Черный тан - Лау Миллер - Страница 8

– Меня зовут Тристан Талискер. Мне сообщили, что моя мать, умершая во время родов, была младшей сестрой правительницы Сулис Мора, и теперь это право перешло по наследству мне.

Последовало неловкое молчание, прерывающееся сдержанными смешками и покашливанием. Лошадь Хью стала нервно переминаться на месте, и Тристан, продолжая говорить, подошел к ней, чтобы успокоить.

– Ваша лошадь сильно переутомлена, тан Хью, – заметил он между прочим. – Вам следует дать ей хорошо отдохнуть и как следует напоить. – Юноша внимательно посмотрел в глаза животного и добавил, нахмурившись: – Она в опасности.

– В опасности? В какой?

– Ее сердце работает на пределе, – ответил Тристан. – Обратите внимание, какое у лошади поверхностное и слабое дыхание.

Хью ничего не сказан, вынужденный отметить, что Тристан совершенно прав, так как и сам уже около часа наблюдал тревожные симптомы.

Сандро выступил вперед.

– Пожалуйста, спешьтесь и напоите лошадей, желоб находится около конюшни.

– А пока я должен собрать свои вещи, – заметил Тристан. Никто не сдвинулся с места.

– В чем проблема? – поинтересовался Сандро, с трудом сдерживаясь.

– Ты и сам видишь, что проблема есть, и серьезная, – буркнул Хью. – Я прошу прощения, мне никого не хочется обижать, но мы не можем вернуться назад с этим… этим мальчиком.

Рука Талискера потянулась к мечу.

– Следи за своими словами, Хью, – предупредил он. – Тан ты или нет…

– Ты мне угрожаешь?

Хью, казалось, не был уверен, следует ли ему так реагировать, но большая часть всадников потянулась к своим мечам.

– Я бы на вашем месте спешилась, – раздался звонкий девичий голос. – Если мой брат говорит, что лошадь в опасности, значит, так оно и есть.

Риган выехала из конюшни на черном жеребце Сандро Джаггере. Она надела красное платье и широкую черную накидку для верховой езды, в которой Талискер узнал бывшую накидку своей жены Уны. Девушка зачесала назад волосы и предусмотрительно надела на голову серебряный обруч, похожий на те, что были на головах у танов. Когда девушка подъехала ближе, отец заметил на ней меч, валявшийся в мастерской с незапамятных времен и давно заржавевший. Сейчас он блестел – видимо, Риган или Тристан провели много часов, очищая его и затачивая лезвие.

Подъехав к Тристану, девушка наклонилась, взяла брата за руку и помогла взобраться в седло впереди себя. Талискер и Сандро обменялись обеспокоенными взглядами.

– Меня зовут Риган, – сказала она, бросив вызывающий взгляд на почетное собрание всадников. – Мы с Тристаном близнецы.

– Близнецы? – недоверчиво переспросил Хью. – Никто никогда не упоминал о близнецах. Да вы… и не похожи совсем.

– Уверена, вам известно, что близнецы не всегда похожи. Кроме того, думаю, мой настоящий отец был не из тех, кто беспокоится о дочерях, – заметила она мрачно. – А Уна, моя приемная мать, решила, что для нас будет лучше, если мы останемся вместе.

– Но вам известно, что женщины наравне с мужчинами наследуют власть в Сулис Море, – хмуро обратился Хью к Талискеру и Сандро. – Почему нас не предупредили?

– Это правда, Талискер? – спросил Эйон.

Талискер был потрясен. Он понимал, что Риган делает и зачем, однако его сердце дрогнуло при мысли о том, с какой легкостью дочь отказалась от своих настоящих родителей. И еще, прежде ему не доводилось замечать, насколько она похожа на свою мать. Но, так или иначе, выбора у него нет. Он не может перед этими людьми обвинить свою дочь во лжи. После минутного колебания, понимая, что, если будет доказано, что ее утверждение ложно, девушку обвинят в измене, за что ее ждет арест или того хуже, он в конце концов признал:

– Да… да. Это правда. Я бы сразу вам сказал, но в письме Ибистер упоминался только Трис, что объясняется очень просто. Их отец Алистер никогда не говорил ей о Риган.

– Это мой конь, – обеспокоенно прошептал Сандро. – Зачем она взяла Джаггера?

– Нам надо подумать, – решил Хью. – И если мы заберем вас с собой, то следует дать лошадям отдых.

– Конечно, – согласился Талискер.

Всадники подъехали к конюшне и спешились, бросая любопытные взгляды на Триса и Риган. Талискер посмотрел на дочь; она, казалось, едва сдерживала смех, наблюдая за гостями. На ее губах играла легкая улыбка, придававшая девушке лукавый вид, так хорошо знакомый ему с тех пор, как она была ребенком. Отцу пришло в голову, что Риган сделала это не только из альтруистических побуждений – желание быть всегда в центре внимания, присущее ей, также повлияло на решение. Но Дункан поспешил сразу отмести эту мысль, устыдившись своих сомнений в искренности дочери.

– Ри, – спросил он спокойно, – ты понимаешь, что делаешь? Это ведь не игра.

Улыбка исчезла с ее лица.

– Посмотри на них, папа. Они не собираются брать Триса или, хуже того, причинят ему вред. Он может не пережить это путешествие…

– Но Эйон мне обещал.

– Эйон выглядит хорошим человеком, папа. Но он не член семьи.

Талискер признал, что рассуждения дочери разумны. Похоже, ему придется потерять сразу двоих своих детей, но по крайней мере они будут опорой друг другу.

– А ты рад, Трис?

– Конечно, – расплылся в улыбке мальчик. – Если поедет Ри, все будет гораздо интереснее.

– Интереснее… – мрачно повторил Талискер. – Не думаю, что управлять Сулис Мором будет… хотя какое это имеет значение…

Он замолчал, направился к двери и сел на порог. К нему подошел Сандро и положил на плечо руку.

– Все это имеет смысл, Дункан. Если таны одобрят их совместное правление, детям будет значительно легче.

– Знаю. Просто… я не ожидал, что они должны будут выйти в мир так внезапно и странно, – пожал он плечами.

– Я поеду с ними, – улыбнулся Сандро, бросив взгляд на Тристана и Риган, наблюдавших за всадниками. Риган красиво сидела в седле, крепко обняв брата за плечи. – Я понимаю, конечно, что для Риган очень важно в настоящий момент достойно выглядеть, но мне хотелось бы получить свою лошадь назад.

Через некоторое время они уехали. Хью решил взять с собой обоих детей, главное решение оставив за Советом танов. Тристан, очень довольный тем, что Риган едет с ним, договорился, что для переезда воспользуется своим пони Пипом, теперь Гордым. Всадники отправились в горы. Талискер наблюдал, как воины окружили Риган, с легкостью вошедшую в роль. Тристан тащился сзади вместе с Эйоном с одной стороны и Сандро – с другой, приветливо разговаривая с обоими. Когда они поднялись на холм, юноша остановился на мгновение и помахал отцу. Риган даже головы не повернула. Талискер махал рукой и улыбался до тех пор, пока сын не скрылся из виду.

Прошла неделя с тех пор, как Тристан и Риган отправились в Сулис Мор. Казалось, дождь никогда не закончится. Талискер неподвижно сидел в седле и смотрел на добротное деревянное строение, бывшее ему домом. Счастье и любовь, которых он ждал всю жизнь, нашли выражение в этом маленьком пространстве на очень короткий период времени, так быстро сменившийся серым холодом. И принесла этот холод Риган, его собственная дочь. Ему показалось, что он опять слышит дрожащий на ветру детский голос:

– Произошел несчастный случай, папа…

Он смотрел в ее глаза и видел в них отблеск чего-то тревожного, подозрительного. Сомнение накрепко засело ему в голову, и Дункан не смог от него избавиться за все эти годы, воспитывая детей и любя их всей душой. Мысль пыталась обрести форму, словно жила своей особой жизнью. И наконец, однажды в ночной темноте, в холодной постели вдовца она пронизала его мозг, требуя признать право на существование, – Риган могла спасти ее. Она могла спасти свою мать.

С тех пор эта идея не покидала его. Уна умерла весной, и лето без нее больше не наступало.

Направив лошадь вперед, Талискер бросил горящий факел, который принес с собой, в дверной проем. Внутри сразу вспыхнули постель и аккуратно составленная мебель, озарив дом ярким оранжевым пламенем. Лошадь дернулась, почувствовав жар, и попятилась назад. А Талискер долгое время не мог оторвать взгляда и молча наблюдал за пожаром. Возможно, из-за отражающегося пламени выражение его лица не определялось одним словом, в нем читались и печаль, и тоска, и гнев. Наконец он отвернулся от дома и направил лошадь к темной линии леса. Поднявшись на вершину холма, за которым уже было бы невозможно увидеть дом, Талискер резко натянул поводья и развернул лошадь, чуть не свалив ее с ног. Он остановился, чтобы еще раз увидеть, как рушатся опоры крыши, взметая фонтаны искр в ночное небо, гаснущих под дождем, будто маленькие мимолетные костры. Через некоторое время на лице Дункана осталась только печаль. Слезы кончились. Кроме того, он чувствовал, что они в лучшем случае были бы неуместны. Поэтому в его глазах сияло только яркое отражение пламени. Губы что-то шептали, но слова уносил ветер.