Связанный честью - Браун Сандра - Страница 39

Тот уронил руки и тяжело вздохнул:

– Я не думал, что в свой медовый месяц мы будем обсуждать Эйслин и Лукаса.

– О, Джин… – Элис обхватила его за талию и крепко обняла. Прижалась щекой к его груди. Джин скинул пиджак, как только коридорный оставил их в одиночестве, но они с Элис все еще были полностью одеты. – Прости меня. Мне очень жаль. Я знаю, что не стоит так волноваться, но я просто не могу выкинуть их из головы. Эйслин словно шла по канату, а Лукас…

– Казался бочонком динамита, который вот-вот взорвется, – закончил за нее Джин. – Он был грубым как никогда. Я еще ни разу не видел его таким злым и нервным. – Он тихо засмеялся ей в волосы. – Лично мне кажется, что это хороший признак.

– Признак чего? – Элис подняла голову.

Джин провел пальцем по ее подбородку:

– Он не был бы таким раздражительным, если бы Эйслин не тревожила его душу. По-моему, эта леди задевает его так, как никто и никогда раньше. И это чертовски пугает бесстрашного Лукаса Грейвольфа.

– Думаешь, Эйслин его любит?

– Да. Несомненно. Я кое-что выяснил о ее отце. Уиллард Эндрюс состоит во всех советах директоров, возглавляет все комитеты, какие только есть в Скоттдейле. Женщина с ее средствами, чей отец занимает такое положение в обществе, без труда победила бы индейца-одиночку. То, что он угрожал ей, – чепуха, она могла не выходить замуж за твоего сына. Так что да, я думаю, она любит его.

– А сам Лукас? Он любит ее?

Джин нахмурил брови, вспоминая прием, организованный для них с Элис. Когда бы он ни бросал взгляд на Лукаса, тот постоянно смотрел на Эйслин. И не просто небрежно посматривал, а смотрел очень внимательно, не обращая внимания на то, что творилось вокруг.

Подумав об этом, Джин вспомнил один момент, когда Эйслин несла к банкетному столику тяжелую чашу пунша. Он видел, как Лукас рванулся было к ней, чтобы помочь, но остановился на полдороге, как будто передумал.

И когда они прощались перед отъездом, Джин побился бы об заклад, что Лукас думает не о матери и ее новом муже. Все мысли этого молодого человека занимала его собственная жена. Когда Эйслин махала им вслед, смеялась и выкрикивала добрые пожелания, а ее светлые волосы плясали на плече Лукаса, тот напрягался так, словно с трудом сдерживается, чтобы не коснуться ее.

– По моему профессиональному мнению, у него небольшая любовная лихорадка, – ответил Джин. – Возможно, он сам еще не знает, что любит ее. Или знает, но не хочет признаваться в этом даже самому себе.

– Я хочу, чтобы они были счастливы.

– А я хочу, чтобы мы с тобой были счастливы. Ты знаешь, что прямо сейчас делаешь меня безумно счастливым?

Костяшками пальцев он приподнял ее голову за подбородок, чуть запрокинул назад и поцеловал в губы. Сначала легко и нежно, потом со все возрастающей страстью. Его руки скользнули вокруг ее талии и притянули ее к нему.

– Элис, Элис, – простонал он, наконец отрываясь от ее губ. – Я так долго ждал этого момента. Я даже не помню времени, когда бы я не хотел тебя, когда бы не испытывал к тебе мучительного желания.

– Элис Декстер, – застенчиво прошептала она.

Видимо, это был ее способ выразить ему любовь и желание. Джин потянулся ей за спину, к застежке льняного платья цвета абрикоса. Оно было очень простым, в оборках и кружевах Элис попросту бы утонула. Из украшений на ней были только золотые сережки, цепочка, которую он сам подарил ей на прошлое Рождество, и тоненькое обручальное кольцо, что он надел ей на палец на свадьбе.

Расстегнув все пуговицы, он опустил вперед лиф.

– Я ведь уже немолода, Джин, – с дрожью в голосе напомнила Элис. – Я уже бабушка.

Он только улыбнулся и стянул с ее плеч платье. У него дух захватило от восхищения и по телу прошла сладострастная дрожь. Элис была маленькой, ладной и очень красивой. На ней было белье цвета слоновой кости, которое ей очень подходило. Она была скромной женщиной, но в ней ощущалась скрытая чувственность, ожидающая своего часа.

Джин обожал свою жену.

Нежно обнимая ее и прогоняя застенчивость поцелуями, он снял с нее и все остальное. Поднял на руки, отнес к кровати и положил на нее. Элис лежала с закрытыми глазами, пока он сам раздевался.

Джин подошел к ней, сгреб в объятия и прижал ее к себе. Его залил чистый экстаз, сладкая и густая, как мед, волна, нахлынула на него. Элис задрожала.

– Не надо, – прошептал он, – не бойся. Я готов обнимать тебя сколько потребуется. Я знаю, что ты напугана, и я знаю почему. Но я клянусь перед тобой и самим Господом, я никогда не причиню тебе боли.

– Я знаю, Джин. Я знаю. Просто это было так давно и…

– Я понимаю. Больше ничего не говори. Ничего не произойдет, пока ты этого не захочешь. – Он обнял ее защищающим жестом и приказал себе сдерживаться. Он знал, что с ней надо проявлять бесконечное терпение. Элис стоила того, чтобы ее холили и лелеяли.

В конце концов она расслабилась, и Джин отважился на нежные ласки. Ее кожа была словно атлас, гладкая и упругая. Тело этой женщины было лет на двадцать моложе ее возраста. Он с благоговением смотрел на ее грудь – высокую, округлую, налитую. От прикосновения Элис застонала, но быстрый взгляд ей в лицо сказал ему, что это от удовольствия, а не от страха. Он целовал эти смуглые холмики очень нежно, как весенний дождь.

Джин соблазнял ее, всячески возбуждая и успокаивая, пока не понял, что она готова принять его. Он любил ее сладострастно, изысканно и очень нежно, а на пике – с безумной страстью.

Чуть позже, обнимая ее, он вздохнул, прижимаясь лицом к ее волосам:

– Если бы понадобилось, я бы прождал тебя еще двадцать лет, Элис Грейвольф-Декстер. Тебя стоит ждать.

– И тебя тоже, Джин, – ответила она, целуя его грудь. – Тебя тоже, любовь моя.

Лукас закрыл дверь и запер амбар. Может, его мать сегодня и вышла замуж, но работа на ранчо никогда не прерывалась. Как только отбыл последний гость, он переоделся и занялся своими каждодневными обязанностями, хоть и чувствовал себя уставшим из-за раннего подъема и предсвадебной поездки в город.

Завтра приезжает смотреть лошадей потенциальный покупатель. Лукас весь день приводил их в порядок. Если за них дадут хорошую цену, то ему хватит денег, чтобы нанять на ранчо помощника.

Может, лишение адвокатской практики окажется в конце концов и к лучшему. Вряд ли он смог бы одновременно справляться с ранчо и работать в адвокатской фирме. Лукас любил землю и лошадей, ведь они принадлежали его деду. И ему понравилось работать на воздухе. Даже по многу часов.

Но он скучал по своей профессии. Он всегда получал удовольствие от хорошей схватки в суде. Когда он повзрослел и понял, что скандал ничего не решает, его ареной стал зал суда. Лукас был превосходным гладиатором. И он скучал по правовым перепалкам и итоговому удовлетворению, когда чувствовал, что сделал все возможное, даже если проиграл дело.

Он скинул рубашку и подошел к уличному крану, что был вмонтирован в домовой фундамент. Открыл воду и подставил под нее голову, а потом и все тело, смывая слой пыли и пота.

Как всегда, при воспоминании о добрых друзьях – таких, как Джонни Диринвотер – он чувствовал, что в горле у него поднимается ком. Без них у него не было бы этого дома. На то, чтобы его закончить, у него бы ушли годы, не говоря уже о куче денег. Они с Эйслин…

Черт! Он ненавидел, когда его разум автоматически объединял их. «Мы с Эйслин», «Эйслин и я», «мы», «нас». Ему не нравилось думать о них как о едином целом, но его мозг упрямо на этом настаивал.

Злясь на себя за такой промах, Лукас завернул за угол дома. И резко остановился, словно наткнулся на стену. Он был всего в нескольких ярдах от открытого окна спальни, в котором мелькнула Эйслин. Он слышал, как она чем-то брякает в комнате, и видел скользящую по стенам тень, когда она двигалась.

В окружающей темноте этот прямоугольный кусочек света выглядел таким гостеприимным. Он манил Лукаса, как манит моряка маяк. И придавал ощущение тепла и уюта. Дом. Открытое окно его завораживало. Лукас не мог заставить себя уйти, хотя и предполагал, что вторгается в личное пространство Эйслин. «Да прекрати же ты вести себя как проклятый дурак! Эта женщина – твоя жена».