто-то из таких же, близких, да и принял подарок. А потом его… очертили мелом. Вместе с подарком.

Но Мартынов, рассудив, отказался от этой версии. Есть вещи, которые угадываются не по прописным истинам, а наитием. Когда в зоне кто-то умирал, то из трех тысяч матерей по всей России безошибочно хваталась за сердце в тысячах километров от Хатанги только одна. Холод был для Мартынова названым братом – так он считал, во всяком случае, связь такая образуется сердцем, а не разумом, и сердце подсказывало – это Семин абрис виднелся на полу в кабинете.

О сне и горячей ванне следовало забыть. Равно как и о нормальной пище. Эта пустыня с зыбучими песками не имела границ. Впереди маячил лишь горизонт, да и тот мог оказаться миражом…

Лишь снова оказавшись в городе, Мартынов отрешился от стратегических раздумий и отдался тактике.

– Маша, ты веришь в то, что браки свершаются на небесах?

– Браки, Мартынов, свершаются в ЗАГСе, – после кросса, который начался так давно, что уже и не помнила, когда, и который обещал не закончиться вовсе, она была настроена категорично.

Центр Новосибирска очень напоминал Мартынову центр Нью-Йорка в будний день – беспрерывный шум автомобильных двигателей, потоки людей, избыток рекламы, тряска асфальта от проезжающих под ногами составов подземки. И, хотя Новосибирск более ничем не напоминал Мартынову Нью-Йорк, настроение его улучшилось.