Мы те, которых нет - Шахов Максим Анатольевич - Страница 15

Едем в центр. В Замоскворечье. Вот среди старинных малоэтажных домов сквозной дворик – длинная такая кишка. Постоим немного, поглядим – не идет ли кто следом. Мне должны дышать в затылок, иначе в запутанных переулках объект не удержать.

Вроде никого. Только бомж, бесформенной кучей раскинувшийся около мусорного бака, возмущается:

– Ну чего застыл, чучело? Греби по своим делам.

– Это еще почему?

– Я тут живу. Я же в твою квартиру не прусь и не стою посреди кухни.

Теперь в метро. На третьей остановке выпрыгнуть из поезда, когда закрываются двери. Никто следом не рванул.

Захожу в гипермаркет – тут масса выходов и легко потеряться, даже не желая того, не говоря уж о том, чтобы сделать это целенаправленно. Покрутился и выскочил через подсобку, послав по матушке возмутившихся сотрудников.

Еще пара трюков. Страховаться так страховаться…

Чистый. Проверено!

Теперь на трамвай, до стадиона «Динамо». Вышел у его руин. Вон и задрипанный «Дэу Рэйсер» с левыми номерами. В нем Куратор.

– Ну, рассказывай о своих подвигах, – предложил он, когда я захлопнул за собой дверцу.

Я подробно рассказал о встрече с Глицерином. Особое внимание уделил типу, который меня пас в баре.

– Вот. Как живой. – Я протянул рисунок собственного изготовления.

– Талант, – хмыкнул Куратор. – Попытаемся выяснить, кто это.

– Возможно тот, кого мы ищем.

– Хорошо… Нам хотя бы пару серьезных фигур для показательного процесса. Нужен пиар. Мы проигрываем информационную войну. Нужен сильный вброс.

– Для этого необходим контроль за СМИ, – саркастически произнес я.

– Все будет. Но нужна удачная акция. Мы сваяем образцовых врагов народа. Их будут ненавидеть, и люди объединятся в этой ненависти. Это отработанная методика. Но в жертвы нужны не малолетние идиоты, а серьезные злодеи.

– Я понимаю, – кивнул я. – Сделаю все возможное. Но вы хоть чем-то можете помочь?

– Ничем, Сергей. Надежда вся только на тебя.

Таким тоном Куратор со мной разговаривал очень редко. Сейчас в голосе его присутствовали даже некоторые нотки отчаяния. Видимо, приперло их наверху сильно.

Следующий день Глицерин молчал. Я съездил к Жуку и еще паре людей. Но они ничем не порадовали.

Ну что с тобой делать, Глиц? Приехать к тебе на хату, взять за клюв – и в подвал? Бесполезно. Проследить? Опасно.

Так, не прозвонишь в течение двух суток – беру тебя в оборот по полной. Решено…

Он объявился на следующее утро – позвонил где-то около семи.

– Кому не спится? – осведомился я грубо.

– Это Глиц, – важно объявил он. – Тебя приглашают, Чак.

– Я на седьмом небе!

– Чего не так?

– Да задолбал ты, дятел. То я срочно нужен. То пропадаешь. Вы определитесь там.

– Определились. Встречаемся завтра на проспекте Мира… Тачка есть?

– Конечно, у меня есть тачка.

– Приезжай на ней. Нам за город.

– Шашлык и девки в программе?

– Чак, хва ржать. – Глицерин обиделся, что я не заценил торжественность момента. – Дело серьезное, а ты стебаешься.

– Вот такая я скотина… До завтра…

*

С Ярославского шоссе свернули километрах в сорока от города. Заехали по бездорожью в заброшенную деревню – оказывается, есть и такие в ближнем Подмосковье.

Около полуразваленного черного сруба стоял задрипанный корейский микроавтобус «Ссангйонг Истана». На лавке за дощатым столом сидели ребята, совсем не похожие на селян.

– Привет, брателлы! – замахал руками Глицерин.

Я присел на капот машины, ожидая развития событий.

Высокий атлет, коротко стриженный, с широким русским лицом и внимательными глазами оторвался от стола. Хлопнул по плечу Глицерина так, что тот поморщился. Протянул мне крепкую руку:

– Здравствуй, Чак. Я Афон. Давай к столу. Там поговорим…

На мангале шипело мясо. На столе были огурчики, помидорчики, водка, вобла, пиво «Балтика», охлажденное в специальном переносном холодильнике.

Ну что ж, сцена знакомства поставлена со знанием дела. Совместная пьянка – прекрасный способ наладить общение и присмотреться друг к другу.

Итак, оценим контингент. Рослая деваха с черными курчавыми волосами, в глазах горит неистребимый шлюшный огонек. Таких шалав тянет к мужчинам с их мужскими делами, им нравится быть в центре внимания не фифами с картинок в гламурных журналах, а боевыми подругами. Кликали ее Зеной.

Там где Зена, там должен быть и Конан-варвар. И такой имелся. Вася Конан – тупой, самодовольный бычара, русским языком владеет со словарем, русским матерным – в пределах школьной программы. Типичный бандитский персонаж, которому нужны телки, бабки и всеобщее почитание. По случаю отсутствия сложных мыслительных процессов, форматирование извилин под определенную идеологию труда не составляет.

Боря, он же Жаб, – противоположность Конану. Длинный, нескладный, прыщавый, со слегка затравленным и очень умным взглядом. Контактен, готов поддержать разговор. Речь свободная, чувство юмора присутствует. Обычный парень, душа компании. Обычный? Нет уж. Обычных здесь нет.

Афон – это лидер. Уверенность в себе, в своих силах. Авторитетен. Умеет управлять этим сбродом. Сам себе на уме.

Выпили за знакомство. После третьей кружки разговор вышел на политику. Обаятельный Жаб вещал с долей пафоса и фанатизма:

– Вы спрашиваете о допустимых пределах террора? Убивать всех. Летчик-бомбардировщик сильно думает о детях при бомбометании?.. Нет ни женщин, ни детей в этой борьбе. Сметать всех!

Вот такой добрый парень. Из тех, которые мечтают поджечь земной шарик.

– Предлагаете мне тем же заняться? – спросил я.

– Чак, я наводил о тебе справки, – произнес Афон. – Ты больше ничего не умеешь делать. Ты прирожденный боевик. Таких, как ты, мало.

Конан саркастически хмыкнул.

– А ты не мычи, – бросил ему небрежно Афон. – Чак боец, а ты пока еще качок вульгарис.

– Какой такой вульгарис? – заворчал обиженно Конан.

– Обыкновенный. Надувной матрас.

– Надувной?! – Конан сжал увесистый кулак.

– Кулаками делается не все, Конан.

– Шашлыки хорошие, – сгладил я остроту разговора. – И водочка качественная. За что выпьем?

– За будущее, – Афон поднял рюмку. – Чтобы нам в нем нашлось место.

Пьянка удалась. Сегодня никто не собирался возвращаться в Москву. Похоже, работающих и обремененных каким-то социальными обязанностями здесь не было. Никто не звонил мужьям, женам и родителям, никто не отпрашивался с работы. Свободные птицы.

Стемнело. Натрескавшийся водки Глицерин дрых в доме, остальные тоже растворились. Мы остались вдвоем с Афоном.

– Ну что, Чак. Как тебе мои ребята?

– Молодые, горячие. В меру отмороженные, – отметил я, отодвигая от себя рюмку и показывая, что больше не пью. – Способны наворотить дел – дурной энергии полно. Насчет надежности – сомневаюсь.

– Они убеждены в правоте нашего дела.

– И расколются, как фарфоровое блюдо, как только их прижмет госбезопасность.

– Все расколются, если хорошо колоть… Только скоро некому будет колоть. Недолго осталось.

– Оковы тяжкие падут… Все это философия. Что конкретно предлагаешь?

– Мы в деле, Чак. В большом деле… Мы не романтики. Мне под тридцатник. Да и ребята не сосунки. Будут большие социальные потрясения. В такие времена власть берут молодые и сильные. И появится возможность стать всем. Только придется ударно потрудиться.

– Терпение и труд…

– Ты нам нужен, Чак. Мы тебе нужны не меньше. На фээсбэшную подсадку ты не похож, хотя всякое бывает.

– Ну, раз такие разговоры пошли. Пожалуй, поеду-ка я домой.

– Не обижайся.

– Когда тебя обвиняют в связях со спецслужбистами…

– Никто не обвиняет. Хотя это и не исключено. Может любой оказаться. Ты, Конан, Зена, даже я.

– Что, забыл – сотрудничаешь или нет?

– Про себя я все помню. Мне можно доверять. Чак, мы вместе такие дела замутим.

– Подожди меня в ополчение записывать. Как еще сговоримся.