Земля войны - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 12

– Сначала отдайте Заура, а потом будем разговаривать, – ответил Джамалудин.

– Что ж, – сказал Арзо, – люди, которые украли Заура, сделали работу, а за всякую работу полагается платить. Договаривайся сам об оплате, сюйли.[2]

– В Гудауте ты не звал меня «сюйли», – сказал Джамалудин. – Тогда ты звал меня «брат».

– Кто не говорит «да», говорит «нет», – ответил Арзо. – Тот, кто не воюет против Москвы, мне не брат.

Помолчал и добавил:

– Я и все мои друзья попросим, чтобы все было быстро и хорошо.

На следующий день после возвращения Джамалудина из Чечни в доме Кемировых раздался телефонный звонок. Междугородный оператор сообщила, что их вызывают из Гудермеса, и когда Джамалудин поднял трубку, на том ее конце раздался голос с чеченским акцентом.

– Три миллиона долларов, – сказали по ту сторону трубки.

– Перед тем, как я заплачу деньги, я должен встретиться с моим братом, – ответил Джамалудин, – откуда я знаю, что товар у вас?

– Я пришлю тебе его палец в доказательство, – ответил посредник.

– Мало ли у кого ты отрежешь этот палец? – возразил Джамалудин, – сейчас в Чечне столько трупов и столько пальцев, что можно продавать эти пальцы, как деликатесы, папуасам. Вы отрежете палец у покойника, а скажете, что это братний. Я хочу увидеть брата. Без этого разговора не будет.

– Хорошо, – сказал посредник.

Спустя два дня машины Джамалудина подъехали к Ровенскому кругу. Тогда это еще не было такое знаменитое место, как впоследствии, когда на кругу каждый день продавали и покупали людей. Но все-таки круг был самым очевидным местом для встречи на границе Чечни и Аварии, и когда Джамалудин подъехал к этому месту, он увидел, что по ту сторону блокпоста стоят два черных джипа.

Машины Джамалудина остановились по эту сторону, и Джамалудин пошел через блокпост один. В это же самое время из машин, стоявших по ту сторону блокпоста, тоже вышел человек и пошел ему навстречу. Он должен был оставаться с людьми Джамалудина в качестве заложника, пока Джамалудин осмотрит товар.

Когда они одновременно проходили мимо солдат на блокпосте, Джамалудин повернул голову, и увидел, что это Арзо Хаджиев.

– Ты станешь богатым человеком, нохчи, – сказал Джамалудин, – если продашь каждого своего брата по три миллиона.

– Я не в доле, – ответил Арзо, – это все, что я мог для тебя сделать.

Джамалудин отвернулся и пошел дальше.

Его везли довольно долго, часа три, усадив между двумя боевиками и напялив мешок на голову, и когда Джамалудина наконец вывели из машины, было уже совсем темно. Они стояли на небольшой площадке, отбегавшей в сторону от дороги между двух скал. Горы вокруг были как складки покрывала, которое бросил Аллах, прежде чем навсегда покинуть эту землю, и прямо под правым колесом джипа темнел треугольный рот минной воронки.

Один из сопровождающих Джамалудина показал рукой на «Ниву», стоящую по ту сторону воронки, и сказал:

– Говори только по-русски.

Джамалудин сел на заднее сиденье «Нивы», и когда человек, сидевший там же, повернул голову, Джамалудин спросил у него:

– Где мой брат?

Человек молчал несколько секунд, как будто не понимал, что его спрашивают. Он был очень худ, – килограмм на тридцать меньше, чем весил Заур, когда Джамалудин видел его последний раз; у него было серое, как пемза, лицо, опутанное свалявшейся паутиной бороды, и глаза покойника.

– Заур? – сказал Джамалудин.

Человек неожиданно улыбнулся, так, что его лицо от морщин сложилось гармошкой, и сказал:

– Знаешь, я как раз собирался поехать в Дубай, чтобы похудеть. Бешеные деньги это должно было стоить. Похоже, я сильно сэкономил на диете.

– Как с тобой обращаются? – спросил Джамалудин.

– Я не жалуюсь.

Человек, наблюдавший за ними с переднего сиденья, едва заметно хмыкнул, а Джамалудин обнял брата и сказал:

– Я вернусь за тобой.

– Дир рахъаса арац къуге,[3] – проговорил Заур, прежде, чем его оборвал гортанный окрик.

Джамалудин вылез из машины и пошел к тем людям, которые его привезли. Несмотря на то, что на чеченце с переднего сиденья была черная шапочка с прорезями для глаз, Джамалудин узнал его по искалеченному большому пальцу на правой руке: четыре года назад этот человек был в отряде Арзо. Его чуть-чуть не расстреляли за мародерство.

Заур Кемиров запретил платить выкуп не из одной гордости: настоящая причина запрета заключалась в том, что он сам вел переговоры о своем освобождении.

Это было не так-то просто, потому что Заур сначала не знал, кто его держит и где. Он очнулся в подвале, в котором даже не было щелки наружу, и вдобавок, когда его везли, постелив на пол «Жигулей», ему сломали руку.

Стена подвала была сделана из бетонных плит с выпиравшими из них ушками арматуры, и к этому-то ушку и пристегнули наручником сломанную руку Заура. Заур в это время был без сознания, и никто не заметил, что рука сломана.

Спустя два дня Заура достали из подвала, посадили в машину и снова куда-то повезли. В конце путешествия его ждал другой подвал, который отличался от первого: ушко в бетонной арматуре было на полу.

На этот раз Заур сидел не один; вместе с ним в подвале был какой-то карачаевец. Заура и карачаевца очень берегли. Еду им подавали сквозь окошечко, так, чтобы они никогда не видели лиц тюремщиков, а если тем случалось войти в подвал, Зауру и карачаевцу всегда велели отвернуться к стене и накидывали им мешок на голову.

Вот прошла неделя после того, как Заура украли, и тюремщики через окошечко велели Зауру лечь ничком и не шевелиться. Заур лег и накрылся курткой, как мог, а в подвал вошли двое.

Зауру накинули мешок на голову и посадили прямо.

– Как тебе в моем отеле? – спросил тот, который стоял справа.

– Не жалуюсь, – ответил Заур.

Невидимый собеседник хмыкнул и сказал:

– Это хорошо, что ты не жалуешься. Не люблю жалобщиков. Я купил тебя за полтора миллиона и выпущу за три. Сейчас тебе снимут наручники, и ты напишешь по этому поводу письмо к родным.

Заур понимал, что его собеседник врет: не было у него полутора миллионов, а были б – никогда б он их за краденого не заплатил.

– Никто не заплатит за меня три миллиона, – ответил Заур, – у меня нет таких денег.

– Как это нет? – возмутился невидимый собеседник, – все знают, что одна водка приносит тебе в год по сто миллионов, да и конфеты твои стоят не меньше!

– Это очень хорошо, – ответил Заур, – что ты понимаешь, что я бизнесмен, а не чиновник и не бандит, потому что тогда ты должен понимать, что у бизнесмена не бывает свободных денег. Я ведь строю новый кондитерский завод в Краснодаре и взял в банке кредит, и если я не верну первую его часть через месяц, то у меня отберут и водочную линию и завод, на котором я делаю «Уралы». Тебе тогда не достанется ни полушки, а новые хозяева будут только рады, если меня убьют.

– Значит, тебе придется заплатить три миллиона раньше, чем за месяц, если ты хочешь сохранить свой бизнес.

– Я же тебе сказал, – ответил Заур, – три миллиона я за месяц не соберу, а через месяц у меня ничего не будет.

– Как это не соберешь? Ты в месяц продаешь десяток «Уралов», а стоит они каждый по сто тысяч!

– Очень хорошо, – сказал Заур, – ты можешь взять себе эти десять «Уралов». Это мы можем устроить за две недели. Но я никак не могу отдать тебе больше, потому что, во-первых, мы не может собирать их больше десяти штук в месяц, а во-вторых, не могу же я дать тебе столько установок, чтобы самому себе испортить рынок на годы вперед!

Полевой командир, который купил Заура, сильно озадачился, потому что он не первый раз воровал людей, но еще ни разу не слышал, чтобы эти украденные вместо выкупа начинали торговать нефтеперегонными установками. Те м не менее кое-что показалось ему в этом предложении разумным.