Падь Золотая - Лавринайтис Виктор Брониславович - Страница 37

— Тебя не переспоришь. Ну тебя! Вот как отштурмую сейчас!..

— Я думаю, — вмешался Сергей Егорыч, — что спор между главным разведчиком и главным штурманом произошел по недоразумению. Разведчик правильно рассуждал, да и штурман тоже. Двадцать шесть лет назад тут, наверное, ни людей, ни баранов не было. Можно сказать, что обоих подвела история.

— А вон и люди, из-за увала вышли! — воскликнул Женя. — Ой, Федька, правильно: два человека! Как ты узнал?

Позади стада действительно показались два человека…

— Я как посмотрел на следы, так и узнал, что двое, — сразу повеселел Федя. — Смотри, Женя, один след большой, второй — меньше.

— Вот и давайте, пока они далеко, поучимся науке разведчика, — предложил Сергей Егорыч.

Федя с помощью дедушки определил по следу, что один из пастухов был старик, а второй — мальчик. Обуты в обувь без каблуков. Сложнее было понять утверждение дедушки, что старик большую часть жизни провел на лошади. След и след! С большим трудом и то очень смутно он заметил ту особенность в постановке ног, которую накладывает долгое пребывание в седле. Тут же определили, что люди эти были обуты не в обычные сапоги, а в какую-то особую обувь.

Пастухи, оставив отару, повернули к ним. Они были бурятами. Один — старик с безбородым морщинистым лицом цвета темной бронзы, с глазами-щелочками, в длинном, ниже колен, халате и остроконечной меховой шапке. Второй — мальчик лет двенадцати, небольшого роста, крепкий, широкоплечий, скуластый, с любопытными черными, как угольки, глазами, с особым, густым румянцем на смуглых щеках. Одет он был по-городскому и даже щеголевато для тайги: рубашка с ремешком, брюки, кепка — все наглажено, начищено.

Чабаны подходили неторопливо, внимательно оглядывая ребят и дедушку.

Первым, вытащив на минуту изо рта разукрашенную серебром трубку, поздоровался старик, затем мальчик.

— Сергей Маврин, — отрекомендовался дедушка, протягивая старику руку.

— А-а… — серьезно протянул старик. — Маврин… Лесник… Читал мало-мало про тебя в газете. Цыден Баржиев, — назвал он и себя, степенно пожав руку новому знакомому.

— Читал и про тебя, Цыден. И фотографию видел. Сразу узнал, — ответил дедушка.

— Было, — спокойно сказал старый Цыден. — Приезжал из города человек, все спрашивал да писал. Потом карточку снимал. — Пастух оглянулся и сел на кочку. — Устал, однако. Все на лошади пасу, а сегодня пешком — захромал конь что-то.

Ребята невольно переглянулись. Ну и следопыт дедушка!

— Однако, рассказывай новости, — продолжал старый Цыден. — Что на земле? Какое число последнюю газету читал?

Дедушка назвал.

— А-а… — разочарованно протянул Цыден. — Такое число у меня есть. Однако, худо получается. Пять дней газета ходит, только на шестой доходит… Ну, пошли ко мне. Гостями будете. Барана резать буду.

— Далеко твой дом, Цыден?

— Километра два будет. Быстро собирайся. Ладно?

— Спасибо, Цыден. Придем.

— Базыр, приглашай гостей! — сказал старик, обратившись к мальчику.

— Приходите, ребята. Обязательно приходите! — сказал Базыр и улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

Пастухи медленно пошли к своей огромной шумной отаре. Она паслась невдалеке, и ею нельзя было не залюбоваться. Бесчисленное множество животных, все белого цвета, двигалось тесной массой, покачивая широкими спинами. Будто белая лавина, волнуясь на поверхности барашками мелких волн, плавно растекалась по полю.

— Не пойдем к чабанам! — сумрачно сказал Федя.

Он тяжело переживал свое поражение. Хорош разведчик — принял баранов за диких зверей! Мало ли что Пашка мог наболтать. Слушать — слушай, а дело свое знай.

— Полно, полно, герой! — Дедушка положил руку на плечо мальчика. — Я больше полвека в тайге и все еще учусь. А ты еще ни разу не тонул, не горел и хочешь, чтобы тут тебе все сразу выложилось. Да-а… Тайга, глухая тайга была, а сейчас вон какие стада пасутся, люди какие живут! Расчудесно получается, Федя!

Через час, снявшись с табора, экспедиция подходила к жилищу пастухов.

За широким увалом, который издали был совсем незаметен, расположился крошечный поселок: два дома, навесы, изгороди. Рядом протекала речка. Над ней высокая металлическая мачта и наверху железное колесо с лопастями. Несмотря на тихую погоду, колесо беззвучно вращалось.

— Ветряк, — сказал Женя. — На картинке я видел.

Ребята заметили также, что на шестах, прибитых к крышам домов, натянута антенна. Женя укоризненно покачал головой. Боря недовольно хмыкнул, а Федя с Пашей рассмеялись. Ну и мастер! Руки отбить за такую работу. Антенна изогнута, провисла, как дуга, цепочка изоляторов расположена неправильно, чуть не касается крыши. Наверное, у Базыра маленький братишка — он и смастерил так.

За плотной изгородью, под длинными навесами, крытыми новым драньем, неумолчно блеяли бараны. Резко пахло перепревающим навозом и потной шерстью.

Два огромных лохматых цепника встретили экспедицию остервенелым, хриплым лаем.

— Собаки! — радостно крикнул Федя. — Ребята, собаки!

Никто не успел опомниться, как он уже подбегал к ним.

— Федька!

— Назад, Федя, разорвут! Назад! — кричал дедушка.

Не в силах предпринять ничего другого, он сдернул с плеча двустволку и взвел курки. Дедушка хорошо знал свирепость полудиких чабанских псов. Каждый из них легко расправляется с волком, а когда рассвирепеет» не слушается даже хозяина.

Но Федя был уже рядом с цепниками. Хриплый лай их перешел в страшный вой и визг. Потом стало тихо. Был слышен только скрежет натянутых, как струна, цепей и прерывистое дыхание громадных псов. Тихо приговаривая, Федя шарил по карманам и что-то бросал цепникам. Обезумевшие собаки с налившимися кровью глазами даже не замечали летящих к ним кусков.

Дедушка поднял ружье. На крыльцо выскочил с берданкой старик Цыден и тоже прицелился.

Федя, не останавливаясь, шагнул и протянул руки. Цепники вдруг отступили. Федя шагнул еще… Случилось невероятное. Цепники, видимо никогда не знавшие ласки, неловко завиляли хвостами. Руки Феди опустились на их головы.

— Выпороть тебя, сукина сына, мало! Выпороть! — свирепо шевеля усами, крикнул дедушка, смахивая со лба капли пота.

— Э-э!.. — изумленно протянул старый Цыден, придя наконец в себя. — Ну, парнишка! Как так?.. Базыр, иди сюда!

Вышел Базыр и тоже изумленно уставился на Федю. Федя говорил собакам ласковые слова, почесывал у них за ушами. И вот уже одна неуклюже повернулась на спину, задрав толстые, сильные лапы. Вторая терлась о Федю лбом, да так, что чуть не валила с ног.

— А его, дедушка, и в Монгоне каждая собака знает, — сказал спокойно Паша. — Он говорит, что для разведчика-пограничника это самое важное.

— Борька, дай хлеба! — крикнул Федя. — Давай мою порцию, не буду я ужинать… Женя, скажи, чтобы дал. Ведь просил, чтобы хоть одну собаку в поход взяли. Иди вот без них. Вам-то хорошо…

— Дай хлеба! — приказал Женя Боре.

— Ну и парнишка! — повторил, подойдя к ребятам, дед Цыден. — Однако, сильно смелый… Ну, заходи в избу, Сергей. Проходите, парнишки. Коня оставь. Базыр его уберет.

Базыр, с любопытством поглядывая на ребят, отвел Савраску к изгороди, ловко снял вьюки и расседлал. Ребята вошли в дом. Федя, скормив собакам хлеб, пришел позже.

В сенях, у потолка, висела только что содранная, со следами крови, овечья шкура. В кухне на плите кипело и шипело. Вкусно пахло тушившимся мясом.

Старик провел гостей в комнату, очень чисто прибранную. В переднем углу в таких же, как у дедушки Михеича, рамках из кедра — портрет Ленина. Две никелированные кровати заправлены белыми покрывалами. У меньшей кровати вместо ковра лежала медвежья шкура, занимая почти половину комнаты. На тумбочке в строгом порядке сложены книги и толстая стопа газет.

Наташа, как водится у девочек, больше всего заинтересовалась рукоделием. Аппликациями и гладью были вышиты фиолетовый ирис, кудрявые красные лилии и голубые незабудки, здешние дикорастущие цветы. Наташа залюбовалась: очень искусная работа!