Кровавое Крещение «огнем и мечом» - Поротников Виктор Петрович - Страница 4

– Полно, племяш, – улыбнулся Добрыня. – Все эти запреты остались в прошлом. Ныне Тора сама спрашивает у меня, когда же наконец ее дочь родит дитя от князя Владимира. Смекаешь?

Владимир молча кивнул, встретившись глазами с Добрыней.

– Запомни, племяш, – промолвил Добрыня, усадив Владимира рядом с собой на скамью. – Ты сидишь на златокованом столе киевском между лисой и волком. Лиса – это воевода Блуд, который дарит тебе подарки, толкает тебя в объятия наложниц, обволакивает тебя лестью, а сам потихоньку забирает власть в свои руки. Говорит Блуд складно, улыбается льстиво, а что у него в помыслах, неведомо. Волк – это конунг Стюрбьерн Старки. С этим шутки плохи, племяш. Волка приручить невозможно. Стюрбьерн служит тебе ради счастья своей дочери. Стоит Стюрбьерну заподозрить, что ты брезгуешь его дочерью, как этот головорез превратится в твоего злейшего недруга. Стюрбьерн Старки и его жена хотят видеть свою дочь княгиней киевской, а ее сыновей – твоими законными наследниками. Помни об этом, племяш. – Добрыня слегка похлопал Владимира по широкому плечу. – И впредь оказывай Алове больше нежности и внимания, дабы у всех вокруг сложилось впечатление, что именно она царит в твоем сердце. Уразумел?

– Уразумел, дядя, – ответил Владимир без особой радости в голосе.

Глава вторая

Мать и дочь

– Похоже, слух о том, что гречанка Юлия родила сына не от Владимира, не ложный, госпожа, – негромко промолвила Бера, переступив порог светлицы. – Повитуха прямо заявила мне об этом, и теремные челядинки о том же шепчутся.

– Дверь плотнее притвори, – бросила Тора своей преданной служанке.

Сидя за столом, Тора перебирала украшения из янтаря, доставая их одно за другим из небольшой кипарисовой шкатулки. Она тут же прекратила это занятие, едва пред ней предстала Бера.

Закрыв поплотнее буковую дверь с медным кольцом вместо ручки, Бера приблизилась к столу и опустилась на стул, повинуясь молчаливому жесту своей властной госпожи.

– Повитуха поведала мне, что Юлия сошлась с Владимиром на ложе, уже будучи беременной от Ярополка, – заговорила Бера таинственным полушепотом. – Юлия всем говорит, что отец ее ребенка – князь Владимир. Юлия хочет опутать своими чарами юного Владимира, дабы он сделал ее законной женой. А сына своего Юлия желает видеть наследником князя Владимира. Повитухе Юлия обещала щедрую награду за молчание, но мне удалось-таки разговорить эту женщину, подпоив ее вином.

– Далеко метит эта смазливая гречанка, очень далеко! – обронила Тора с каким-то зловещим оттенком в голосе. – Одного Юлия уже добилась – ей удалось вскружить голову Владимиру.

– Может, подсыпать Юлии яду? – Бера выразительно глянула в глаза Торе. – У меня имеется неплохое смертоносное зелье.

– Нет. – Тора отрицательно покачала головой в роскошном уборе из уложенных венцом длинных кос. – Юлия трапезничает с Владимиром, который зачастую пьет с гречанкой из одной чаши. Я сама это видела. Убрать Юлию нужно каким-нибудь другим способом. Подумай над этим. – Тора многозначительно взглянула на верную служанку. – И ни с кем не советуйся об этом!

Бера понимающе закивала головой, повязанной белым платком.

Киевский терем, где поселились Добрыня и Владимир вместе с челядью и дружиной, был выстроен еще Игорем Старым, дедом Владимира. Это было огромное двухъярусное здание, возведенное на каменном фундаменте. Нижний этаж терема был выстроен из дубовых бревен, верхний этаж был сложен из бревен сосновых. На стропила и тесовую крышу были использованы березовые брусья и доски. Терем изначально возводился как княжеская цитадель, поэтому в нижнем ярусе оконных проемов не было вовсе, а узкие окна верхнего яруса более напоминали бойницы. Под потемневшими от времени сводами этого терема когда-то звучал голос княгини Ольги, здесь же некогда пировали дружинники Святослава Игоревича после победоносных походов на Волгу, Кавказ и Дон. Какое-то время в этих хоромах хозяйничал Ярополк Святославич, не совершивший ничего примечательного, кроме убийства своего родного брата Олега. В этом же тереме Ярополк встретил и свою внезапную смерть от мечей наемных варягов, пришедших в Киев вместе с Добрыней и Владимиром Святославичем.

Княжеский терем был обнесен высоким частоколом, в котором имелись ворота, выходившие на широкую Теремную улицу, ведущую к Княжеским крепостным воротам. Почти вплотную к княжеским хоромам примыкали терема бояр Гробоя и Каницара. Первого уже не было в живых, а его сын Владислав княжил в далекой Тмутаракани. Родные сестры Владислава поспешили уехать к нему в Тмутаракань благодаря попустительству воеводы Блуда. Подался в Тмутаракань и боярин Каницар, женатый на Бориславе, старшей из дочерей Гробоя. Опустевшие боярские терема Добрыня забрал себе, разместив в доме Каницара варяжскую дружину, а в доме Гробоя – своего тестя Туровида и всех имовитых новгородских дружинников.

В соседнем переулке стоял терем Улеба, сводного брата Святослава Игоревича, погибшего в Болгарии. Поскольку законный владелец этого дома Регнвальд, сын Улеба, ныне пребывал на острове Готланд, унаследовав землю своих предков по материнской линии, поэтому Улебов терем тоже перешел во владение Добрыни и князя Владимира. В этом тереме Владимир поселил гречанку Юлию, дабы она не попадалась на глаза ревнивой Рогнеде и мстительной Торе. От повседневных хлопот и государственных забот Владимир обычно укрывался в Улебовом тереме, проводя время с милой его сердцу красавицей Юлией. Владимир и ночевал чаще всего здесь, обуянный ненасытной страстью к опытной в интимных ласках Юлии.

Алова и ее мать Тора проживали в тереме боярина Ивора, которого уже не было в живых. Предки Ивора были родом из Скандинавии. Гуннар, сын Ивора, оказался в числе тех дружинников покойного Ярополка Святославича, которые ушли из Киева на чужбину, не желая служить Владимиру Святославичу. Иворов терем оборотистый Добрыня всенародно объявил собственностью князя Владимира, как и прочие дома, некогда принадлежавшие Ярополковым боярам, бежавшим из Киева.

Однажды утром в Иворовом тереме появился чашник Рацлав, объявивший Торе, что князь Владимир с сего дня желает постоянно делить с ее дочерью постель и стол. Обрадованная Тора мигом сообразила, что к такому решению князя Владимира, скорее всего, подтолкнул Добрыня, поговоривший с племянником по-родственному с глазу на глаз. Рацлав был не боярского рода, отец его был из смердов, а мать холопкой. Добрыня приблизил Рацлава к себе, обратив внимание на его добросовестность, сообразительность и равнодушие к хмельному питью. Рацлав состоял виночерпием при князе Владимире, но всем вокруг было понятно, что в первую очередь сноровистый Рацлав является глазами и ушами Добрыни, который часто отлучается из Киева по разным неотложным делам. Зачастую просители из числа киевлян обращались со своими просьбами не к Владимиру, а к Рацлаву, зная, что тот пользуется доверием всесильного Добрыни.

К этой встрече с князем Владимиром Алову готовили с особой тщательностью. Алова сидела на стуле в тонкой исподней сорочице, а ее длинные белокурые волосы расчесывали костяными гребнями две молодые служанки. Тора вынимала из большого открытого сундука платья, плащи и покрывала одно за другим, придирчиво рассматривая каждое из одеяний. При этом Тора поглядывала на дочь, сидящую на стуле с равнодушным видом, мысленно представляя ее то в одном наряде, то в другом.

– Нет, это не годится, – бормотала Тора себе под нос. – И это тоже. Все это как-то мрачновато смотрится, нужно что-то посветлее и понаряднее.

– Сколько хлопот и суеты, о боги! – негромко ворчала Бера, принимая из рук своей госпожи не приглянувшиеся той наряды и небрежно бросая их на кровать. – Как будто князь Владимир станет любоваться одеянием Аловы, ее прической и подстриженными ногтями. Этот похотливый юнец прежде всего потащит Алову в постель, чтобы наконец-то лишить ее девственности. Ни на что иное этот мальчишка не способен, видят боги.