Лихая гастроль - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 8

– Ладно, сочтемся, – кивнул Епифанцев. – Будет тебе чарка. А это что за газета? – показал он на стол, где лежал вчетверо сложенный замасленный листок.

– Сам-то я газет не читаю, – сказал артист. – Видать, от капитана осталось, когда он на ней воблу резал. Человек он военный, следит за новостями.

Аристарх Ксенофонтович даже улыбнулся, довольный тем, что память понемногу возвращалась.

Феоктист Евграфович поднял со стола газету, прочитал название: «Московский вестник». Именно в ней отражались наиболее значимые события прошедшего дня. А таких, судя по количеству написанного, набиралось немало. Не было дня, чтобы в губернский город не заглянула какая-нибудь знаменитость или значимая персона, которой непременно отводилось немало газетных полос. А уж торжествам – юбилеям важных особ, свадьбам их отпрысков, балам, устраиваемым губернатором, – отводилась целая страница, где непременно расписывалось, в какие именно наряды были одеты гости. Подсчитывалось число украшений – бриллиантов с изумрудами, – которые были на дамах. Порой на балах набиралось такое огромное количество украшений, что они свободно могли бы соперничать с Алмазным фондом.

И уже ниже, в конце четвертой страницы, давались объявления разного толка. По большей части преобладали объявления о знакомстве на предмет создания крепких (но часто и необязательных) отношений с молодым человеком (барышней). Здесь же женщины искали серьезного покровителя, а мужчины – воплощение своей мечты. Нередко им удавалось встретить именно то, чего они желали. Здесь же помещались объявления разного толка: начиная от продажи египетских котят до корма для «говорящих попугаев». В этот раз внимание Епифанцева привлекло объявление:

«Чиновник с восьмилетним стажем и непорочным формуляром с окладом в 150 руб. уплатит 1000 руб. всякому лицу, который отыщет для него место с окладом в 250 руб. Предложения прошу высылать по адресу Ямская, дом. 14, кв. 5».

На этой же странице, только несколько ниже, Феоктист Евграфович прочитал еще одно объявление:

«Срочно продаю родовое имение на Подколокольном переулке. Дом князя Курагина».

Свернув газету вчетверо, Феоктист Евграфович довольно хмыкнул:

– Ну, чего разлегся тут, бас ты наш косолапый, поднимайся! Дело у меня в Москве имеется.

– Чарочку бы поднести… – взмолился Аристарх Ксенофонтович.

– Будет тебе чарочка, только ты давай поторапливайся! Через час в Москве выходим!

Выйдя из каюты, Феоктист Евграфович заторопился на палубу, где его ожидала Ефросинья Мельникова с подругой. Неделю назад они побывали в Елабуге, где Фрося, представившись знаменитой Анастасией Мальцевой, устроила три концерта. Успех был ошеломляющим! Публика заставляла ее бисировать по пятнадцать, двадцать раз. На сцену вместе с букетами летели деньги, которые просто собирали в большие корзины, а один из поклонников подарил певице огромный букет, сделанный из пятисотрублевок. Фросе предстояло выступить еще в Нижнем Новгороде, уже облепленном огромными афишами о предстоящих гастролях знаменитой Анастасии Мальцевой.

На палубе Феоктист Евграфович увидел Краснощекова, о чем-то разговаривающего с Ефросиньей.

– Вот что, Марк, мне с Аристархом нужно будет задержаться на некоторое время в Москве…

– Неожиданно как-то.

– Намечается интересное дельце, уж не хотелось бы отказать себе в удовольствии… А ты давай езжай по «железке» в Нижний вместе с дамами. Остановишься в «Парижском подворье», там все предусмотрено. Проведешь два концерта – и назад!

– Может, сделаем три? Публика ее хорошо встречает.

– Не стоит. Слишком рискованно.

– Может, все-таки подключить Аристарха?

– Слишком непредсказуем наш Шаляпин; да и намозолили мы с ним глаза по всей России-матушке, не ровен час, полиция заинтересуется. Помнишь, как его журналист пытал?

– Помню.

– Не нравится мне все это!

– Меня тоже насторожило.

– А Мальцева – человек новый, но давно на слуху, а видеть ее мало кому доводилось. Не подведешь?

– Сделаю все, что смогу, Феоктист Евграфович.

Кивнув на прощание, Епифанцев заторопился в каюту.

Глава 4

СЫСКНАЯ ПОЛИЦИЯ

Московская сыскная полиция находилась в Большом Гнездниковском переулке, в сорок восьмом околотке, расположенном к северо-западу от центра Москвы. Квартира начальника сыска размещалась на втором этаже, откуда открывался вид на Тверской бульвар. Окна рабочего кабинета выходили во внутренний дворик, в котором всегда царил покой.

Григорию Васильевичу Аристову и раньше приходилось бывать в этом огромном помпезном здании, как в качестве рядового сотрудника сыска, так и в качестве надзирателя сыскной полиции, но он никогда не предполагал, что может войти сюда в качестве хозяина. Однако с соизволения государя императора подобное случилось, и в прошлом месяце он вступил в должность начальника Московской сыскной полиции.

Вскоре Аристов взял себе за обыкновение прохаживаться по его длинным коридорам, смотреть через окна и наблюдать за прохожими, в чем он находил вдохновение. Особенно ему нравилось смотреть на МХАТ, и он даже всерьез подумывал о том, чтобы перенести служебную квартиру именно на эту сторону. На краю тротуара стояла огромная афишная тумба, на которой расклеивали репертуар театра, так что Григорий Васильевич всегда был в курсе бенефисов ведущих артистов. И уже дважды наведался в театр в новом чине.

Несмотря на завидную должность, работы было не в пример больше. Одно дело надзирать за собственным участком, и совсем иное – следить за порядком по всей Москве, где одних только домушников наберется тысячи полторы. Не проходило дня, чтобы не свершилось какое-нибудь серьезное правонарушение. Но особенную неприятность доставляли Хитровский рынок и Сухаревка – скопище разного сброда. В богадельнях, коих там существовало немереное количество, сходились бродяги едва ли не со всей России, а беглые каторжники легко отыскивали приют в его глубоких подвалах.

Судя по представленной статистике, положение в городе было удручающим. За прошедшие сутки было ограблено четыре ювелирных магазина (и это едва ли не в самом центре Москвы!). Взломано было восемнадцать бакалейных лавок, совершено три подкопа под ресторации, откуда было вынесено только серебряной посуды на пятьдесят тысяч рублей! А уж мелкие нарушения и вовсе не поддавались счету: только на Александровском вокзале было совершено полтысячи краж. И надо было признать, что это далеко не полный перечень. Особенно вольготно чувствовали себя мошенники и разного рода аферисты, главной добычей которых были провинциалы, приехавшие в Москву поглазеть на исторические достопримечательности.

Хмурый, недовольный собственными начинаниями, Григорий Васильевич, заложив руки за спину, прохаживался по длинным коридорам сыскной полиции. Он заходил к себе в кабинет, когда у самой лестницы услышал чей-то раздосадованный возглас.

Аристов подошел поближе и увидел, как охрана, стоявшая у дверей, пыталась задержать невысокого полного мужчину лет сорока пяти. На все просьбы явиться в утреннее время он яростно протестовал и требовал, чтобы его принял кто-нибудь из высокого начальства, причем немедленно, а было бы лучше всего, чтобы его делом занялся начальник сыска.

Полицейские терпеливо и с подобающим тактом, придерживая его за локотки, пытались вывести из здания, но он, крепко уцепившись за дверной косяк, не желал выходить.

– Что у вас там происходит? – добавив в голос суровости, спросил Григорий Васильевич.

– К вам рвется, ваше превосходительство, – ответил один из полицейских – высокий, с благодушной простоватой физиономией. Не теряя бдительности, он продолжал держать посетителя за рукав, как если бы опасался каких-то роковых неожиданностей.

– И что ему надобно?

Дернув плечом, полицейский объяснил:

– Говорит, что дело какое-то безотлагательное. Мы ему говорим, подожди до завтра, а он ни в какую не слушает, ваше превосходительство!