Задача – выжить! - Замковой Алексей Владимирович - Страница 29

Я снова вспомнил фразу из книги о том, чтобы встать на довольствие к Гитлеру. Дождавшись, когда капитан закончит мысль, тут же ее и ввернул:

— Товарищ капитан, вот фашисты нас в лес загнали. Рано или поздно все равно проблему решать надо – у нас же форма изнашивается, а немецкую одежду не берем. Снабжения у нас нет никакого – оружие и патроны у врага добываем. Так пусть и по одежде нас фашисты на довольствие ставят!

— На довольствие, говоришь? — После некоторого раздумья капитан усмехнулся. — А что, дело говоришь! Сегодня вечером приказом объявлю – собирать у немцев вместе с остальными трофеями и обмундирование.

Я, удовлетворенно улыбаясь, затушил сигарету.

— Только ты, Найденов, если немецкую форму надевать будешь, погоны, петлицы и остальное – спори.

Глава 6

Старшина появился через двадцать минут после моего разговора с Митрофанычем и капитаном. Вымытый, он прямо лучился удовольствием и даже, подходя к полянке с нашим складом взрывчатых веществ, что-то насвистывал. Я как раз сидел привалившись к дереву и пытался отпороть немецким штык-ножом орла с трофейной куртки. С петлицами и погонами я справился легко, а вот аккуратно разрезать толстым лезвием мелкие стежки, которыми был пришит орел, — не получалось.

— Обновку в порядок привожу, — пояснил я в ответ на удивленный взгляд старшины. — А то на гимнастерке уже дыр больше, чем ткани.

Старшина просто кивнул и пошел к лежащим на земле минам.

— Как закончишь, берись тол выковыривать, — только и сказал он, с усилием поднимая тяжелую 120-миллиметровку.

Орел наконец-то поддался. Я покрутил вражескую нашивку в руках, размышляя о том, что в будущем за нее можно было бы выручить неплохие деньги. Но, придя к выводу, что здесь она просто мусор, причем – опасный мусор, выбросил «курицу» в кусты.

— Там караульный пацанов каких-то привел, — произнес старшина после того, как я тоже взял себе мину и принялся долбить штыком тол.

— Что за пацаны?

Разговор несколько отвлекал от монотонности работы.

— Местные какие-то. Слышал, Митрофаныч говорил, что в партизаны хотят.

— Так прямо и в партизаны? — усмехнулся я. — А лет им сколько?

— Малые еще. Одному вроде лет пятнадцать, а второй – и того младше. — Говорят, из дома сбежали фашистов бить.

Мне сразу вспомнились книги, которые я горящими глазами читал в детстве. Те самые рассказы о пионерах-героях. Валя Котик, Марат Казей, Зоя Космодемьянская… Дети, которые взяли в руки оружие и пошли воевать за свою Родину. Как я мечтал тогда быть хоть каплю похожим на них, не обращая внимания на то, что героями большинство из этих детей стали посмертно. А потом развалилась пионерская организация, перестали звучать имена малолетних воинов на пионерских линейках и собраниях, покрылись пылью забытые книги в таких же забытых библиотеках… И постепенно те ценности, которые были превыше всего во время моего детства, сменились другими, зачастую – абсолютно противоположными. И герои, в том числе и эти дети, погибшие за свою страну, забылись.

— А командир что? — спросил я, нарушив затянувшуюся паузу.

— Командир приказал их накормить и отвести домой. Мол, не детское это дело – война.

— Ну и правильно! — согласился я с решением капитана. — Пусть растут лучше да потом страну после войны поднимают.

— А они ему, — продолжал старшина, — и говорят, что все равно в лес сбегут. Подберут оружие – благо его в лесах навалом – и будут сами фашистов стрелять.

Оружия действительно по лесам и полям валялось в достатке. Бери – не хочу. И брали такие вот мальчишки и девчонки. И некоторые даже стреляли. А потом немцы прочесывали ближайшие села, обыскивали каждый угол. И находили припрятанные винтовки. В стогах, на сеновалах, под крышами… А потом эти мальчишки и девчонки болтались в петлях с табличками «Партизан» на груди. И хорошо, если только они одни – вырезались за связь с партизанами целые села. И все из-за одной найденной винтовки, из которой могли так и не выстрелить ни разу.

— И что им командир ответил?

— Говорят, что стыдить начал. Мол, мамки дома-то вообще в одиночестве остались. Отцы воюют, старшие братья – тоже. А тут, говорит, вы туда же. Только пацаны упрямые попались. Будут фашиста бить – и все. С места не сдвинешь!

— А нашли они нас как вообще? Не просто ж по лесу бродили, пока на лагерь не наткнулись?

— А тут, — усмехнулся старшина, — уже другая история. Говорят, они по следу Трофимова шли. Что телегами теми он целую тропу к лагерю проторил.

— Это как – проторил? — Я не мог поверить услышанному. — Нас же теперь немцы без проблем найдут! Если пацаны додумались по тележному следу в лес пойти…

— Да знаю я! — перебил старшина. — Капитан, после того как мальчишек увели, вызвал Трофимова и такой разнос ему устроил… Говорят, орал как бешеный! И посты приказал дополнительные устроить на расстоянии дня пути от нас. А ближние – усилить.

Снова немного помолчали. Я ссыпал накопившиеся куски тола в коробку и вновь заработал штыком.

— Уходить нам теперь надо, — произнес я. — Если немцы лес прочесывать начнут – легко на след выйдут. После аэродрома, колонны и исчезнувших полицаев в том поселке они по-любому должны будут заинтересоваться, кто это здесь в лесу хозяйничает.

— Надо, наверное… — поразмыслив, сказал старшина. — Только не наша это забота. Как командир решит – так и будет.

Незаметно подкралось обеденное время. Почти весь тол из мины я уже достал, а старшина, который закончил со своей миной минут на двадцать раньше меня, возился возле ящиков со снарядами.

— Валентин Александрович, — я воткнул в землю штык и посмотрел на натертые ладони, — вы как насчет поесть?

— Вот сейчас с этой дурой разберусь, — ответил старшина, вытаскивая из ящика 45-миллиметровый снаряд, — и поедим. А ты иди, Леша, если хочешь. Я скоро подойду.

Долго уговаривать себя я не дал. Поднялся, вытер о гимнастерку руки и, подобрав свои вещи, направился в сторону лагеря. Солнце стояло в самом зените, посылая на землю уже не просто теплые, а жгучие лучи. Поэтому я старался идти под деревьями, где была самая густая тень. Становилось душновато – наверное, к дождю. На полпути к лагерю я остановился и достал сигарету. Хорошо все-таки летом в лесу! Свежий воздух, зелень, птицы поют… Вдруг позади грохнуло. С жужжанием что-то гулко ударило в ствол дерева, за которым я стоял.

— Старшина! — заорал я и, отбросив в сторону так и не зажженную сигарету, бросился назад.

Через пару секунд я выскочил на поляну и остановился. Все так же лежали посреди поляны пустые болванки от мин, из которых мы со старшиной добывали взрывчатку, рядом стояла коробка с толом и торчал из земли мой штык. Накрытые брезентом ящики с нашими запасами стояли на своем месте. Поляна выглядела так же, как минуту назад, когда я пошел обедать. За исключением ее дальнего края. Как раз там, где находилось дерево, в развилке которого старшина обычно ослаблял гильзы, чтобы извлечь из них снаряды. Развилки больше не существовало. Более тонкая ветвь этой рогатки лежала на земле, зеленея в траве свежей листвой. Основной ствол дерева, в том месте, где эта ветвь раньше росла, зиял белым шрамом. А в нескольких метрах слабо подергивалось окровавленное, изуродованное тело старшины.

Перед глазами у меня все закружилось, и я привалился к ближайшему дереву. Я же только минуту назад разговаривал с живым и здоровым человеком, который теперь стал изуродованным трупом! Обсуждал с ним пришедших в отряд детей и наследившего Трофимова. Только сегодня утром одолжил ему кусок мыла… Я же только минуту назад сам сидел на этой поляне! Сзади послышался топот, и кто-то затряс меня за плечо, у меня что-то спрашивали. Но я ничего не слышал и ничего не соображал. Перед глазами стоял только Трепов, то живой и обещающий скоро присоединиться ко мне за обедом, то изуродованный взрывом и лежащий на земле. А все обращенные ко мне вопросы перекрывало все еще звучащее в голове эхо недавнего взрыва.