Рыцарь-призрак - Функе Корнелия - Страница 19

Под этими словами красовался герб. Он несколько размазался, как если бы какой-то неуклюжий палец угодил в еще не просохшие чернила, но я все же узнал его. В последний раз я видел его на попоне мертвой лошади.

– Но… это невозможно! – смущенно промямлил я. – Он мертв. То есть… на этот раз уже по-настоящему! Мы же сами видели! Лонгспе его прикончил.

Цельда шумно высморкалась.

– Лонгспе? Йон, что вы еще от меня утаили? Это герб лорда Стуртона, но ведь привидения писем не пишут!

Цельда глядела на меня с упреком и имела на то все основания.

Вот тогда я ей все рассказал. Как Элла пошла со мной в собор, как мы вызвали Лонгспе и как он нас спас от Стуртона и его холопов. Я умолчал лишь о мертвом хористе и о краденом сердце. Я был просто не в состоянии обозвать Лонгспе убийцей.

Цельда потрясенно слушала. Под конец ее взгляд говорил, что она убила бы меня с такой же радостью, как и Стуртона.

– Как вы могли скрыть от меня все это?! – закричала она. – А что это была за выдумка со Стонхенджем? Бьюсь об заклад, туда мы потащились тоже не ради сокровищ викингов!

Я опустил голову. Я не мог ей смотреть в глаза.

– Это другая история, – промямлил я. – Правда. Она никак со Стуртоном не связана. – Я снова поднялся на ноги. – Но как ему удалось написать письмо и похитить Эллу, Цельда? Ведь это призрак! Он же не может даже ручку держать в руках!

– Корень-вонючка в сотый раз, откуда я знаю?! – воскликнула Цельда. – Привидения, с которыми я знакома, не гоняются за детьми и у них нет дьявольских собак! Они издают пару хриплых вздохов и исчезают, стоит только на них наорать! Йон, в какую переделку втянул ты Эллу?

И с этим она опять завсхлипывала в свой мокрый носовой платок, а я стоял тут же, уставившись на письмо, которое все еще сжимал в руке.

Когда в дверь постучали, я весь съежился, словно мне в спину ткнул своим костлявым пальцем Стуртон. Но Цельда с заметным облегчением выпустила из рук носовой платок.

– Это мой сын, – запыхтела она. – Я ему позвонила сразу же, как только получила письмо. Входи, Мэтью! – крикнула она, тыльной стороной руки вытирая заплаканные глаза.

– Очень надеюсь, что это и правда срочно, Цельда! – раздался голос позади меня. – Я как раз занимался корнем зуба, когда ты позвонила! Ну что там с Эллой?

Я обернулся – он стоял здесь.

Бородай.

Уверен, такого глупого вида у меня в жизни никогда прежде не было и, надеюсь, никогда больше не будет. Правда, у Бородая вид тоже был не ахти какой умный, едва он увидел меня стоящим в гостиной своей матери.

– Ах, Мэтью, ты все еще носишь эту отвратительную бороду! – сказала Цельда, с трудом поднимаясь с софы. – Сколько раз мне тебе повторять, что ты выглядишь с ней как идиот?

– Ты ведь знаешь, почему я ее ношу, – оправдывался Бородай, стараясь придать своему лицу мало-мальски разумное выражение. – Или ты думаешь, что шов с тех пор уже испарился?

– Какой такой шов? – буркнул я.

– Ах, всего лишь небольшая травма, когда он мне еще помогал с экскурсиями по призракам, – сказала Цельда, запечатлев на щеке у Бородая поспешный поцелуй. – Йон, расскажи Мэтью всю эту ужасную историю целиком. Мне нужно выпить кофе. Я не могу больше ясно мыслить. Выревела последние остатки разума!

С этими словами она еще раз высморкалась в свой носовой платок. И оставила меня с Бородаем наедине.

Некоторое время мы лишь неуютно помалкивали. Я все еще не мог взять в толк, что он – Цельдин сын. Его даже жабы не беспокоили, что для зубного врача мне казалось довольно странным!

– Ну ничего себе сюрприз! – произнес он наконец. – Итак, что там такое с Эллой? Небось склонил ее к какой-нибудь глупости, как ты это любишь делать с твоими сестрами?

Ага, никакого камуфляжа. Открытая вражда. Мне это только на руку.

– С ней бы ничего не сделалось, не позаботься ты о том, чтобы мама меня сюда отправила! – набросился я на него. – Куда как умно заслать ребенка в город, где его поджидает мертвый убийца! Без Эллы я бы тоже уже давно был на том свете! Но откуда я мог знать, что он вернется и захватит к себе не меня, а ее?

Особого смысла во всем этом, естественно, не было, и Бородай совершенно явно не понял ни единого слова. Но, к моему удовлетворению, теперь он выглядел все же несколько обеспокоенным.

– Кто захватил к себе Эллу?

Я протянул ему письмо и рассказал всю проклятую историю еще раз. Пока я рассказывал, Бородай ловил жаб, – возможно, это успокаивало его нервы, – а я пытался приучить себя к мысли, что друг моей матери был дядей Эллы Литтлджон. Как бы я хотел спросить ее, был ли он ей так же противен, как и мне? Но Эллы не было, а меня от страха так мутило, как если бы я проглотил три тарелки мерзкого грибного супа, который нам давали по средам в школе.

Куда увез ее Стуртон?

Жива ли она еще или он уже сделал из нее привидение?

Умеет он это?

Цельда вернулась с кофе, когда я как раз рассказывал, как Лонгспе проткнул мечом Стуртона в грудь. Признаюсь, до этого места Бородай не задал ни одного глупого вопроса. Напротив. Он так спокойно слушал, словно я ему объяснял, какой из зубов у меня болит, когда я ем мороженое, и, когда я наконец в изнеможении замолк, он только кивнул – можно было подумать, его пациенты рассказывают ему каждый день о призраках-убийцах и о мертвых рыцарях.

– Во всем этом, к сожалению, имеется смысл, – сказал он и плюхнулся в разорванное кресло, в котором обыкновенно сидели только жабы. – Стуртон захватил к себе Эллу вместо Йона, потому что она не из интерната, вследствие чего к ней было легче подобраться.

– Но как ему удается писать письма и похищать детей? Ведь он не более чем тень! – воскликнула Цельда. У нее так дрожали руки, пока она наливала себе кофе, что Бородай отнял у нее кофейник.

– Я всегда тебе говорил, что ты слишком хорошо думаешь о призраках, – заявил он и налил себе тоже чашку. – Как ему удалось написать письмо? Первая возможность: наш смертоносный лорд-призрак привел какого-нибудь смертного в такой ужас, что тот по его поручению подкараулил Эллу и написал письмо. Вторая возможность… – Он помедлил и бросил на меня быстрый взгляд.

– Чего? – огрызнулся я. – Ты что думаешь, я недостаточно взрослый для «второго»?

Спорим, за тобой еще никогда не гнался пятисотлетний душегуб, и ты не сражался с его дьявольски ми собаками!

Я выпалил все это так задиристо, что Цельда бросила на меня пораженный взгляд. Она-то думала, что я с ее сыном только-только познакомился.

– …вторая возможность, – продолжал Бородай абсолютно невозмутимо, – Стуртон застращал кого-то в буквальном смысле слова до смерти, а потом оснастил одного из холопов его телом.

– Его телом? Призраки умеют пользоваться мертвыми телами? – от моего голоса остался один испуганный хрип.

Цельда поставила чашку и села, выпрямившись, как свечка.

– НЕТ, этого они не умеют! – сказала она решительно. – Перестань забивать мальчику голову подобными историями, Мэтью! Ты же знаешь, что я считаю их полной ерундой! Это все химеры, суеверия, ничего более! Наверное, Стуртон напугал какого-нибудь крестьянина, выскочив как-то ночью из его сарая и нагнав на него такого страху, что тот болван написал письмо и утащил Эллу, когда она вернулась из школы!

Бородай взялся за кофе (пил он его конечно же без сахара) и погрузился в многозначительное молчание.

– Но… но я не могу понять, почему Стуртон вообще все еще здесь! – вставил я. – Ведь Лонгспе послал их ко всем чертям. Я сам видел!

Бородай скривил рот в свирепой улыбке.

– Ты сказал, что Стуртон оставил пустую оболочку.

– Да, и что из этого?

– Он – змей.

Цельда закатила глаза, но Бородай был явно в своей стихии. Столь страстно рассуждающим я слышал его лишь однажды, когда он объяснял моей маме воздействие лимонада на детские зубы.

– В Средние века, – продолжал он, – существовало поверие: человек, которого должны были повесить, мог избавить себя от вечного проклятия, напитав луковую кожицу своей кровью и положив ее себе перед повешением под язык. Считалось, что таким образом он заключает свой дух в оболочку, которая может защитить его от преисподней и семь раз восстанавливается. Поэтому палачам полагалось заглянуть осужденному под язык, но Стуртон был достаточно богат, чтобы палача подкупить.