Искатель. 1997. Выпуск №3 - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 20

Владимир чувствовал, что его все больше и больше охватывает состояние охотничьего азарта. Так бывало в минуты опасности — он ощущал необыкновенный прилив энергии, голова становилась ясной, восприятие обостренным. Одна всепоглощающая мысль овладевала им — действовать. Действовать немедленно. Иногда ему казалось, что погасить этот порыв можно лишь одним способом: вскочить на коня и скакать, скакать… коня у Фризе не было. Да если бы и был — по Садовому кольцу далеко не ускачешь.

— Володя, мы останемся в городе? — прервала его галопирующие мысли Юля. — Или съездим на дачу? Выкупаемся. — В глазах девушки застыл вопрос: «Неужели тебе меня не жаль? Совсем забыл свою любимую».

Фризе рассмеялся.

— Я такая смешная?

Он притянул Юлю к себе. Обнял. Подумал: «И угораздило же вас, Владимир Петрович, закрутить роман с такой сыроежкой?!»

— Поедем на дачу? Да?

— Хоть на Багамские острова.

— Хорошо бы! — серьезно отозвалась Юля и вздохнула. — Только у некоторых пай-девочек экзамены.

— Багамы и Гаваи отменяются. Едем на дачу.

— Прямо сейчас? — Юля решила ковать железо, пока горячо.

— Как только соберешься. Хорошим ужином угостишь?

— Еще каким хорошим!

Пока Юля готовила ужин, Фризе решил позвонить Таиске. Наверно, она уже дома. Вот только не занята ли на кухне, как Юля? У заведующей, наверное, семья, дети, сердитый муж, вернувшийся с работы голодным».

«А, была не была!» — решил Владимир и набрал номер.

Голос мужчины, поднявшего трубку, оказался и в правду, неласковым. Не ответив на приветствие, мужчина спросил:

— Вам кого?

— Таисию Игнатьевну.

— Кто спрашивает?

«Наверняка муж, — решил Владимир. — И очень ревнивый».

В трубке раздался грохот — так бывает, когда ее не слишком осторожно кладут на стол. Фризе услышал, как мужчина крикнул:

— Таиска! Тебя какой-то Фризе.

Оказывается, дома Таисию Игнатьевну величали так же, как звала ее Генриетта. Только брюнетка осмеливалась делать это лишь за глаза.

— Добрый вечер, Владимир Петрович. — Голос у заведующей был чуточку хрипловатый. — Что-то вас сегодня не было было. Не захворали?

— Отвлекли личные дела. Я вам не помешал?

— Не беспокойтесь. Я еще не села за свою диссертацию. Вы что-то выясняли со своими девушками?

— Я бы не стал из-за них вас тревожить. — Фризе с удивлением подумал о том, что в наше дурацкое время находятся люди, пишущие диссертации. Добиваться ученого звания, чтобы получать зарплату ниже прожиточного минимума, казалось ему сюрреализмом. Но, оказывается, сохранились люди, которые жили не только днем текущим.

— Вчера, просматривая Опись решений Синода за 1912 год, я обнаружил вырванный лист…

— К сожалению, и такое у нас бывает.

— А месяц назад, когда в читальном зале работал Леонид Павлов, этот лист был целехонек. Павлов нашел в Описи ссылку на Никифора Антонова. Теперь она отсутствует. Вывод очевиден, Таисия Игнатьевна — вырвали именно тот лист, на котором была ссылка.

Таиска молчала не меньше минуты. Если бы Фризе не слышал ее учащенное дыхание, то решил, что она положила трубку. И ушла строчить свою диссертацию.

— Павлов этот листок и вырвал, — наконец сказала Таиска. — Чтобы принести вашему банкиру документальное свидетельство.

— И за такое кощунство кто-то из архивариусов его прикончил?

— Да уж, руки бы я вам всем пообломала! — пообещала Таиска. — Всем архивным ворам. Надо еще взглянуть, цела ли папка с делом Антонова. Я хорошо помню, что приносила ее Павлову. Долго пришлось искать, поэтому и запомнила.

— В Описи, рядом с упоминанием об Антонове, поставлен штамп «Присоединено к делу 144 за 1912 год».

— А вы откуда знаете?

— Павлов сделал выписку из Описи и показал Антонову. А познакомившись с самим делом, успел лишь позвонить банкиру. Порадовал, что сделал открытие.

— Надо же! Порадовал! Наверное, опять выдрал самые важные документы? А ведь мы их заказывали в Питере!

— Значит, виноватых, кроме Павлова, быть не может? — Фризе стало грустно. Уж очень явно чувствовалось желание Таисии Игнатьевны свалить вину на человека, которого уже нет в живых.

— Он последний работал с этими документами! И ничего о потерях не заявил. Завтра я все проверю.

— Не возражаете, если я вам помогу?

— Нельзя! Это наши дела, служебные. И займусь я ими до открытия читального зала. Вас и в здание архива в это время не пропустят. А как с вашими предками?

— В свои архивы я заглянуть не успел.

— Ну и ладно! Когда надумаете разобраться с родословной — я к вашим услугам. И постараюсь вспомнить, кто запрашивал сведения о ваших дедушках.

— Сейчас не помните?

— Дома я свои архивные клеточки выключаю.

Таисия Игнатьевна положила трубку. В ее голосе сквозили тревога и раздражение. А ведь в начале разговора она была такой безмятежной! Фризе подумал о том, что вырванная из дела страница — большая неприятность для Таиски. А вдруг ее предположение окажется верным и завтра обнаружится, что пропало само дело Антонова. Неужели Павлов? Все, что узнал Фризе о своем предшественнике, исключало возможность воровства. Не просто воровства — варварства! Могут ли быть хорошее воспитание, университетский диплом и блестящие статьи гарантией от больших и малых подлостей в быту? Подлостей, совершенных в уверенности, что никто тебя в них не уличит.

Это был риторический вопрос. Ответ на него знал любой школьник.

И первые полчаса пребывания на даче Владимир с трудом пересиливал внутреннюю скованность. Взгляд как магнитом притягивали предметы, в которых сидели эти проклятые жучки. Фризе казалось, что, находясь рядом с ними, он кожей ощущает их излучение. Как дуновение слабого сквозняка. Но даже после того, как нервное состояние прошло, некоторые реплики Юли заставляли внутренне поеживаться. А ведь это был их обычный ласковый треп. «Дразнилки», как называла его Юля.

Фризе, прячась за щитом иронии, именовал его телячьими нежностями. Интимные любовные игры молодой красивой пары.

— Володя, иди скорее! — звала его Юля из спальни, и голос ее звучал с неподдельной тревогой. Фризе отбрасывал книгу, с которой устроился на диване и, перепрыгивая через ступеньки, взлетал на второй этаж.

Юля стояла раздетая перед большим зеркалом и внимательно рассматривала свою небольшую, совсем еще девичью грудь.

— Смотри, папа Фризе, по-моему, начинается старческое увядание. Грудь уже не такая упругая.

Она проводила рукой по матовой коже, касалась длинного темного соска. У Владимира, как всегда при виде раздетой подруги, захватывало дух.

— Ты права, старуха! К тому времени, когда закончишь университет, эти цветочки совсем увянут. И не зови меня папочкой!

— Почему? — Юля проводила узкой ладонью по второй груди. Потом ладонь проверяла упругость живота, убеждаясь, что и с животом все в порядке. Опускалась ниже. Туда, где легкой тенью пролегала полоска темных волос. — Ты сам рассказывал, что в школе тебя звали «папа Фризе».

— В школе это мне нравилось. — Фризе подошел к Юле и поцеловал в шею. Потом в плечо. — Я хотел быть взрослее. А рядом с тобой мне хочется превратиться в студента.

— Мне студенты не нравятся. — Юля начала расстегивать пуговицы на рубашке.

— Ты не замечаешь, что у тебя начал расти животик?

— Ой! — Она испуганно схватилась за подтянутый плоский живот и, отпустив Владимира, приблизилась к зеркалу.

— Дразнишь?

— Правда, правда!

Фризе ужаснулся: какую чушь он мелет?! Что за пошлятину «пишет» жучок, спрятанный в лампу. Все их любовные игры, сменные прозвища, дразнилки, нелепости, которые они шепчут друг другу в приступе нежности едва достигнув чужого уха, станут не чем иным, как пошлостью.

Владимиру казалось, что он видит, как гаденько усмехается протокольная рожа того, кто слушает магнитофонную запись.