Крысы в стенах - Лавкрафт Говард Филлипс - Страница 2

До той поры репутация нашего рода была чиста, но потом что-то случилось. В летописи 1307 года упомянут один де ла Поэр, «проклятый богом», а в народных преданиях замок, построенный на месте языческого капища, стал слыть зловещим и страшным местом. Эти предания вызывали суеверный страх, усиливающийся под гнетом множества недомолвок и мрачных намеков. Они представляют моих предков порождением демонов, среди которых маркиз де Сад и Жиль де Ретц показались бы невинными детишками, и приписывают им вину за случавшиеся на протяжении нескольких поколений исчезновения людей. Самыми отрицательными персонажами легенд были, несомненно, сами бароны и их прямые наследники. Если же какой владелец замка имел добропорядочный нрав, он неизменно умирал быстрой, необъяснимой смертью, и его сменял новый злодей. Казалось, у баронов Эксхэм был свой внутрифамильный темный культ, открытый даже не для всех членов семьи и руководимый старшим в роду. Строился он, по всей видимости, не столько на кровном родстве, сколько на общности наклонностей, ибо к нему принадлежали и люди, вошедшие в семью со стороны. Например, леди Маргарет Тревор, жене Годфри, второго сына пятого барона Эксхэма, приписывали тайные убийства детей по всей округе, и зловещие истории о женщине-демоне до сих пор рассказывают в приграничных с Уэльсом районах. Упоминается в балладах, хотя и по другому поводу, ужасная история леди Мэри де ла Поэр, вышедшей замуж за герцога Шрусфильда и вскоре после свадьбы убитой им и его матерью. Священник, которому они поведали тайную причину содеянного, благословил убийц и отпустил им грехи. Подобные мифы, полные грубых предрассудков, меня задевали. Особенно было неприятно стойкое недоверие к моему роду. Однако я не мог не ассоциировать эти темные предания о моих предках с известным мне скандалом, касающимся моего ближайшего родственника, двоюродного брата Рандольфа Делапоэра из Карфакса, который воевал в Мексике, сблизился с неграми и стал их шаманом.

Несколько меньше меня задевали туманные сплетни о воплях и стонах в пустой, холодной долине под известняковой скалой, о запахе тлена, поднимающемся оттуда после весенних дождей, о попавшем под ногу лошади сэра Джона Клейва белом предмете и о слуге, который сошел с ума, заглянув однажды в подземелье старого замка. Это были банальные страшные сказки, а я в то время был убежденным скептиком. Сложнее было отбросить рассказы о пропавших крестьянах, хотя в средние века такое не было редкостью. Смерть могла быть расплатой за чрезмерное любопытство, а наколотые на пики головы несчастных выставлялись тут же, на древних бастионах.

Некоторые легенды-были настолько необычны, что я пожалел, что в молодости не изучал сравнительную мифологию. Например, одно поверье объясняло обильные урожаи кормовых овощей в замковых садах тем, что они служили пищей летучим мышам-оборотням, которые каждую субботу слетались туда на шабаш. Но самым невероятным было предание о крысах. Однажды грязные полчища алчных паразитов лавиной вырвались из замка, пожирая на своем пути кур, кошек, собак, поросят, овец, Их ярость утихла после того, как они загрызли и двоих крестьян. Произошло же это якобы через три месяца после упоминавшейся выше трагедии, унесшей последних обитателей замка. Вот что было мне известно, когда я со старческим упрямством проводил реставрационные работы в доме моих предков. Ни в коем случае не стоит думать, что упомянутые ненаучные сказки определяли мое умонастроение. К тому же, меня постоянно поддерживал капитан Норрис и ученые, помогавшие мне.

Через два года реставрация была завершена — огромные расходы полностью оправдались. Я с гордостью осматривал просторные комнаты, обитые дубовыми панелями стены, сводчатые потолки, стрельчатые окна и широкие лестницы. Все черты средневековья были тщательно сохранены, современные детали естественно вписывались в старинные интерьеры. Дом моих предков был восстановлен, и теперь я мечтал утвердить в округе добрую репутацию древнего рода, последним представителем которого я был, Я намеревался поселиться здесь и доказать всем, что де ла Поэру (я возобновил подлинное написание нашей фамилии) совсем не присуще быть врагом рода человеческого. Моя жизнь обещала стать приятной еще и потому, что, несмотря на средневековый облик, все интерьеры. Эксхэм Праэри были совершенно новые, и мне не грозили ни паразиты, ни привидения.

Итак, 16 июня 1923 года я переехал, а со мной в замке поселились семеро слуг и девять кошек, которых я очень люблю. Самого старшего кота, Ниггермана, я привез с собой из Массачусетса, остальным обзавелся, пока во время реставрации жил у капитана Норриса.

Пять дней мы жили спокойно, я занимался в основном классификацией сведений о нашей семье. Ко мне попали довольно подробные отчеты о последней здешней трагедии и бегстве Уолтера де ла Поэра, пропавшего во время пожара в Карфаксе. Выходило, что обвинения моею предка в убийстве всех спящих обитателей замка, кроме четверых доверенных слуг, не были лишены оснований. За две недели до случившегося он сделал какое-то потрясшее и изменившее его открытие, о котором он, если не считать отдельных намеков, не рассказал никому, роме слуг, ставших его сообщниками и тоже бежавших.

Однако эту преднамеренную резню, жертвами которой стали отец, три брата и две сестры, простили крестьяне и постарались не заметить судебные власти: виновнику удалось ускользнуть в Виргинию безнаказанным. Говорили, будто он избавил землю от некоего древнею проклятия. Что за открытие подтолкнуло его на столь ужасный поступок, я не могу даже предположить. Зловещие предания о своей семье Уолтеру де ла Поэру, несомненно, были известны с детства, так что вряд ли они могли повлиять на него столь неожиданно. Или он увидел какой-то жуткий древний обряд? Нашел некий страшный символ в самом замке или в окрестностях? В Англии его помнили застенчивым, тихим юношей, а в Виргинии он производил впечатление человека пугливого и осторожного, но никак не жестокого. В дневнике одного знатного путешественника, Френсиса Харли из Беллвью, он описан как образец чести, достоинства и такта.

Первое предзнаменование сверхъестественных событий, случившихся позже, было отмечено 22 июля, но тогда оставлено почти без внимания. Случай был простой и ничтожный, странно, что на него вообще обратили внимание, ибо, хотя я и поселился в древнем замке, мне чужда была мнительность, а в слуги я нанял людей разумных и трезвомыслящих, Тем более, что все в замке, кроме каменных стен, было сделано заново.

Я запомнил, что мой старый флегматичный кот, чьи повадки были мне хорошо известны, казался неестественно возбужденным и беспокойным. Он нервно бегал из комнаты в комнату и постоянно что-то вынюхивал. Я понимаю, что звучит это предельно банально — как неизменная собака в романе о привидениях, которая рычанием предупреждает хозяина о близости появления призрака, — но забыть этого не могу.

На следующий день ко мне в кабинет, расположенный на втором этаже, с арочными сводами, темными дубовыми панелями и трехстворчатым готическим окном, выходившим в пустынную долину под известковой скалой, зашел слуга и пожаловался, что все кошки в доме ведут себя беспокойно. Я тут же припомнил, как Ниггерман крался вдоль западной стены и скреб когтями новые панели, покрывающие старую каменную кладку.

Я ответил слуге, что, должно быть, камни под панелями испускают запах, неуловимый для людей, но воздействующий на тонкое обоняние кошек. Я действительно так думал, и, когда слуга предположил наличие мышей или крыс, я ответил, что их здесь не было триста лет, и что даже полевые мыши не могли бы сюда забраться. В тот же день я заехал к капитану Норрису, и он уверил меня, что было бы невероятно, если бы полевые мыши ни с того, ни с сего вдруг устремились бы в каменный замок.

Вечером, поговорив, как обычно, со слугой, я ушел в спальню западной башни, которую выбрал для себя. Из кабинета в нее вела старая каменная лестница и короткая галерея, отделанная заново. Сама спальня была круглая, с высоким потолком, со стенами без деревянной обшивки, но задрапированным гобеленами, которые я сам выбрал в Лондоне.