Беру все на себя - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 70

Удастся ли разговорить боярина Солому после всего, что произошло? Пытать-то «око Мстиславово»… того — чревато. Такую мысль высказал Егор Мишке вслух, не стесняясь присутствия Гоголя. Возразить было нечего, как на высказанное, так и на подразумеваемое: «Ну на хрена ж вы, сопляки, княжьего ближника так измордовали?»

И тут Василий Гоголь, видимо, поняв затруднение Мишки и Егора, «порадовал». Оказывается, гонец, прискакавший из Городно, жив и сидит в сарае вместе с другими пленниками. Уж он-то все знает. Надо его допросить!

Ох, как Мишку перекорежило от этих слов! Егор даже дернулся удержать молодого сотника, чтобы тот не кинулся на Гоголя. Слякоть же, а не человек — отдать своего на допрос и пытки! Вот так просто взять и заложить верного воина, гнавшего сюда с вестью от самого Городно, чуть живого от усталости, но пошедшего вместе со всеми выручать княгиню с детьми. Настаивать на немедленном допросе…

Казалось бы, все можно понять: беременная жена — из-за любви мужчины порой на что угодно способны; чувство долга — честный воин обязан употребить любые средства для спасения княгини… Но в том-то и дело, что Гоголь в Мишкиных глазах не был ни мужчиной, ни честным воином! И ни при чем здесь были ни «понятия», усвоенные при отсидке в Крестах, ни традиционная в России нелюбовь к стукачам. Мерзость поведения Гоголя заключалась даже и не в том, ЧТО сказал этот «утконос», а КАК сказал — было отчетливо видно: позволь ему, и сам, своими руками, будет пытать гонца. И ведь отмажется потом, гнида, — все, мол, сделал для того, чтобы княгиню с детьми спасти!

Как-то по-особому вдруг стали понятны рассказы фронтовиков о том, что попавшихся власовцев или полицаев чаще всего до особого отдела и не доводили — мочили по-тихому и с чувством своей полной правоты. А уж воспоминания об «общечеловеках», призывавших «международную общественность» ввести экономические санкции против собственной страны…

Короче, правильно понял Егор Мишкин порыв… Взял боярина Гоголя за шиворот и потащил к сараю с пленными — укажет, мол, гонца. А Мишка остался сидеть, где сидел.

«„Попала собака в колесо — пищи, но бежи“, ибо деваться некуда, положение безвыходное — самое время вылезать на свет божий Лисовину-берсерку, однако почему-то не вылезает… Атанде-с,[30] сэр, а действительно ли безвыходное? Продолжая вашу аналогию, позволю себе заметить, что, хотя скорость и направление бега от вас не зависят — колесо есть колесо — пищать-то можно по-разному! Начиная с просто „писка обыкновенного“ и кончая вполне осмысленными словосочетаниями в тональности свыше двух с половиной тысяч герц. Более того, эти осмысленные словосочетания, если уж позволить себе и вовсе свободный полет фантазии, могут носить не только матерно-протестный характер, но и командно-распорядительный! И пофиг веник, что команда отдается писклявым голосом, лишь бы подействовало.

А если еще раз вспомнить французов, коли уж начали, то, пользуясь выражением „noblesse oblige“ — „положение обязывает“, — можно и вообще сделать вид, что так все и должно быть. Пищу — значит, надо! В приложении же к сложившимся обстоятельствам, прямо-таки стопроцентно вписывающимся в сюжет рыцарского романа — княгиня с детьми томится в плену у злодеев, — сам собой напрашивается более углубленный анализ этого крылатого выражения. Noblesse— дворянство, следовательно, „дворянство обязывает“, а просто noble— благородный, то есть „благородство обязывает“. И ежели вы, сэр, благородны, извольте кидаться на спасение слабых и беззащитных, почитая за честь сложить, если придется, вашу буйну голову. Ну а такой прозой, как головы доверенных вам мальчишек, можно и пренебречь, ибо… в соответствующих литературных произведениях благородные герои так и поступают.

А может, хватит пургу гнать, сэр? Неохота вам решение принимать, вот и извращаетесь. Понятно, в общем, но решать-то придется, никуда не денетесь. Для начала будем считать, что спасение княжеской семьи — наиболее нравственное решение. Каким же тогда будет наиболее рациональное? Вот именно: дождаться, пока для транспортировки князя Всеволода пригонят лодку (или самим ее где-то добыть), да и линять отсюда, пока жареным не запахло. Задание лорда Корнея вы даже перевыполнили, и от добра добра не ищут.

А если князь помрет? Тогда получается, что княгиню надо все-таки спасать — хоть какая-то компенсация. Но может ведь и не помереть… М-да, неопределенность… Нет, так дело не пойдет, нельзя крутиться только вокруг имеющейся ситуации — это и есть рефлексивный метод управления — произошло что-то непредвиденное, и решение принимается на ходу, без учета всех остальных обстоятельств. Тут такое дело, что, приняв сиюминутно правильное решение, можно крепко вляпаться спустя некоторое время.

Придется, что называется, плясать от печки. Итак цель, промежуточная, разумеется, формулировалась вами, сэр, следующим образом: по возможности тихо, не привлекая внимания власть предержащих, превратить Погорынье в базу для дальнейшего… для дальнейшего, одним словом. Проще говоря: создать полноценное воеводство Погорынское или, если угодно, графство. Вот только… себе-то можно признаться, сэр, вы же сами под это дело мину и заложили — выдать замуж сестер в Турове, это, по-вашему, не привлекать внимания? Туров не Питер — населения-то в лучшем случае тысяч пять-шесть, если не меньше, а „матримониальная база“, исходя из ваших запросов, может и вовсе в несколько десятков потенциальных женихов вылиться. И где тут незаметность?

Далее… Окончательно ваши планы, сэр, накрылись тазом для варки варенья из-за вмешательства лорда Корнея в конфликт с Полоцком и… всего, что ему сопутствовало. Тут уж ни о какой незаметности и речи идти не может. Наоборот, такое ощущение, что дед намеренно желает засветиться, но… Вот именно: совершенно непонятно, что он задумал — помочь подняться князьям из ветви Святополчичей, с которыми он состоит в родстве, или подтвердить свою лояльность Мономашичам? Первый вариант, почти без сомнения, сущее самоубийство, однако понимает ли это Корней? Будем считать, что понимает… Не идиот же он!

Теперь добавляем сюда наши прибамбасы. Пленение князя Всеволода Городненского можно было бы считать несомненным плюсом в деле подтверждения лояльности Мономашичам, если бы не два обстоятельства: первое — гибель людей боярина Соломы, которые могут быть… а могут и не быть киевлянами; второе — нарушение каких-то хитромудрых планов Авдея Соломы или даже самого Мстислава Киевского. И то и другое только предположения, но „надейся на лучшее, а рассчитывай на худшее“.

Вывод прост — полярный лис… толстый и с наглой мордой. Промежуточная цель и планы на ближайшие полтора-два года подлежат решительному пересмотру. Как, кстати сказать, и ваше намерение, сэр, не влезать в княжеские междоусобицы — влезли по самые уши, причем с первого захода, блин. Цель, цель… да что там мозгами елозить? Базу-то в Погорынье все равно создавать надо! Если не получается незаметно, по-тихому, значит… Да, не очень громко, вполголоса — путь к провалу. Что-то натворить, а потом затихнуть в ожидании реакции вышестоящих — сущее детство — грохнул банку с вареньем и ждешь: заметит мать или не заметит? В нашем же случае это означает пустить события на самотек, никак на них не влияя. Не пойдет, сэр».

— Говори, сука! — прервал Мишкины размышления вопль боярина Гоголя. — На куски порежу, живьем зажарю!..

Мишка и сам не заметил, как в руке оказался кистень. Именно кистень — желание было вполне определенным: не пристрелить Гоголя из самострела, а бить, бить, бить… Слышать хруст костей, видеть, как корчится эта паскуда перед смертью… С трудом, с огромным трудом заставил себя сесть на место и прибрать оружие, да и то только после злого окрика Егора:

— Заткнись! Урядник! Убрать… этого!

Перед глазами совершенно отчетливо всплыл эпизод какого-то фильма об Отечественной войне. Некий чин СС или фельдполиции или… короче, командир карательного отряда, спокойно наблюдает, как полицай измывается над земляками, то ли выслуживаясь, то ли припоминая старые обиды, то ли удовлетворяя свои гнусные комплексы…