За пределом беспредела - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 25

Вторым был исключенный за пьянку из военного училища паренек, свихнутый на войне. В каждом кармане он носил по пистолету и совал под нос ствол даже тогда, когда следовало просто найти для «клиента» разумное слово. Поэтому братва не усмотрела ничего удивительного в том, что однажды вечером остывающий труп бывшего курсанта нашли в сквере с дырой в затылке.

Третьим оружейником стал добродушный двадцатидвухлетний рыжий парень с белозубой улыбкой по кличке Карась. В его обязанности входило держать стволы в идеальном состоянии и надежно спрятанными. В случае необходимости оружие следовало доставить в указанное место в течение часа. Карась явился к озеру раньше других. Он собрал оружие, установил мишени и, стоя в сторонке, терпеливо дожидался похвалы.

Колян в сопровождении братьев Спиридоновых критически рассматривал мишени, сделанные по образу и подобию врагов бригады. Такая традиция издавна существовала в бригаде, и Колян не собирался от нее отказываться. Можно было только предполагать, какая буря чувств охватывала Радченко, когда он нажимал на курок, расстреливая знакомые гнусные физиономии.

Карась знал всех недоброжелателей Коляна, а потому постарался на совесть. Все мишени-портреты были выполнены в натуральную величину. Следовало отдать должное юмору местного художника (талантливому, но вконец спившемуся мастеру, готовому рисовать копии Рубенса и Рембрандта за пару бутылок водки), изобразившего врагов бригады в неприглядной наготе – с костлявыми телами и огромными гениталиями. Двух женщин-чиновниц, с которыми у Коляна имелись счеты, художник наделил огромными отвислыми грудями, кривыми ногами и кислым выражением лица.

Колян хохотал до колик в животе. Он переходил от одной мишени к другой и очень напоминал мальчугана в комнате смеха, без конца твердя:

– Ну ты, бля, даешь!

Братья Спиридоновы оставались неулыбчивыми и следовали за боссом зловещими огромными тенями.

Отсмеявшись, Николай поманил к себе пальцем Карася и, когда тот подошел, одобрительно похлопал его по плечу:

– Молодец, такую выставку для меня соорудил. Давно я так не смеялся. Да, кстати, что там произошло вчера у Таежного вала?

Улыбка на лице Карася мгновенно сменилась жалобной гримасой.

– Понимаешь, Николай, сам не знаю, как получилось… Я смазал, как положено, масла не жалел, а почему осечка вышла, понятия не имею.

– Да? А мне сказали, что стволы ржавьем покрылись. Ну ты не переживай, – вновь похлопал Колян Карася по плечу. – Оружие – это мелочевка, с кем не бывает!.. Согласись, Карась, ведь бывают же вещи и посерьезнее, – без улыбки проговорил Радченко.

– Конечно, Коля, ты уж меня прости…

Атаман не стал дослушивать оправдания Карася и направился к машине, возле которой Надежда, сидя с пятилетней дочуркой на клетчатом, расстеленном на траве пледе, плела венок из цветов.

Карась в присутствии Радченко всегда чувствовал себя неуютно. Так же скверно ощущают себя парнокопытные, когда за стеной вольера раздается львиный рык. Подобное соседство не способствует продлению их жизни. Колян предельно жестоко наказывал и за менее серьезные прегрешения, а тут всего лишь пожурил. Скорее всего, он находился в благодушном настроении, и зря про него говорят, что он робот из костей и мускулов, – что ни говори, а он пацан с пониманием.

Возможно, никто не заметил бы его вчерашней оплошности, если бы Хорьку срочно не понадобились три пистолета-пулемета «Волк». В восемь часов вечера Хорек назначил стрелку Матвею, контролировавшему аэропорт – единственное место в городе, остававшееся неподконтрольным бригаде Радченко. Матвей называл свою территорию не без доли юмора «островком демократии». Будь в стволе масла поболее, не миновать бы стрельбы, а так толковище завершилось двумя осечками, которые выглядели как психологическая атака. Оруженосцы Матвея от страха нагадили в штаны – этим курьезом все и кончилось.

Незадачи не произошло бы, если бы в тот вечер, когда Карась принялся за разборку оружия, к нему на дачу не заявилась бы Раиска. Эту сексапильную деваху он хотел всегда и возбуждался даже от звука ее голоса по телефону. В прошлый раз Раиса была особенно хороша – коротенькая ярко-красная юбка открывала красивые ноги, тяжелые груди, не стесненные лифчиком, соблазнительно колыхались при ходьбе.

Когда Раиска легкой, беззаботной походкой перешагнула порог дачи, где Карась возился с оружием, парню стало уже не до стволов и не до оружейного масла. Его собственный «ствол» готов был прорвать плотную ткань джинсов. Раиса очень напоминала супермодель с обложки американского журнала – холодно-равнодушную, как ночная звезда, и порочную, как Венера. Именно поэтому Карасю приятно было брать ее не на широкой кровати с накрахмаленными простынями, а на сундуке в узеньком коридорчике, заставленном проржавевшими баками и кастрюлями. Почувствовав в себе его твердое горячее орудие любви, Раиска сначала слабо застонала, потом начала удивленно вскрикивать, а затем уже вопила в голос, выгибаясь всем телом навстречу его мощным толчкам. Разве мог Карась предположить, что в это самое время начнет накрапывать затяжной дождик, а любовные игрища продолжатся до вечера. Оторваться от роскошного тела Раиски не было ну никакой возможности!

А все-таки взгляд у Коляна неприятный, и неудивительно, что парней из бригады прошибает пот, когда он смотрит на них в упор. Будь Колян поскупее и не плати он таких денег, на которые можно ежедневно водить девок в кабак, так лучше уж работать хоть грузчиком, хоть дворником – по крайней мере, спокойнее. Карась с улыбкой подумал о том, что последняя ночь, проведенная с Раиской, запомнится ей надолго. А утром они со смехом разыскивали свое нижнее белье, сталкиваясь лбами под кроватью. Колян тем временем подошел к жене.

– Если б ты знала, как сильно я тебя люблю! – приобнял он Надежду за плечи. – У меня, кроме тебя и дочки, никого больше нет.

Надежда подняла на мужа потемневшие глаза:

– Только очень странная у тебя, Коля, любовь получается. С подругами видеться не разрешаешь, к матери сходить нельзя, приставил ко мне каких-то мордоворотов… Одной побыть и то не получается.

– Завистников у меня очень много, Наденька. Не хочу, чтобы они причинили боль моим близким. А так я всегда уверен, что тебя защитят.

Хорек и Угрюмый приехали на пикник с подругами. Каждый из них держался королем, выпендриваясь друг перед другом, однако Коляну достаточно было недоброжелательно посмотреть в их сторону, как они мгновенно менялись в лице, даже разговор их становился тише, как будто они находились не в лесу, а в тесной комнате, в которой спал ребенок.

Нечто подобное Колян наблюдал, когда однажды гостил у деда в деревне на каникулах. Потомственный таежник, заядлый охотник, дед жил в постоянном общении с дикой природой и однажды подобрал в лесу и выходил волчонка. Собаки привыкли к выросшему зверю и охотно играли с ним, но стоило волку ощетиниться и показать желтоватые клыки, как не в меру дерзкий пес поджимал хвост и, трусливо припадая к земле, семенил прочь…

Шашлыки уже подрумянились, и Карась, знавший в мясе толк, предложил снять пробу. Он находился в приподнятом настроении от того, что ржавое оружие сошло ему с рук, и каждому, кто к нему подходил, со смехом рассказывал о том, что после любовных игрищ с Раиской он нашел ее трусы на абажуре. Карася очень радовало то, что вместе со всеми улыбался и Колян. Босс без конца таскал дочь на руках, и у братвы от подобной сцены расползались губы в умиленных улыбках.

Девицы весело щебетали между собой. Даже Надежда оживилась. Обычно лишенная общения, она словно хотела наговориться за многие дни уединения. Николай вновь подумал о том, что не променял бы эту женщину ни на какую другую. Определенно это была самая настоящая любовь – не та похоть, которой страдают подростки во время полового созревания, а самая что ни на есть настоящая любовь, когда словно срастаешься с близким человеком всем своим существом.

– С кем общается Надежда? – тихо поинтересовался Колян у Федора.