Черный тан - Лау Миллер - Страница 53

Не склонная к инертности ни физически, ни духовно, Риган быстро оделась в самую свою теплую одежду без помощи служанки. Необходимо было выйти на свежий воздух и в одиночестве подумать.

Сулис Мор был погружен в сон. Не спали только слуги, работающие в кухне замка, да торговцы на рынках прогоняли своей суетой последние признаки ночи. Хотя, возможно, из-за пасмурной, серой погоды, влияющей на настроение людей, они работали молча. Никто не переговаривался друг с другом и даже не насвистывал. Риган нахмурилась, ей была неприятна эта тишина. Она выскользнула из города через потайную калитку, которую они с Тристаном обнаружили еще в первые годы правления, и решила пройтись через небольшой клочок леса, примыкающий к северной стене города. Выше леса простирались пустые пространства Бэдлэнда, где двадцать пять лет назад происходили битвы за Сулис Мор. Трис заметил, что земля в этом месте настолько пропитана кровью воинов, что здесь стал расти лес, тогда как раньше было пустынно.

Действительно, атмосфера в небольшом туннеле из деревьев навевала меланхолию. Риган по характеру была более прагматичной, поэтому не сомневалась, что это Ибистер велела посадить здесь деревья в память о погибших воинах, хотя упоминаний об этом в бумагах бывшей правительницы она не нашла. Сегодня оголенные ветви деревьев тянулись в зимнее небо как будто в безмолвной мольбе. Тропинки между деревьями не было, и Риган бесцельно брела между ними, рассеянно размышляя о том, что произошло ночью. Воспоминания были смутными, да и то только те отрывки, которые ей подкидывала услужливая память. Основное же мучительно ускользало от сознания, как иногда происходит со снами при пробуждении.

Движение высоко в кроне деревьев привлекло внимание Риган, вызвав сильную тревогу. Она не сомневалась, что знает, кто там. Птица. Большая черная птица, ворон или ворона. Риган застыла на месте, вцепившись руками в нижние ветви дерева, которые секунду назад пыталась отвести в сторону, чтобы расчистить себе проход. Она долго и напряженно смотрела на птицу, а та, не имея опыта общения с людьми, также уставилась на девушку, склонив голову под странным углом, как умеют делать только пернатые. Несмотря на холодную погоду, Риган почувствовала, что у нее на лбу выступил пот. Она не могла двигаться под взглядом вороны, как будто от этого зависела ее жизнь. Надо было решить, что делать дальше: или заставить птицу улететь, несмотря на то, что Риган ужасно боялась именно их полета, а шума крыльев еще больше, или вернуться назад в город.

– Нет, – прошептала она. – Я боюсь не…

Девушка нахмурилась, вдруг вспомнив что-то. Ее обрадовало, что это отвлекло внимание от вороны.

– Я боюсь не насекомых.

Вот что ей следовало сказать Джалу прошлой ночью, он сидел рядом с ней на кровати, когда она засыпала. Риган вспомнилось выражение его лица. Тяжелый взгляд, хотя и полный заботы. Его губы двигались, когда Джал пытался успокоить ее, но она не могла разобрать ни слова. Риган хотела ему сказать, что это не могло быть ночным кошмаром, потому что она не боялась насекомых, в этом не было никакого смысла…

… И в том, что пришел Мориас, тоже не было смысла. Как только эта мысль созрела в ее мозгу, подсознание открыло дверцу, и Риган вспомнила все, до мельчайших подробностей. Каждое слово, сказанное стариком. Все, что случилось потом. С необыкновенной ясностью она увидела, как Джал вошел к ней в комнату раньше стражников и слуг, что было невозможно, если только он не находился рядом с ее дверью, когда Риган закричала и разбудила всех. Он пришел убедиться, что со стариком покончено и что тот замолчал прежде, чем успел сказать Риган, зачем появился. Но ему это не удалось.

… это Джал. Он твой…

Вдруг Риган услышала странный звук, какой-то сдавленный хриплый шум, и поняла, что издает его сама. Она была сильной женщиной, и прошли годы с тех пор, когда ей в последний раз приходилось издавать подобные звуки. Риган плакала не как женщина, тихими, нежными слезами, а рыдала громко, отчаянно, от чего сотрясалось все ее тело. Потому что теперь она понимала, но не то, что Мориас хотел предупредить о враждебности и опасности Джала, а то, что она любит его. Это было болезненное прозрение. Несмотря на тот факт, что Джал всегда был для нее загадкой, а может быть, именно из-за этого, Риган страстно была в него влюблена.

Девушка почувствовала, что ей не хватает воздуха, и тяжело опустилась на покрытый снегом пенек. Стараясь успокоиться, Риган прислушивалась к своему прерывистому дыханию. Закрыв глаза, она спрятала лицо в руках, чтобы приглушить голос отчаяния. Но все эти долгие минуты рядом с ней был Джал. Его лицо, полное противоречий, ласковые, но в то же время требовательные и умные глаза. Татуировка на скуле, о которой он сказал, что она символизирует бесконечность. Как много времени прошло с тех пор, как он впервые появился в Сулис Море. И все это время он помогал ей. Джал был единственным человеком, кто, казалось, понимал ее неприязнь к сидам. Сейчас Риган понимала, что она желала его с того момента, когда впервые увидела.

Но он был изменником. А изменника ждет смерть.

– Этого не может быть. Я не могу умереть здесь. – Голос Сандро, слабый, угасающий, опровергал сказанное им. Талискер наклонил голову поближе к лицу друга, чтобы услышать шепот.

– Прости, Сандро.

Лицо Талискера было усталым и печальным. Он все еще был в черной одежде, в которой провел предыдущую ночь, и знал, что она вся пропиталась потом, но ведь он всю ночь провел у постели Сандро. Тристан спал, избавившись от лихорадки. Он принял первую в своей жизни таблетку аспирина, которая помогла его организму, никогда раньше не знавшему химии, самым чудодейственным образом.

Беа тоже спала. Но ее борьба с усталостью закончилась после того, как она выпила полбутылки джина. Талискер не стал ничего говорить, но вспомнил своего отца, который был горьким пьяницей, так что ему ничего не стоило определить любителя выпить на глаз. Беатрис ухватилась за свой залапанный стакан, будто это вопрос жизни или смерти. Хотя при нынешних обстоятельствах, возможно, так оно и было. Беа тоже не хотела оставлять Сандро одного, но была переполнена горем при виде страданий умирающего друга. Для нее это было непереносимо. Талискер подумал: какая ирония судьбы, сегодня вернуться в свою молодость, а на следующий день умирать. Для Беа было бы гораздо лучше, если бы они никогда не возвращались, тогда по крайней мере у нее оставалась бы надежда.

В том месте, куда скоор ужалил Сандро, стали происходить странные превращения. Вокруг раны кожа на спине и груди стала менять цвет и текстуру, становясь темно-синей и более плотной, образуя хрупкий хитиновый слой. Изменения медленно поднимались к груди и опускались ниже, к бедрам. Талискер заметил это, когда Сандро в горячке сорвал с себя рубашку час или два назад, но у него не было уверенности, что его друг сознавал, какие изменения с ним происходят.

За все эти годы Талискеру пришлось потерять немало дорогих его сердцу людей. Но неизбежность ухода Сандро казалась непереносимой. Неизменными остались между ними неразделимая связь, связывавшая их долгие годы, взлеты и падения в их дружбе, совсем не похожие на другие отношения. В долгие предрассветные часы мужчины часто вспоминали, как им пришлось трансформироваться в одного человека, чтобы победить Корвуса. Правда, их было тогда трое: он, Сандро и Малки.

– Ты думал, что он придет, правда? Думал, что он, по крайней мере появится, раз я умираю?

Талискер угрюмо смотрел в лицо Сандро. Он знал, кого имеет в виду его друг. Интересно, неужели он читает мысли?

– Да… – согласился он.

– Дункан, я хочу тебе кое-что сказать… – Сандро мучительно пытался сесть прямо, но Талискер, вместо того чтобы помочь ему, почему-то почувствовал легкое раздражение.

– Сандро, я клянусь тебе. Не знаю, найдется ли мне оправдание, но, если тебе будет невмоготу, я обещаю, что… убью тебя сам.

Сандро хрипло рассмеялся, у него пересохло горло. Когда он откинул волосы со лба, Талискер заметил тонкий голубой след под кожей, поднимающийся вверх, и отвел глаза, будучи не в силах смотреть на это.