Неподкупные - Колычев Владимир Григорьевич - Страница 22

Открылась дверь, и в кабинет зашел Ревякин.

– Ну что там?

Богдан ткнул пальцем в фотографию лже-Даши.

– Так это ж Зойка Мыловарова! – узнал ее Ревякин. – Знатная фигура… Надо в «Каму» ехать, там ее брать. – Он увлек Богдана за собой.

Сев в машину, Ревякин сначала завел двигатель, а затем вернул Богдану пистолет.

– Ну что там?

– Есть пальчики. Чьи, пока не установили, но Сатаров работает. Дел у него по горло, но моя личная просьба пока чего-то стоит… Видишь, не все гладко в стане врага. Прокол за проколом. Еще бы этих гавриков установить…

Час назад они просмотрели всю картотеку судимых и привлекавшихся лиц, но среди них не нашли тех двух типов, что угрожали Антонине Михайловне. Хорошо хоть с Мыловаровой повезло.

– Надо бы еще по базе ГУВД пробить, но это потом. Сейчас главное – Зойку взять, – сказал Ревякин. – На ней все сходится. Если она показания даст, то все в порядке будет… Домой к тебе не поедем – смысла нет, если ясно, кто именно у тебя побывал. Мыловарова в «Каме» ошивается. Там у них ресторан, бар, да и портье знакомые, через них они заказы получают… Яшка Глазов там работал, он этими схемами занимался. Федорук – молодец, он его в оборот взял, за сводничество привлек и на два года закрыл.

– А Глазов этот на Шурина мог работать?

– Кто тебе такое сказал? Гена?

– Ну, он только предполагает… А сказал он мне, что Зойка свидетелем по делу Глазова была…

– Да, было такое. Скальцев ее с наркотой взял. Клиент косячок заказал, ну, она решила удружить. Мелочь, а срок получить можно. Вот Скальцев ее и прищучил. Она сопротивлялась, но, как говорится, недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах… Как бы наша старушка не обуглилась. Если Глазов на Шурина работал, то Шурин мог Зойку наказать. Вот он ее и наказал. К тебе подсадил. Она свое дело сделала, и на этом все. Мавр сделал свое дело, мавра можно уходить… Ладно, посмотрим, что нам в гостинице скажут.

Высотное здание гостиницы возвышалось над рекой, площадь перед ним была составной частью красивой набережной, любимого места для прогулок горожан. Слева парк, справа мост – шедевр инженерной мысли, впереди река с белыми пароходами, до речного вокзала рукой подать. Место великолепное, да и ресторан здесь, говорят, отличный, потому сюда стекались не только гости, но и жители города.

На стоянке перед рестораном Богдан увидел несколько «Волг», автовазовских «девяток» и даже «Мерседес». А на широченном крыльце перед витринными окнами толпились подозрительной внешности люди. Двое сидели на корточках, как это делают зэки, один стоял, о чем-то с ними разговаривая на языке слов и жестов, еще четыре здоровенных лба стояли чуть в сторонке. Эти, поигрывая желваками, грызли семечки да небрежно посматривали по сторонам.

– Шарага рычаговская собралась, – догадался Ревякин. – Они что, поминки здесь собираются проводить? Так рано еще. Или власть делят?

Он вышел из машины и прямым ходом направился к толпе. Один из тех, что сидел на корточках, волком зыркнул на него, но поднялся и даже выдавил подобие улыбки.

– Здорово, Тарас, – обращаясь к нему, небрежно бросил Ревякин.

На остальных он даже не смотрел. Видно, Тарас был старшим среди них всех.

Колоритная личность. Голова в основании узкая, но лицо широкое. Лоб не высокий, зато настолько выпуклый, что глазки под ним еле видны. Нос приплюснутый, челюсть массивная, но шея тонкая, и плечи так себе. А недостаток физической мощи Тарас, казалось, компенсировал тем, что играл руками, растопыривая пальцы. Возможно, он думал, что, когда руки ходят ходуном, плечи не кажутся такими узкими.

– Ну, с кисточкой тебе, начальник!

И голова его колыхалась на шее.

– Чего ты здесь тусуешься, Тарас? Люди здесь ходят, а вы их тут смущаете…

– Чем это мы их смущаем?

– Да у тебя на лбу три ходки выбиты! И у твоих братков такой же расклад. От вас люди шарахаются.

– Мы свободные люди, начальник. И живем в свободной стране.

Какое-то время Ревякин ошарашенно смотрел на него, но вот оцепенение прошло.

– Тарас, ты что, боевиков штатовских насмотрелся? Какая свобода? Я сейчас тебя закрою, и посмотрим, какой ты свободный…

– Э-э, начальник, нельзя просто так человека закрыть! – предостерегающе сощурился уголовник.

И его дружки смотрели угрожающе. Амбалы же только и ждали, когда последует «фас». Но Ревякин, казалось, их не боялся. Он настоящий опер, и Богдан брал с него пример. Он понимал, что в случае чего их с Ревякиным могут смести с крыльца, но держался при этом с достоинством бывалого опера.

– Ты не человек, ты рецидивист. Как говорится, был бы рецидивист, а дело найдется, – усмехнулся Ревякин.

– Потому вас, ментов, и не любят в народе, что у вас так говорят, – ухмыльнулся Тарас.

– А ты типа о нуждах народа печешься? Извини, не знал… Давай, Тарас, забирай свою кодлу, нечего здесь глаза мозолить…

Уголовник думал недолго. Он подал знак амбалам, и те скрылись в зале ресторана. Но его дружки с такими же, как у него, дефективными физиономиями остались с ним.

– Раз такое дело, начальник, поговорить надо, – доставая из кармана пачку «Беломора», сказал Тарас.

– Ну, говори.

– Брата моего сегодня убили.

– Я в курсе.

– Молва такая пошла, что Глеба нашего менты ваши подстрелили.

– Не понял! – встрепенулся Ревякин.

И Богдану стало не по себе. Не хватало еще, чтобы воры обвинили его в смерти законника.

– Ну, опер у вас есть. Говорят, его наши на перо… ну, в смысле наши на него покушались.

– Так это только говорят или на самом деле так было?

– Не было ничего, начальник. Наши здесь ни при чем. Это я тебе точно говорю.

– А тебе точно можно верить?

– Мне можно. Мое слово из железа… Зря вы на эту продажу повелись. Я понимаю, ментовское братство, все такое… Только и у нас братва, начальник. И мы за своего брата спросить можем… Этого, что ли, завалить пытались? – нехорошо глянул на Богдана уголовник.

– А тебе какая разница? – тут же отреагировал Ревякин. – Не важно, на кого покушались, важно, что мы за своих жестко спрашиваем. Это наш ментовской закон, и мы на этом законе живем… И если ты там спрашивать с кого-то собираешься, хорошо подумай, чем это для тебя может закончиться. Ты можешь сказать, что смерти ты не боишься, все такое. А я могу сказать, что боишься. Но скажу, что есть вещи пострашней смерти. Не буду говорить какие. Ты сам все прекрасно знаешь. Так что считай, я тебя предупредил…

– Ты бы попридержал коней, начальник, – с хорошей миной при плохой игре сказал вор. – Не надо так гнать… Слухи так просто не появляются, их разносят. Если слух пошел, то кому-то это нужно… Может, вы и не при делах, но кому-то нужно, чтобы на вас думали. И мы оперка твоего не трогали. А слух пошел…

– Умный ты человек, Тарас, – пальцами оглаживая подбородок, в раздумье сказал Ревякин. – Поэтому к тебе надо прислушаться.

– Прислушайся, начальник. И сделай правильные выводы. Я вор, я не могу тебе сказать, с кем у нас непонятная тема, но ты мент по жизни, ты сам все поймешь. Если захочешь понять…

– Я понял, о чем ты хочешь сказать, Тарас. Я в курсе ваших проблем. И скажу тебе, что никто из наших Рычага не трогал. Подстава это. Кто-то хочет стрелки от себя отвести. И ты прекрасно знаешь, кто…

– С этим человеком у нас свой разговор.

– Надеюсь, обойдется без мокрого.

В ответ вор пренебрежительно ухмыльнулся и повернулся к Ревякину спиной.

Ревякин и Богдан зашли в ресторан вслед за ним, но ни одной особи женского пола там не обнаружили. Зато в баре, что находился с другой стороны гостиницы, за стойкой сидели две девицы облегченного поведения. Агрессивно-кокетливая косметика, глубоко декольтированные блузки, короткие юбки… Но все это лишь наводило на определенные мысли, но не давало повода предъявить им обвинение в проституции.

– Привет, девчонки! Сколько стоит поговорить? – развязно спросил Ревякин.

– О чем? – смерила его настороженным взглядом худосочная шатенка с пышным бюстом и узкими бедрами.