Кровавое Крещение «огнем и мечом» - Поротников Виктор Петрович - Страница 10

– Каков воитель из Добрыни? – поинтересовался Мешко. – Я слышал, он примучил древлян, разбил ятвягов.

– Да, воевать Добрыня умеет, – кивнул Блуд, – но до Святослава Игоревича ему далеко.

– Ну, такие-то воители, как Святослав, и рождаются раз в сто лет! – усмехнулся Мешко. – А есть ли склонность к ратным подвигам у князя Владимира?

– Нет и в помине, княже! – отозвался Блуд с презрительной миной на лице. – Владимиром владеет одна-единственная склонность – это непомерное сластолюбие. У него уже три жены, не считая наложниц. Владимир и вдову Ярополка тоже затащил к себе в постель.

– Тогда этот мальчишка мне не опасен, – ухмыльнулся Мешко, ласково потрепав по плечу сидящего рядом с ним четырнадцатилетнего сына Болеслава. – Гляди, Блуд, как вымахал мой наследник!

Лицом Болеслав был очень похож на отца, у него был такой же крупный орлиный нос, такие же широкие скулы, такой же высокий лоб и массивный подбородок. Волосы у Болеслава были гораздо темнее, зато густые брови заметно светлее, чем у отца. Ростом Болеслав уже сравнялся с отцом, а его могучий торс и мускулистые руки говорили о недюжинной физической силе.

– Я всегда говорил тебе, князь, что твой сын вырастет богатырем, – сказал Блуд. – Я помню, как Болеслав в девять лет сгибал и закручивал в кольцо толстые гвозди. В нем видна твоя порода, княже.

– Да, в роду у Пястов силачей всегда хватало, – горделиво заметил Мешко. Он взъерошил волосы на голове у сына и спросил у него: – Какой же ответ мы дадим князю Владимиру, сынок? Отдадим ли ему Вифиля, а?

Болеслав взглянул на отца своими небесно-голубыми глазами и без колебаний ответил:

– Ни в коем случае, отец. А ежели князь Владимир пойдет на тебя войной, то я вызову его на поединок и убью. Проткну Владимира копьем, как кабана!

Болеслав схватил со стола узкий кинжал и с силой вонзил его в зажаренную тушку молочного поросенка, лежавшую на узком серебряном блюде. Польские вельможи, сидящие на другом конце стола, дружно засмеялись, увидев пылкий жест Болеслава.

– Он у меня удалец хоть куда! – Мешко с довольным видом кивнул Блуду на сына. – На кабана выходит один на один и не боится. Любым оружием владеет не хуже моих дружинников, а удар кулака у него знаешь какой! Ого-го! Как думаешь, выстоит князь Владимир в поединке против моего сына? – Мешко посмотрел на Блуда с хитринкой в своих прищуренных глазах.

– Думаю, князю Владимиру не по силам тягаться с Болеславом, – не покривив душой, ответил Блуд.

– Стало быть, мой ответ князю Владимиру и его дяде будет таков, – сказал Мешко, отхлебнув из кубка душистого ячменного пива. – Передо мной Вифиль чист, а его прошлые грехи меня не касаются. Языческих обычаев я не придерживаюсь, ибо верую в Христа и Деву Марию. Пусть Владимир и Добрыня знают, что Вифиль находится под моей защитой, а посему они не получат его ни живого ни мертвого.

Глава пятая

Вифиль, сын Глена

Пока Блуд собирался в обратный путь до Киева, в Гнёзно тем временем приехали послы из племени бужан. Они потребовали у Мешко вернуть домой их соплеменников, плененных ятвягами и проданных в рабство полякам. Рассердившийся Мешко заявил бужанам, что подступать к нему с какими-либо требованиями могут чешский князь или германский император, взимающие дань с подвластных племен. А у бужан такого права нет, ибо они сами всегда были данниками. Мешко велел послам бужан убираться прочь, пока он их самих не обратил в рабство.

Боярин Смилг, возглавлявший посольство, на прощание сказал Мешко:

– Княже, высоко ты вознесся в своей гордыне, словно орел в поднебесье. Ты взираешь на нас, бужан, как на жалких червей. Однако смею тебе заметить, что и орлы падают с высоты вниз и становятся добычей ничтожных червей. Мы больше не твои данники, князь. Наши старейшины и вече присягнули на верность Владимиру Святославичу. Ты не захотел договариваться миром, так пусть тяжбу нашу разрешит сеча.

Бужане гурьбой вышли из княжеского терема на широкий двор и стали садиться на коней.

Мешко, пребывающий во хмелю, выбежал на крытую теремную террасу и с высоты второго яруса стал кричать послам:

– Проваливайте отсель, пустобрехи сивоусые! Плевать я хотел на вас! Угроз ваших я не страшусь ни капли! Вы поклонились киевскому князю, этому мальчишке, который и в седле-то держаться не может. У князя Владимира душа изнеженной девицы, а его руки не привычны ни к мечу, ни к копью. Все, что умеет князь Владимир, – это обнимать голых наложниц и лобызать их пухлые задницы. Ха-ха!

Сидя верхом на конях, бужане тронулись к воротам замка, которые со скрипом распахнули перед ними польские стражи в длинных кольчугах с копьями в руках.

Разошедшийся не на шутку Мешко продолжал осыпать бужан бранью и угрозами, даже когда послы уже скрылись из глаз, миновав высокий гулкий коридор в мощной воротной башне и деревянный подъемный мост через ров.

До Киева Блуд добирался по занесенным снегом дорогам; зима в этот год выдалась снежная и вьюжная.

Добрыня нисколько не удивился ответу, привезенному Блудом от польского князя.

Блуд встал на сторону тех киевских бояр, которые настаивали дождаться весны и лишь тогда затевать войну с поляками. Добрыня же призывал идти в поход именно в зимнее время, когда реки покрыты льдом и не являются препятствием для рати. Да и Мешко не готов воевать зимой, все его ратные люди в эту пору заняты сбором дани с подвластных сел и городов.

Блуд и его сторонники стали уговаривать Владимира, чтобы он сказал свое княжеское слово и запретил своему дяде даже и думать о походе на поляков в зимнюю стужу. Владимиру было ведомо, что Добрыня собирается и его взять на войну с ляхами, поэтому он охотно поддался на уговоры сторонников Блуда. Добрыня особо не церемонился с Владимиром, оставаясь с ним наедине или в присутствии самых близких людей. Он всегда мог навязать племяннику свою волю. Однако прилюдно где-нибудь на вече или на совете бояр Добрыня, как и все вокруг, выказывал почтение Владимиру и подчинялся всем его повелениям. Все население Киева должно было видеть, что князь Владимир есть властитель на троне, а Добрыня лишь один из его советников.

Чувствуя за собой поддержку многих имовитых киевлян, Владимир все смелее стал вступать в пререкания с Добрыней, выражая недовольство всеми его распоряжениями, касающимися зимнего похода на поляков. Добрыня ходил мрачнее тучи, видя, что его противники с Блудом во главе сумели перетянуть Владимира на свою сторону. И хотя полки и обоз были готовы к выступлению, одно слово Владимира на совете воевод могло перечеркнуть все старания Добрыни.

Тем временем в Киев вновь прибыли послы бужан, сообщившие Владимиру и его воеводам, что их рать готова выступить против ляхов. Был немедленно созван военный совет. Хитрый Добрыня уговорил Владимира, чтобы тот взял на совет и Алову, мол, пусть киевская знать увидит ее беременность. Присутствие Аловы на совете будет в угоду и военачальникам варягов, которые являются главной опорой Владимира здесь, в Киеве.

Перед советом Добрыня встречался с глазу на глаз с боярином Смилгом, главой посольства бужан. От него он узнал подробности поездки бужан к князю Мешко. Добрыня надоумил Смилга, как ему вести себя в разговоре с Владимиром, дабы сподвигнуть его на войну с ляхами.

Смилг выполнил все наставления Добрыни. Едва Смилгу дали слово на совете, как он отвесил низкий поклон Владимиру и Алове, восседающим на небольшом возвышении. После чего Смилг заговорил о причинах, подтолкнувших бужан к войне с поляками. Красочно и эмоционально Смилг живописал свою встречу с польским князем в Гнёзно, упомянув и том, каким грубым отказом ответил Мешко на требования бужан, и о том, сколько словесного презрения он вылил на князя Владимира. Смилг не просто повторил все сказанное подвыпившим Мешко, но, по совету Добрыни, многое добавил от себя, чтобы вогнать в краску чувствительного Владимира.

Выслушав Смилга, Владимир пришел в бешенство. Вскочив с трона, он объявил боярам и воеводам, что полки завтра же выступят в поход, что он сам возглавит рать.