Чёрный властелин - Шеховцов Алексей Алексеевич - Страница 2

На этот раз амбалы вбежали в комнату. С саблями наголо. Зрелище, наверное, было прекомичное. В проходе два чёрных шкафа в юбках и с саблями. У окна лежит ошарашенный монашек с набухающим фингалом. Ещё двое таких же (правда, без фингалов) жмутся в углу, с бадьёй воды и губкой. А посередине стоит мокрый голый негр, одну руку сжав в кулак, а другой – прикрывая хозяйство.

– Принц! Прости нас, мы не содомиты! – пропищал монашек с бадьёй.

Я заставил себя сделать три глубоких вдоха. Слава богу, амбалы стояли с саблями и не вмешивались. Спокойствие, это всего лишь извращенцы. Пассивные. Тьфу, мерзость.

– Так. Бадью на пол. Все вон. Дверь закрыть. Не входить, пока я не позову.

– Повинуемся.

Думаю, монашки были ошарашены не менее моего, особенно если такое групповое омовение у них в моде. Чёрт, срываюсь. Про амбалов вообще ничего не могу сказать – лица каменные, как у статуй. Я вздохнул и взялся за полупустую бадью, надо бы домыться – ибо духан. А принц был не слабый парень – я бы это ведро одной рукой, конечно, поднял, но вот так запросто его держать не получилось бы.

Как же меня нервирует моё новое тело. Ополаскиваю этот здоровый обрезанный болт и чувствую себя то героем порнофильма, то гомиком-извращенцем. Нет, на Небесах иронию любят. Мало того что в негра, так ещё в обрезанного негра… Сразу вспоминаются беседы с Амандой о вреде обрезания в современной Америке. Япона мать, надо бы повспоминать мои «пунктики» – чую, что по каждому из них ждёт меня беспощадный облом. Не дай бог на настоящих содомитов нарваться. А вот интересно, я же назвал их п…ми… Наверное, мозг сам перевёл по смыслу. Иначе бы эфиопы не поняли, при чём здесь греческие растлители малолетних. Или поняли бы? Чёрт, в голове сплошная солянка. С матом, наверное, лучше завязывать… если получится. До сих пор трясёт. С другой стороны, постельная слабость, похоже, выветрилась. Никак этот… принц был атлетом, а не просто себя в форме держал. Пресс как у образцового боди-билдера. Шварц не впечатлится, но и я могу ему больше не завидовать.

Закончив водную процедуру, я сграбастал с кровати полотенце. Или то, что мне им показалось. Из одежды наличествовали широкие штаны на тесёмках (Ура! Да здравствуют штаны!) и хламида с золотистой вышивкой. С грехом пополам я облачился. Со штанами было легко, но хламида поначалу была загадкой. Облачившись, я более или менее успокоился. Загребущие гомские лапы меня более не страшили – хламида защитит правоверного американца от ультралевых поползновений и прочего ахтунга.

Окинув комнату взглядом, я остановился на бадье. Зеркала нет, так что использую заменитель. Узрев своё отражение, я с трудом удержался от очередного крика или потока ругани. Я был негром, обрезанным кучерявым негром с жидкой бородкой и усами. Мама, роди меня обратно. Хотя лучше не надо – мало ли какая коричневая мама была у этого негра. Судя по жидкой растительности и несколько прыщавой морде, принц был ещё пацаном. Я устало вздохнул – всё веселее и веселее. Ну да ладно, будем жить в чём есть, может, скоро проснусь или придут добрые дяди в белых халатах с уколом и смирительной рубашкой. Тем более что я совсем запамятовал о кошачьих отходах во рту.

Я решительно открыл дверь. Амбалы, похоже, решили стать оплотом стабильности в моём мире и сейчас неизменно сторожили дверь. Три гадких монашка нервно жались друг к другу в паре шагов от них.

– Ты, – я указал пальцем на лапавшего меня извращенца, – …, с глаз моих долой. Увижу – пришибу.

Тот чесанул прочь по коридору.

– Теперь ты, – я указал на смелого, что заговорил со мной ранее, – разузнай, где лекарь Жен и где мой отец.

Как странно произносить это слово, подразумевая чёрт знает кого.

– А ты, – обратился я к третьему монашку, – принеси мне вина, чистой воды и два яблока.

Надеюсь, в Эфиопии яблоки растут или хотя бы мой мозг найдёт правильный перевод.

– Солдаты, благодарю за службу, так держать!

Игнорировать амбалов мне показалось неприличным.

– Служим царю! – перевёлся мне их ответный рявк.

Да, с армией надо дружить в любой ситуации.

Я вернулся в комнату, сел на кровать и снова уставился в окно, нервно хихикая про себя.

Йикуно Амлак, негус нагаст – царь царей и повелитель Эфиопии, – пребывал в скверном расположении духа. После глупейшего случая на охоте старший сын негуса уже две недели пребывал в беспамятстве. Если он умрёт, то династия правителей из народа амхара, скорее всего, прервётся, не успев толком закрепиться на троне. Негус может не успеть вырастить и подготовить к царствованию младшего сына, хоть задатки у того значительно лучше, чем у старшего брата-раздолбая. А слабого правителя не спасёт и родословная, исходящая от самого царя Соломона. В конце концов, князья Агау умудрились править амхара, несмотря на то что не имели к староаксумской династии вообще никакого отношения. И если бы не помощь Текле и Йесуса-Моа, то они до сих пор сохраняли бы свою позицию.

Зря, зря он тратил всё своё время на непутёвого первенца. Как же некстати. Правитель умудрился вытащить трон из-под последнего царя династии Загве (что, кстати, значило «от Агау»), сплотить могучий союз с церковью и заложить основы для объединения разрозненных земель, наследниц славы Аксума. Полки Шоа поставили прочих негусов на место, и солнце вновь взошло над многострадальной Эфиопией. А теперь все эти планы на будущее практически рухнули из-за глупого мальчишки.

И теперь негус ходил по монастырю, в котором вырос сам, и молил Господа, чтобы его непутёвый сын пережил последствия своего падения. Он сжал кулак. Да, как отец Йикуно Амлак любил своего сына, но как правитель он был разочарован. Ягба Цион предпочитал воинские забавы, вроде верховой езды и махания саблей, искусству правления. Та же охота. Возможно, какой-нибудь правитель и радовался бы тому, что у него растёт «настоящий мужчина», но негус, выросший в монастыре, как никто другой понимал, что истинная сила царя не в его руках, а в его голове. Царь – это не вождь дикарского племени, который может позволить себе мериться удом и дубинкой с другим таким же вождём. Царь должен мыслить о десятках городов, о сотнях соперников, о многих тысячах подданных. Царь – стратег, а не солдат, и грош цена тому правителю, что забывает об этом.

Мысли негуса нагаста вернулись к стране. Давно прошли времена, когда грозный Аксум глядел свысока на страны Красного моря. Побеждённые мусульманами аксумцы уже сотни лет как практически оставили древнюю столицу и сместились от побережья в глубь Африки, ближе к южным горам, оставив арабам контроль над торговлей на Эритра таласса. Упадок был долгим. Города опустели, и потомки грозных повелителей моря кочевали среди гор, а не волн.

Как ни странно, благодарить за возрождение Эфиопии следовало не детей Аксума, а Лалибелу, правителя из кушитской династии Загве. Этот негус, вступивший на трон почти сто лет назад, сумел остановить медленное отступление эфиопов перед их исламскими соседями. Его угроза отвести воды Голубого Нила от земель Судана и Египта до сих пор жила в памяти у магометанских правителей. И не зря: столица Лалибелы Роха (что, впрочем, уже носила имя прославленного царя) была усыпана прекрасными церквями – свидетельством искусства и мастерства эфиопских зодчих.

Но ничто не вечно. Потомки Лалибелы не унаследовали его величия. К тому же они не были амхарами, так что, когда погрязли в междоусобицах, Йикуно Амлак собрал под свои знамёна армии амхара и принудил последнего из Загве передать трон негуса нагаста потомку Соломона. То есть самому Йикуно. К счастью, гражданской войны не последовало – Етбарак, обескровленный борьбой с собственным кузеном, видел, что не имеет шансов противостоять союзу амхара и церкви, и обменял высокий титул на спокойную старость в качестве «простого» негуса своего племени.

Сейчас повелитель Эфиопии понимал, насколько тяжелыми должны были быть последние дни Лалибелы, ведь его племянник и сын начали грызться за трон ещё при жизни царствующего предка. И ведь наследники Загве были хотя бы из его династии, а Йикуно теперь рисковал стать первым и последним правителем из своего рода. Проклятие. Ещё один династический кризис может доконать страну. Негус нагаст был умён, он видел разницу между величественным Аксумом и более молодой Рохой. Несмотря на всё величие легендарного Загве, его столица блистала меньше, чем город-прародитель. А самое худшее – Йикуно был совсем не уверен, что его зодчие смогут повторить достижения столетней давности. Да что далеко ходить – посылая подарки далёкому императору Константинополя, правитель амхара был вынужден использовать диковинных зверей – жирафов, – а не какие-либо творения своих подданных.