Башня Полной Луны - Гурова Анна Евгеньевна - Страница 33

Совместными усилиями доски были отломаны, заскрипели ржавые петли, и дверь отворилась. Изнутри повеяло затхлой сыростью. Я вошла внутрь, старейшины — вслед за мной.

Как ни удивительно, тут было светлее, чем в капилье долины Луц. Солнце било сквозь окна-бойницы под потолком, озаряя беленые стены. При каждом шаге пыль поднималась столбом. Под потолком колыхалась серая паутина. Вдоль стен стояли бронзовые светильники на тонких ножнах. Пол был сплошь в птичьем помете. Я подняла голову и увидела многочисленные ласточкины гнезда, прилепившиеся под потолочными балками. В бойницы, посвистывая, влетали и вылетали ласточки.

— Вот тут пусть подметут и положат коврик, — сказала я Эризе, указывая на место почище. — И пусть уходят. Мне нужны уединение и тишина.

За спиной поднялась молчаливая возня. Я подошла к главной — восточной — стене, заглянула в чашку светильника. Горючее масло, которое было туда налито, давно высохло, но слабый запах еще держался. Я вдохнула его, прикрывая глаза и стараясь выбросить из головы все лишнее, не имеющее отношение ко мне, к капилье и этому вечеру.

Коврик вскоре был расстелен. Двое старейшин уселись у двери, делая вид, что их тут нет. Остальные вышли. Эриза, стоявшая у дверей, показала на стариков глазами. Я в ответ скорчила рожу. Что делать — не гнать же их?

— Иди, — сказала я девочке. — Закрой дверь. И пригляди, чтобы остальные не мешали. Никому нельзя сюда заходить, пока я не выйду. Что бы тут ни происходило — никому не соваться!

Эриза кивнула и вышла. Скрипнули петли, гомон толпы сразу отдалился. Теперь я слышала только пересвист ласточек под потолком. Старцы сидели так тихо, словно умерли.

Я села на коврик, скрестив ноги, выпрямила спину и закрыла глаза. 

Несколькими вздохами добилась полного равновесия внешнего и внутреннего.

Открыла глаз на лбу.

В медитации я воспринимаю мой главный внутренний глаз, «око разума», как ослепительно сияющий бриллиант. Когда он открывается, это подобно внезапно вспыхнувшему свету — жесткому и холодному, в этом свете все становится ясным и определенным, даже то, на что ты смотреть не хочешь. Но сейчас бриллиант почему-то оставался тусклым. Не было ни света, ни пляски вспышек на гранях... Не было ничего.

«Око разума» ослепло! На миг меня охватила паника. Как тогда, в долине, где на меня напал прыгун. Мучительно хотелось открыть глаза и выскочить прочь из этого места — на свет! Но я усилием воли заставила себя сидеть. Подышала. Успокоилась.

Надо идти навстречу страху, другого выхода просто нет.

Я закрыла ослепшее «око разума» и медленно, осторожно раскрыла «око души» — глаз на темени.

В обыденной жизни почти никто из магов этим глазом не пользуется. В этом нет необходимости, это сложно и, главное, просто опасно. «Око души» — для святых отшельников, для старцев, отринувших земное и уже не боящихся его потерять, а скорее, желающих этого. Тот, кто открывает «око души», делает шаг прочь из этого мира. Это глаз для общения с богами. И никто не знает, с какой высшей сущностью встретишься взглядом на этот раз. Через него приходит такое знание, к которому обычно человек не готов. Если открыть его не там или задать не тот вопрос, то результат — даже не сумасшествие, а полное и мгновенное разрушение личности.

С определенной безопасностью «око души» можно открывать для молитвы в проверенных, надежных святых местах.

Но уж никак не в заброшенной мурабитской капилье посреди захваченного демонами края. 

Почему же я рискнула его открыть?

В тот миг мне это показалось правильным, а я привыкла доверять интуиции.

Ну и еще — мне просто всегда нравилось рисковать.

Если страшно, делай шаг вперед. И для верности еще один...

Волосы шевельнулись на макушке, словно надо мной пронесся порыв прохладного ветра. Я мысленно подняла взгляд и увидела... купол из синего стекла? Полированный сапфировый кабошон? Или просто — глубокое синее небо, окно в своде черепа? По телу побежали мурашки от ощущения предельной уязвимости. Но я продолжала молча смотреть. Иначе нельзя. Как острил наш учитель по духовным техникам: «Чтоб под крышу что-нибудь попало, сперва ее надобно сдвинуть!»

К счастью или к несчастью, я сперва ничего не увидела.

И меня тоже никто не увидел. Зато я кое-что поняла.

Кто-то, словно нарочно, отрезал это место от горных миров. Местные крестьяне заколотили дверь капильи, а другие, нечеловеческие силы, замуровали ее извне, словно каменным колпаком накрыли. Для богов эти стены из плотного серого тумана, который «оком разума» воспринимается как слепота — все равно что мертвая скала. Кричи не кричи — не пробьешься. Здешним крестьянам еще повезло с колдуном. Он защищал себя — и их заодно. Правда, за плату. Но если бы не он — пошли бы на поживу демонам, как все остальные.

Что же можно сделать? Как разрушить этот купол?

Решение пришло единственное и очевидное.

Я вытащила из-за спины меч святого Чучо, поднялась на ноги и плавным движением прорезала окно в плотном сером тумане. Повернулась направо и прорезала еще одно. Потом еще. Четыре окна, по сторонам света — каждое чуть выше другого.

Когда я прорезала последнее, северное, все озарилось, словно взошло солнце. Серый туман развеялся мгновенно. 

Я с наслаждением вдохнула полной грудью. В легкие полился свежий утренний воздух. В глаза ударил слепящий свет, заиграл на гранях бриллианта, теплой волной накрыл сапфировый купол. Но почему так ярко?

Сияние ледников — совсем близко!

Я отвернулась от этого нестерпимого блеска и выглянула в южное окно. Передо мной раскинулась панорама гор и долин. Вдалеке белело что-то очень знакомое... Домики, похожие на соты... Да это же Альсиен! А что там дальше?

Кровь прилила к лицу...

Мы уже близко! Еще два-три дня — и я у цели!

Жадным взглядом я окинула пейзаж, стараясь запомнить каждую деталь. Значит, впереди еще один перевал, потом длинный горный луг, потом перейти тот странный белый мост, и вперед — на каменистую, отдельно стоящую гору, на вершине которой стоит одинокая башня с четырьмя окнами!

Дело было сделано. Я повесила меч за спину. Как только рука отпустила рукоять меча, видение исчезло. Закрылся глаз на темени, погасло «око разума». Я снова сидела на коврике в центре капильи. Почему-то здесь стало гораздо светлее, чем раньше. Хотя должно было стать наоборот, ведь солнце уже ушло. Потом опустила взгляд и сообразила — горели светильники. Десятки светильников, расставленных возле стен, вспыхнули сами по себе, словно их зажгли в честь большого праздника.

Я повернулась к дверям. Старейшины с благоговением попадали ниц. В приоткрытую дверь с озабоченным видом заглянула Эриза.

— Скажи им — теперь тут снова можно молиться, — сказала я, потягиваясь. — Боги вспомнили про это место. Если их позвать, они придут и ответят. А демоны — не придут. Надеюсь, никогда. Пусть проводят тут все положенные обряды, аккуратно совершают все пять ежедневных молитв... э-э... — На этом мои знания о религии мурабитов иссякли. — И никакое зло не сумеет войти в вашу деревню!

— Имахена. — Девочка мотнула головой в сторону улицы. — Ты велела не беспокоить, но там такое...

Она распахнула дверь, и внутрь вместе с ветром ворвались выкрики и лязг железа.

«Хассим!» — сразу подумала я, кидаясь на улицу.

На площади у капильи собралось, наверно, все население деревни. Теснились у оград, выглядывали из-за стен, с плоских крыш, чуть не свешивались из окон. И не удивительно — такого зрелища тут точно никогда не видели и вряд ли еще увидят. Посреди площади шел бой. Окаянный Хассим рубился со «святым Чучо».

Слава богам — в руке он держал палку, а не саиф, иначе давно себя бы покалечил! Как он в башне себе ничего не отрубил этим мечом! Паладин спокойно и технично отражал его выпады булавой. При каждом ударе местные мальчишки вопили и хлопали так, что в ушах стоял звон. Скелет собаки скакал вокруг сражающихся, клацая когтями по мостовой и усиливая суматоху.