Очаг и орел - Сетон Эни - Страница 20

Эспер умылась над фарфоровым тазиком, вымыла руки и шею и с облегчением решила, что можно не мыться целиком, так как времени оставалось мало. Она не хотела быть такого роста — Эспер была выше всех девушек в их пансионе, почти такая же высокая, как Джонни. А в прошлом году оказалось, что у нее к тому же большая грудь. Эспер вытерлась и начала одеваться. Потом стала яростно расчесывать волосы, рыжие, почти морковного цвета, длинные, ниже талии и такие толстые, что из них, как дразнили ее в детстве, можно было сделать канат. Девушка посмотрелась в зеркальце, как всегда недовольно. Зачем Господь наградил ее высоким ростом, круглым лицом, светло-карими глазами, которые иногда кажутся зелеными, да еще этими густыми бровями? Она бросила на столик расческу и зеркало и надела свое коричневое школьное платье. Ну, хорошо хоть веснушек Бог не дал, а то у мамы и у некоторых из Доллиберов еще и веснушки есть.

Эспер кое-как убрала постель, надеясь, что мать будет занята и не обратит внимания. Тут она услышала стук копыт и выглянула в окно. Приехала телега с грузом из Медфорда. Двое мужчин сгружали ящики с черной патокой и ромом и носили их в таверну. Как рано, подумала слегка удивленная Эспер. Наверное, ночью ехали. И она поспешила вниз, в кухню.

Девушка услышала из распивочной голос матери:

— Переверни колбаски, поставь пироги с рыбой. Надо снять сливки с молока. И поторопись: оба коммерсанта уезжают в Линн.

Эспер кивнула и побежала к малой кухонной плите. Большой очаг они разожгут потом, но плита еще горячая со вчерашнего дня, ее легко протопить. Так, тесто готово. Эспер перевернула колбаски, поставила в печку пироги и с удивлением увидела, что мать неподвижно стоит посреди комнаты, молча глядя на листок бумаги.

— Что это, ма? — спросила девушка, пытаясь заглянуть через плечо матери. Оказалось, что это обыкновенный счет на ром и патоку, но в самом низу — виднелись еще несколько коричневых строчек.

— Занимайся своим делом, — ответила Сьюзэн. Но она сказала это неуверенно, что было не очень на нее похоже, и покосилась на бумагу. — Именно сегодня, когда столько народу, и вечером будет полный дом... Но как-то надо это сделать.

— Что, мама? — вскрикнула Эспер, сгорая от любопытства.

Сьюзэн положила бумагу в карман фартука.

— Ты будешь реветь...

— Нет, мама, нет!..

Сьюзэн покачала головой и нахмурилась.

— Пошевеливайся, а то в школу опоздаешь. — Она прошла на кухню, подошла к двери кабинета мужа и распахнула ее без стука. Эспер, побуждаемая любопытством и духом противоречия, подошла ближе. Дверь была приоткрыта.

— ...Это — ТТ, — закончила фразу Сьюзэн. — Написано молоком на счете, как в прошлый раз. Я подержала бумагу над огнем. Их двое. Скорее всего, будут сегодня вечером.

— Я не имею с этим ничего общего! — закричал отец. — Я не допущу этого.

— Ну да, не допустишь! — разозлилась мать. — В прошлый раз сделал и теперь сделаешь.

— Тогда, несколько лет назад, было другое дело. Это было до указа. Я не нарушаю закон. Я им уже говорил...

Эспер слышала, как мать стукнула кулаком по столу.

— Черт побери! С каких это пор марблхедцы цепляются за закон, если он плохой? У них, должно быть, отчаянное положение, иначе они не просили бы об этом. Меня просто бесит, что ты такая тряпка.

— Хватит, Сьюзэн. Мне все это не нравилось еще в прошлый раз, и в конце концов мои предки были рабовладельцами. У Моисея было несколько черных. И я не хочу, чтобы мой дом снова использовали, как перевалочный пункт.

Эспер в удивлении открыла рот. Вот оно что! ТТ — значит «Тайная Тропа».

— Так ты за рабство? — запальчиво выкрикнула Сьюзэн.

— Да нет. Но я сомневаюсь, что аболиционизм — это выход. Пусть южане сами решают свои проблемы. И помни, в Марблхеде многие симпатизируют южанам.

— Да, еще бы! Кое-кто из сапожников и, может, еще Кабби, потому что бедная Ли не в себе с тех пор, как ее муж утонул. А этот щенок Нат всегда будет болтать всякую ерунду, от чего мутит порядочных людей.

— Спорить бесполезно, я все сказал.

Вновь заскрипело перо по бумаге, и Эспер отошла, но недостаточно быстро. Сьюзэн, вылетевшая из комнаты с красными щеками и горящими глазами, увидела виноватое выражение на лице дочери.

— Значит, вы подслушивали, мисс. Все слышала?

Эспер открыла рот и снова закрыла, не зная, что сказать. Но мать не злилась на нее. Она тяжело опустилась в кресло и тихо сказала:

— Ну, Хэсс, придется нам самим заниматься этим. Бедняги явятся сюда, и мы не можем прогнать их, что бы ни говорил твой отец.

Эспер почувствовала горячую солидарность с матерью. Конечно, папа здесь не прав. Это потому, что он не читал «Хижину дяди Тома», которую знал весь Марблхед. Он даже не читал поразительных стихов мистера Лонгфелло, вроде «Рабы на гиблом болоте». Он читает только книги давно умерших людей, живших в Старом Свете. Поэтому он не знает, как страдают бедные рабы.

— А как мы это сделаем, мама? — прошептала девушка. — Сегодня будет полно народу, моряки завтра отплывают...

— Чш-ш, — прошипела Сьюзэн, с беспокойством глядя на часы. — Там, внизу, эти торговцы. Покорми их завтраком, и я скажу тебе, что делать. Сегодня можешь пропустить школу.

Эспер прислуживала двоим коммерсантам довольно небрежно, но впервые мать, механически передвигавшаяся по кухне, нахмуренная и занятая своими мыслями, не сделала ей выговора. Сьюзэн решилась, и ее не смущало, что придется обмануть Роджера. Она уже не раз сама принимала решения, не без раздражения уступая стремлению мужа спрятаться от жизни. Лет пятнадцать уже он кропал вирши под названием «Памятные события в Марблхеде». Но это тащило за собой столько повторений классиков и ссылок на источники, что он добрался только до войн с французами и индейцами. Его жена и дочь смутно понимали, что эта поэма должна быть оправданием его неудавшейся жизни, но Сьюзэн эта бессмысленная затея неизменно приводила в отчаяние. Да, ее муж не был удачлив. Когда Роджеру было двенадцать, его для практики отправили в плавание на «Банкере». Все шесть недель он пролежал на койке, мучаясь от морской болезни.

— Сомневаюсь, чтобы из него вообще вышел моряк, — презрительно сказал капитан его отцу, когда они вернулись.

Так и было. Рыбак из него тоже получился неумелый, да и желания быть рыбаком у Роджера не было. Его отец, Том Ханивуд, наконец смирился с недостатками сына, хотя со времен Марка и Фиб море всегда играло самую важную роль в жизни Ханивудов. Отец решил попробовать еще одно. Мальчишка прекрасно учился в школе, много читал и любил что-то писать. Пусть тогда ученым будет. Не пожалев денег, юного Роджера послали в Гарвард. Но и из этого ничего не вышло. Друзей в университете у него не было. Другие студенты считали Ханивуда странным типом и передразнивали его марблхедский выговор, а юноша злился и всеми силами пытался избавиться от него. Роджер часто пропускал занятия, сидя вместо этого в библиотеке, а потом вдруг заболел: начались головные боли и приступы непонятного страха, сопровождаемого потливостью и рвотой. В конце учебного года он провалился на всех экзаменах. Роджер вернулся в Марблхед, и болезнь прошла. Его отец, горько разочарованный, решил пристроить сына к гостиничному делу. Но и здесь у него не заладилось. Когда ему исполнилось двадцать, Роджер женился на Сьюзэн Доллибер — по закону притягивания противоположностей, и все в городе согласились, что это был его единственный разумный поступок.

— Ма, они ушли, — прошептала Эспер, внося в кухню поднос с грязной посудой. — У тебя есть план?

Сьюзэн взяла с подноса полдоллара — плату за завтрак — и положила их в шкатулку, которую хранила в ящике старого шкафа.

— Иди сюда, —тихо сказала она и провела дочь в маленькую спальню, находящуюся слева от большого очага (комната не открывалась со смерти бабушки, потому что была предназначена для смертей и родов). Сьюзэн закрыла за собой дверь.

— Тебе бы следовало прочесть письмо, пока я не сожгла его, — сказала она.