Наследство хуже пули - Зверев Сергей Иванович - Страница 31

– Вы что здесь, с ума посходили? – шепотом изумился Метлицкий. – Да что здесь происходило, черт вас побери?!

И с этими словами он подошел и носком ботинка ткнул сопящего старика. Тот пожевал губами, глаза открыл, однако разума в них майор не заметил.

– Это Фомин, – сказал Бабушкин, которому надоело стоять на улице и смотреть на подбитого молодчика. – А этого… первый раз вижу. И, дай бог, в последний раз. Что с ним?

– Вы у меня спрашиваете?

Перевернув Вайса на спину, Метлицкий уставился ему в лицо яростным взглядом.

– Вызывайте «Скорую», Бабушкин, быстро, – смахнув с дивана засаленную подушку, майор подложил ее под голову хрипящему начальнику безопасности «Хэммет Старс» и склонился над ним. – Кто здесь был?

– I do not talk in Russian…[7]

В глазах Метлицкого сверкнул хищный огонек.

– You the American? What is your name?[8]

– Find Martenson…[9] – просвистел сквозь ошпаренные губы Вайс.

– Что он говорит? – Бабушкин страшно сожалел, что плохо учил английский. Метлицкого с его отвратительным английским он считал за полиглота. – О чем он рассказывает?

На диване смачно сопел старик Фомин. Общая картина потрясала воображение.

– It has made… Mart… enson? – Лицо майора приобрело землистый оттенок, когда он заметил едва заметный кивок. – And where the woman?

– The woman was stolen by he…

– Не молчите же, Метлицкий! – вскричал Бабушкин. – О чем вы с ним толкуете?!

– Он говорит, что этого убил Мартынов. Он же, Мартынов, похитил женщину. Я так полагаю, что мы с ним о Макаровой говорили… – рубоповец тяжело поднялся и отошел к окну.

– Спросите у него, когда Мартынов вышел из дома! – заводился Бабушкин, совершенно не замечая того, что Вайс давно был без сознания. Схватив за шиворот Фомина, следователь встряхнул его и отпустил сразу, едва тот разлепил веки. – Куда ушел Мартынов?

Фомин был готов потерять сознание вторично, но вовремя заметил знакомое лицо.

– Бабушкин… Что ж ты, мать твою, Бабушкин, так медленно ездишь? Тут народ убивают, а он задницу от кресла оторвать не может! Мало я тебе ее драл за яблоки в саду!

Через десять минут все события были реконструированы. Пониманию следователя и опера предстала картина вполне правдоподобная, хотя и чуть деформированная.

– О том, как Фомин дрался с Мартыновым и пытался выбить из его рук чайник, можешь забыть, – посоветовал Метлицкому ордынский следователь, – как бил по руке Вайса, чтобы отвести выстрел, – тоже. В остальном похоже на правду. «Вареный» вошел в дом с этим парнем, потом вошел Мартынов. «Вареный» убил парня… не могу понять, зачем… после чего собрался стрелять в Мартынова. Тот врезал ему чайником и стал собирать бумаги. Больше ничего дед не помнит. Женщину он не видел. Подробности узнаем у побитого во дворе и этого американца. Но пускаться в погоню за Мартыновым я не стану, – отведя майора в сторону, Бабушкин понизил голос. – Мое присутствие здесь будет оправданно. Я направлялся для допроса по своим делам и услышал крики – зашел. Твое присутствие не будет оправдано ничем. Сейчас я вызываю своих и жду, ты же выйди на дорогу и попробуй найти следы. Пыль на дороге толщиной с дециметр. Машину Мартынов не взял, значит, отправился пешком. Не может быть, чтобы его следов не осталось – не более десяти минут прошло…

Выскочив из дома, Рома вышел на дорогу и почувствовал приток адреналина. На дороге, удаляясь в сторону леса, виднелись следы двух пар ног. Как он и ожидал, отпечатки одной из них принадлежали женщине…

Глава 23

Пробежав по высокой и густой лесной траве около двух километров, Маша почувствовала, что силы оставили ее. Постоянно встречающиеся на пути завалы сухостоя заставляли изменять маршрут, дыхание сбивалось, силы таяли. Когда в двухстах метрах стали показываться вертикальные полосы света, обозначающие границу леса, она перестала бежать и шагом добралась до поваленной, изъеденной дождями и ветром березы.

– Андрей, я больше не могу…

Взмыленный, он вернулся к березе. Швырнув кейс в траву, повалился под ноги Маше. По тому, как свистели его легкие, она догадалась, что и ему этот кросс дается с большим трудом. Рубашка Андрея взмокла от пояса до воротника, лицо было влажно, словно он только что вышел из душа, он лежал на спине и смотрел в небо.

– Скажи мне, я прошу тебя, скажи… Ты все помнишь? Ты помнишь, кто мы друг другу? Скажи, что помнишь…

Перевалившись на живот, он встал на колени и уткнулся Маше в руки.

– Теперь я помню все. У меня просто до сих пор минуты не было, чтобы сказать, как я люблю… И скучаю.

– Что ты собираешься делать?

– Бежать дальше.

– Я не об этом. Что мы с тобой будем делать дальше? Мы снова вместе, у нас проклятый кейс, мы одни, вокруг – ни души. Что мы будем делать, когда выпьем чаю и выспимся – я хотела спросить.

Он поднялся и сел рядом. Маше вдруг припомнилось, что точно так же много лет назад на скамье перед ее домом сидели она и Артур – сын Виктора Малькова, соседа. Тогда казалось, что тишина и покой будут вечными. Так, наверное, и было двадцать с лишним лет назад. Но потом в жизнь ее ворвался, словно стихийное бедствие, этот человек со странной стрижкой и, не стремясь к этому, заставил полюбить себя. И с этого момента вокруг Маши только смерть.

– В этом кейсе – документы, – произнес он знакомым ей голосом – твердым и спокойным. – В данный момент только я имею доступ к счету, на который перечислены десять миллионов долларов. Перед нами непростой выбор, милая… Отдать деньги Малькольму – значит обозначить свое присутствие. А мы знаем, к чему приводит такой маячок… Можно деньги не отдавать, то есть – не перечислять их на счет «Хэммет Старс». В этом случае я открою охоту на самого себя, и нигде на этой планете я не буду в безопасности. Десять «лимонов» – слишком большая сумма для того, чтобы простить. И, потом, Малькольм и без этого потерял свое лицо. Он не может достать русского уголовника ни в Штатах, ни в России. Это не идет на пользу такому уважаемому в Вегасе и Нью-Йорке человеку, как Малькольм. Ему теперь уже мало денег. Ему нужно наказать меня. Вот два варианта наших дальнейших действий, Маша. Остается выбрать…

– Что ты сделал Вайсу и его дружку в доме? – помолчав, спросила Маша.

– Я понимаю, что от ответа на этот вопрос для тебя многое зависит. И буду искренен. Вайс застрелил Уилки, я ошпарил Вайса кипятком. Удачно окатил. Вторая группа инвалидности по шкале Минздрава России.

– Ты ведь ошпарил, чтобы защитить себя? – осторожно осведомилась Маша.

Мартынова это неожиданно рассердило.

– Нет, я просто хотел посмотреть, как у Вайса лопаются глаза.

– Не обижайся, – Маша прижалась к его плечу. – Просто я очень боюсь за тебя. Ты же знаешь, что сейчас к тебе прикован интерес не только Малькольма, но и русских властей. Тебе ничего не стоит нажать на спуск в момент опасности, но кому ты потом объяснишь, эмигрант, судимый, что убивал или ранил только потому, что защищал свою жизнь?

Подняв кейс, Мартынов взял девушку за руку.

– Нам нужно идти. В Новосибирске мы разыщем Холода, он поможет. А сейчас нам нужно пройти никак не менее пяти километров лесом и выйти на дорогу. У тебя есть деньги? Но сначала придется вернуться на мою базу.

– Ты с ума сошел? – испугалась Маша.

– В тайнике лежат новые документы на мое имя. Кажется, теперь я буду Деснины?м или Де?сниным. Не мог Холод проще фамилию подобрать… – Мартынов поморщился и потянул девушку за собой.

Пеший ход по лесу маршрутом длиною в десять километров – удовольствие малое. К тому моменту, как они вышли к базе и Мартынов увидел знакомые очертания своего дома, они уже выбились из сил и едва не теряли сознание от голода.

Пробравшись к ограде и видя за каждым кустом сотрудника наружного наблюдения, Мартынов вошел в дом, отнял от стены в прихожей доску и сунул руку в образовавшуюся щель. В ней находился, как и ожидал Андрей, не обнаруженный никем полиэтиленовый пакет. Развернув его, он еще раз рассмотрел паспорт российский и заграничный, водительское удостоверение, карточку пенсионного страхования – знать бы, где он трудится и кто перечисляет за него налог! И медицинский полис. Холод расстарался на славу. Особенно впечатлял адрес регистрации в паспорте – «Новосибирск, ул. Озерная, д. 21». Все правильно. Сема «прописал» его в частном доме каких-нибудь алкоголиков, которые до этого зарегистрировали у себя еще и сотню азербайджанцев и таджиков – торгашей с овощного рынка.