Призрак и сабля - Говда Олег Иосифович - Страница 2

И подобно тому же зайчишке, который, заметив опасность, с писком валится на спину и начинает изо всех сил молотить воздух задними лапами, – утаскиваемые вглубь леса, девушки истошно визжали и усердно отбрыкивались. Но, по мере узнавания похитителей, заполошный ор стихал… В деревне, где всё и про всех ведомо каждому жителю, а личные симпатии складываются хоть и медленно, но – раз и навсегда, никто не посмеет похитить чужую невесту. За подобное безобразие наглеца и охальника всем миром отдубасят так, что мало не покажется. Хорошо, если не искалечат или совсем не прибьют, под горячую руку! А вот со своей милкой пошалить – лучше времени и не придумаешь… Спокон веков, в безумную ночь, накануне праздника Иоанна Купалы, от дурманящего запаха цветущего папоротника, даже у самой неуступчивой девицы выветриваются из головы отеческие запреты и матушкины напутствия…

И вскоре на речном берегу и, спускающейся к нему, опушке воцарилась былая тишина, изредка нарушаемая негромким потрескиванием, догорающего в огне, хвороста.

Схватив в охапку, пронзительно взвизгнувшую, Ребекку и нашептывая на ухо любимой ту милую и успокоительную бессмыслицу, которую обычно плетут парни, стараясь усыпить бдительность подружки, Тарас Куница бегом бросился к лесу. И поставил заветную добычу на землю, только укрывшись от чужих глаз под сенью дубравы. И, даже не переведя дыхания, жадно впился в покорно подставленные губы горячим поцелуем – пытаясь хоть на мгновение заглушить, разгорающийся в теле, любовный жар. И напрасно, – вдохнув чистое и сладкое дыхание любимой, он только еще больше раззадорился. Аж судорогой прохватило.

Узнав похитителя, Ребекка и не думала артачиться, а принялась отвечать на поцелуи и вольные нежности Тараса со страстью ничуть не меньшей. Миг или вечность они наслаждались желанной близостью, уже почти задыхаясь, но не в состоянии прервать сладкие лобзания.

Шатко, валко, но дело шло к свадьбе, и они могли позволить себе гораздо больше вольностей, нежели просто влюбленные. И все же, когда обжигающие ладони Тараса заскользили вверх по ее бедрам, увлекая за собой подол рубахи, Ребекка, в последние мгновение, вспомнила, что отец еще не дал согласия на брак.

Девушка ловко извернулась, угрем скользнула вниз, освобождаясь из объятий, и, оставив при этом в руках парня свою единственную одежду, проворно кинулась наутек. Ослушаться отца, Ребекка ни за что б не осмелилась, а до того момента, когда ее тело могло отринуть доводы разума и покориться желанию, оставалось совсем чуть-чуть. Один махонький шажок, после которого остается склонить голову под свадебный венец, либо – сунуть в петлю…

Если бы Ребекка побежала обратно на берег, к праздничному костру, Тарас, скорее всего, не стал бы ее преследовать, а бросился б остужать пыл в прохладные воды Волчанки. В конце концов, не он первый, и не он последний, кому отказали в любовных утехах на Иванову ночь. К тому же, свадьба и в самом деле, не за горами. Но из-за того, что девушка кинулась вглубь чащи, это бегство было воспринято Куницей, как озорство и затейливое продолжение забавы. Поэтому, чуть замешкавшись от неожиданности, он улыбнулся и бросился догонять проказницу. Ориентируясь на силуэт девушки, смутно белеющий среди темных древесных стволов.

Бегать по ночному лесу, даже исхоженному сотни раз вдоль и поперек, опасное занятие. Легко можно оступиться, зацепиться за незамеченный корень, а то и напороться на острый сук. Убиться, возможно, и не убьешься, а вот крепко ушибиться или окриветь – это запросто.

Пару раз громко окликнув любимую, но видя, что девушка и не думает сбавлять шага, Тарас чертыхнулся и остановился. Тем более что подлесок с каждым шагом становился все гуще. Словно и не ходили сюда за хворостом. А мгновение спустя, Ребекка окончательно пропала из виду.

– Вот дура, девка! – ругнулся незлобиво парень, недоуменно пожимая плечами. – Разве ж я совсем без понимания? Не хочешь – так и ладно. И пусть… Я же не настаивал… В другой раз слаще будет. По лесу, зачем сломя голову носиться?.. Ночью-то? Эх, хоть бы беды, какой не приключилось…

– Э-ге-ге-гей! – заорал вслед, что было мочи. – Ривка! Вернись! Клянусь, не трону! Покалечишься, дуреха!..

Куница немного повременил, чутко прислушиваясь к ночным звукам, но ответа не дождался. Лес, словно вымер. Или – затаился. Только ветер размеренно шумел листвой в верховье. Да тонко пискнула, где-то неподалеку, злосчастная мышь, попав в когти ночного хищника.

Отдышавшись и осмотревшись вокруг, Тарас понял, что за время глупой погони, он углубился в чащу гораздо дальше, чем думал. Во всяком случае, как не приглядывался Куница, а не узнавал этой части леса. Странно, ведь слишком уж далеко от деревни за такой короткий срок отбежать нельзя, а вокруг все совершенно незнакомое, чужое. И это ему – сызмальства приученному к охоте?

Куница потер вспотевший лоб и обрадовался, что никто не видит, как маково заполыхали уши. Ведь только теперь он запоздало вспомнил то, о чем старики из года в год настойчиво предупреждают молодежь:

– Берегитесь лешего! В лесу не прячьтесь! Помните: нет ничего слаще в Иванову ночь для расшалившейся нежити, как заплутать, заманить в непроходимую чащобу живую христианскую душу.

Предупреждают – это верно. Только, кто бы прислушивался к их постоянным поучениям и ворчанию?

Как и прочие парни из его деревни, Тарас был уверен, что докучливые старики, сами, в молодости, ни на какие запреты внимания не обращали. И только, как немочь скрутила телеса, принялись поучать других. Делиться, значит, нажитым опытом. Вот только откуда он у них взялся, если такими умными и послушными были? М-да, все мы, задним умом крепки.

Зато теперь, когда Куница окончательно понял, что заблудился, он стал еще громче звать Ребекку. Ведь, если даже ему – крепкому, привычному к лесу парню, одетому, обутому и при сабле сделалось не по себе, то что должна почувствовать девушка, когда схлынет шал, и она опомниться, бог весть где? Обнаженная и босая… Но взбалмошная девица упрямо не отзывалась.

Не на шутку встревожившись, Тарас снял с перевязи саблю и, не вытаскивая клинок из ножен, стал раздвигать ею нависающие ветки, вдруг принявшиеся цепляться за рукава и штанины, словно кусты ежевики или терна.

Торопливо направляясь в ту сторону, где в последний раз мелькнул бледный силуэт, Куница время от времени окликал Ребекку во весь голос, но – безуспешно. Девушка, словно сквозь землю провалилась.

И только когда, потерявший всякую надежду на успешное завершение поисков, Тарас решил поворотить обратно, пока и сам окончательно не заблудился, издалека послышался слабый оклик, усиленный непривычным для чащобы эхом:

– Сюда… сюда… сюда… Я – здесь… я – здесь… я – здесь…

– Ривка! – обрадовано заорав на весь лес, Куница ускорил шаг и вскоре очутился на довольно просторной полянке. – Держись. Ты где? Я – рядом! Я иду к тебе!

– Сюда… сюда… сюда. Здесь… здесь… здесь…

Голос хоть очень слабый и чересчур тихий, был явно девичьим и казался вполне знакомым, если один шепот вообще отличим от другого, но что-то насторожило Куницу, и он остановился.

– Ребекка, это ты? – переспросил громко, пытаясь хоть что-то разглядеть в густой тьме, как нарочно еще больше сгустившейся из-за наползших на луну облаков. – Отзовись! Я тебя не вижу!

– Я… я… я… – чуть громче донеслось в ответ с противоположной стороны поляны, где между двух огромных буков и в самом деле, смутно белело нечто, схожее очертаниями с человеком. Похожее, да не совсем. К тому же, было как-то странно: отчего это Ребекка Тараса к себе подзывает, а сама ни одного шагу навстречу не ступит? Никак не сочетается такое поведение с испугом. Если б она упала и в беспамятстве лежала на земле – тогда другое дело, но нет же, вон – стоит, рукой зазывно машет. И по имени – ни разу не окликнула!

– Сюда… сюда… сюда… – тонко и жалобно манил девичий голос, не меняя интонации, а странное лесное эхо тут же подхватывало и услужливо повторяло каждое произнесенное слово. – Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне…