Задача – выжить! - Замковой Алексей Владимирович - Страница 15

На свет костра из шалаша вышел высокий (вот почему строение такое высокое) мужчина в поношенной, но аккуратно зашитой командирской форме. Под отросшими волосами, отражая пляшущие языки огня, на гладко выбритом лице сверкали черные глаза. Форма, хоть и во многих местах зашитая, была чистая, казалось еще и отутюженная, и сидела на мощной фигуре будто только из ателье. На петлицах поблескивали по одному прямоугольнику – капитан.

— Не сплю, Митрофаныч. Вас ждал. Как сходили?

— Славно сходили, Семен Алексеич. И дело сделали, и вот, — Митрофаныч кивнул на нас, тесной кучкой стоявших перед шалашом, — привел тебе. Там еще офицер раненый. С Алексашкой оставил.

Взгляд капитана переместился на нас.

— Ну и кто вы такие?

— По лесу бегали, — за нас ответил Митрофаныч. — Мы когда по аэродрому постреляли, немец с пулеметов палить начал. Ну, мы быстренько в лес кинулись. Бежим, значит, а тут слышим – сзади кто-то тоже бежит. Мы залегли, думали, немец по нашу душу в лес полез. Как увидели их, стали стрелять. А они – в ответ. Гранаты бросали, значит. А я слышу – кто-то из них по-нашему кричит. Ну и сказал ребятам огонь-то прекратить и этим велел, чтобы сдавались. Вот…

Митрофаныч закончил выкладывать свою версию событий, и повисла пауза. Поскольку никто из наших говорить вроде не собирался, объяснять ситуацию пришлось снова мне.

— Товарищ капитан, боец Найденов. — Я решил назваться той фамилией, которой меня окрестил Терехин. — Мы из окружения пробивались к линии фронта. Хотели перейти к своим. На выходе из леса наткнулись на аэродром и, поскольку наших сил не хватало для ведения боя, решили обойти его стороной. Мы собирались уходить в лес, когда ваши обстреляли аэродром. Когда немцы открыли ответный огонь, мы побежали в лес и, опасаясь преследования, продолжали бежать и после того, как немцы прекратили стрелять. Потом попали под огонь из леса. Думали, что снова нарвались на немцев, и стали отстреливаться. А когда нам на русском языке предложили сдаться, решили, что нас по ошибке обстреляли свои же, и сдались.

— Значит, так. — Капитан обдумал мой рассказ и принял решение. — Митрофаныч, отведи всех, кроме Найденова, вон к тому костру. Потом по одному ко мне.

Серьезно у них тут. Решил по одному допросить. А что, он должен сразу всему поверить и принять нас с распростертыми объятиями? Так время сейчас не то. Мы вполне можем оказаться и немецкими диверсантами, и провокаторами, и просто дезертирами. Я б тоже, на месте капитана, был недоверчивым. Тем более мы в той короткой схватке в лесу, похоже, одного его бойца уложили, а второго – ранили.

— Ну что, Найденов… — Когда остатки моего отряда устроились у горящего в отдалении костра, капитан присел на лежащее у входа в шалаш бревно и продолжил: – Рассказывай, кто ты. В какой части служил? Как в лесу оказался? Что можешь сказать о своих спутниках?

— Товарищ капитан. — Я секунду подумал и решил позволить себе немного понаглеть. — Разрешите не по уставу?

Бровь капитана удивленно приподнялась, но он кивнул.

— Дело в том, товарищ капитан, что я не помню, кто я.

— Как так? — Капитан скептически усмехнулся.

— Я очнулся в лесу у дороги. Рядом лежал расстрелянный грузовик и трупы. Видимо, я ехал в этом грузовике, а когда нас обстреляли и машина перевернулась – ударился головой. — Я снова продемонстрировал свой, уже подживший, шрам на лбу. Похоже, он у меня скоро станет вместо удостоверения личности. — Я тогда не помнил ни кто я, ни откуда я и что вообще здесь происходит. Только имя помню…

— А фамилию? — тут же парировал капитан.

— Фамилию Найденов мне дал товарищ младший политрук. — Я мотнул головой в ту сторону, где остались носилки с Терехиным. — Он там, раненый.

— А капсулы при тебе не было?

Судя по тону, капитан не очень-то мне верит.

Даже удивленно хмыкнул. Я покачал головой и показал руками на свою одежду, больше походившую на лохмотья.

— Продолжай.

— Я решил выйти из леса. Надеялся кого-нибудь встретить и выяснить хотя бы, где я. Дальше шел по лесу и вышел к хутору. На хуторе увидел, как немцы убили старика и издевались над Олей, девушкой, — я указал в сторону костра, у которого сидели мои спутники, — которая с нами. Немцев я убил…

— Сколько было немцев и как их убил?

— На хуторе было два немца. Они на мотоцикле приехали. Я их застрелил из оружия, которое подобрал на дороге, где очнулся. — Про то, что вместо карабина взял ТТ, умолчим. — А потом взял девушку, и мы побежали в лес.

— Почему побежали?

Вот же допытливый какой капитан попался!

— Я боялся, что звуки выстрелов привлекут других немцев…

— Ясно. Что было дальше?

— В лесу мы встретили окруженцев, которые пробивались к нашим, и, по решению командира, присоединились к отряду.

— Командир – это тот политрук?

— Нет. Командиром отряда был майор, фамилии не знаю. Он ранен был и умер на следующее утро. Товарищ младший политрук, как старший по званию, возглавил отряд после этого.

— Продолжайте.

Я пожал плечами. Продолжать было, собственно, нечего. О нашей встрече с партизанами капитан уже знал. Хотя, как плюс себе, можно рассказать еще о минировании дороги.

— Дальше мы шли по лесу на восток… Еще по пути заминировали дорогу…

— Заминировали? — В глазах капитана недоверчивость сменилась заинтересованностью. Он даже немного подался вперед. — Чем минировали? Кто минировал?

— Минировал я. — Скромно потупил глаза, чуть ли не шаркнул ногой… — Мы на полянку вышли. Там лежал минометный расчет. Я подобрал две мины, поставил их на взвод и прикопал на дороге…

— Ты разбираешься в подрывном деле? — Интерес к моей персоне все усиливался.

— Да я не знаю… Увидел мины, и вспомнился принцип действия взрывателей…

— Ясно. И как, сработало?

— Мы не проверяли. Просто через некоторое время услышали два взрыва. Думаю, сработали, но отчего…

— Какие мины были?

— Восемьдесят два миллиметра. С взрывателем М1.

— О как! Даже знаешь, какой взрыватель? Молодец… И что дальше?

— А потом мы вышли к аэродрому, и дальше вы уже знаете.

Капитан задумчиво смотрел на меня. По его лицу сложно было что-то понять.

— Какой состав вашего отряда? — наконец спросил он.

— Когда мы только встретились, в отряде был майор, который потом умер, младший политрук Терехин, старший сержант Белынский, Алфедов, Гримченко и Митрофанчик. Последние трое – простые бойцы. Старший сержант был убит немцами у аэродрома, когда те стали обстреливать лес, а Алфедов убит уже в лесу вашими. Ну и мы с Олей еще в отряде были.

— Митрофанчик, говоришь? — Капитан усмехнулся. — Ладно, иди к костру и скажи Митрофанычу, пусть следующего ведет.

Я отошел к костру и передал Митрофанычу слова капитана. Он кивнул Саше Гримченко, и тот, с трудом поднявшись, пошел к командирскому шалашу. А я присел у огня и даже не заметил, как вырубился.

Проснулся я только поздним утром. Солнце давно взошло, и в лагере вовсю кипела жизнь. Свежий ветерок доносил откуда-то обалденно вкусный запах. Мой живот тут же отреагировал на внешний раздражитель и громогласно потребовал завтрака. Я сел и застонал оттого, что все тело ломило. Прогулка по лесу, потом обстрел у аэродрома, потом дикий бег по тому же лесу, но уже ночному, снова обстрел, снова поход по лесу с носилками, допрос… Куда я попал и зачем оно мне все надо? Я, человек из двадцать первого века, предпочитающий даже две остановки проехать на транспорте, а не идти пешком, уже почти неделю бегаю по лесам, как заяц в сезон охоты… Голодный, давно не мывшийся… В голову пришло новое значение слова «попаданец». Это, оказывается, не только из-за того, что человек попал в другую эпоху. Он «попал» во всех смыслах!

Остальные, похоже, тоже уже давно проснулись. Оля сидела у догорающего костра и смотрела по сторонам. С таким же любопытством разглядывал окружающий нас лагерь Гримченко. Лешка Митрофанчик, помогая себе зубами, затягивал на раненом плече бинт. Митрофаныча нигде не было видно. Как и Терехина, и наших вещей. Судя по тому, что вещи нам не вернули и мы сейчас сидим спокойно, а не стоим под прицелом у ближайшего дерева, — наша судьба еще не была решена. Интересно, что капитан спрашивал у остальных?