Разбор полетов - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 21

— Туда нельзя! — закричал человек. Сазан пожал плечами и побрел дальше. Над головой Сазана, едва не оборвав барабанные перепонки, прошмыгнул самолет с огромным изображением орла на хвосте. Из-под белоснежных крыльев свисали шасси, грязные, как подштанники.

Самолет соприкоснулся с полосой, подпрыгнул по-кенгурячьи и побежал дальше, туда, где рабочий с желтым флагом уже отмахивал ему дорогу.

Парень в комбинезоне торопливо шагал через рулежку к Сазану.

— Ты кто такой? — начал браниться он. — Здесь тебе не улица Арбат, ясно? Здесь ходить нельзя!

— Всем нельзя, а мне можно, — отозвался Сазан.

— Это почему же тебе можно? — опешил комбинезон.

— А потому что я так устроен, — объяснил Сазан, — потому что я за это дрался и получил право ходить, где нельзя.

— А, понял! — сказал человек. — Это ты новая «крыша»?

— А ты?

— «Рыково-ремонт». Зам главного. Макарьев. Макарьев с Сазаном прошли к навесу, под которым стоял старенький трап с вывороченными наружу внутренностями. Нестеренко сел на ступеньку трапа, и Макарьев сел рядом с ним.

Из— под навеса был виден угол аэровокзала и желтый автозаправщик, ползающий по полю, как божья коровка.

— И что ты думаешь обо всей этой склоке? — спросил Сазан.

— Съедят Моисеича, — сказал Макарьев. — Он же с Сергеевым поругался, а «Вась-Вась» с Сергеевым дружит.

— А кто такой Сергеев?

Макарьев ткнул пальцем куда-то вбок.

— Хозяин «Рыково-2». Военного.

— Ив чем они поругались?

— Долгая история.

— А все-таки?

— А когда выборы в Думу были, Сергеев сына хотел депутатом, а Ивкин, обратно-таки, хотел Глузу. Ну, Сергеев обиделся — а у него в друзьях налоговая полиция, он полицию напустил на аэропорт. Они у нас тут чуть самолет не описали. А у Ивкина в друзьях налоговая инспекция, он инспекцию напустил на сына Сергеева, а он у нас в городе универмаг держит. Вот так и живем сейчас. Полоса общая, а морды врозь.

— А депутатом кто стал? Макарьев махнул рукой.

— А депутатом какого-то Баранова губернатор спустил.

— А вы за кого? За Ивкина или Кагасов?

— А нам что? Нам бы зарплату платили.

— Платят?

— Раньше платили. А в этом месяце чего-то забыли.

— Твою мать, — пробормотал Сазан.

Олег Важенкин, глава авиаремонтного предприятия «Рыково-ремонт», стоял на бетонной рулежке, запрокинув голову. Высоко над ним висело крыло ЯКа-42 с гондолой двигателя, и двигатель этот ревел, как иерихонская труба.

— Хватит! — заорал Важенкин и замахал руками пилоту, чтобы тот кончал продувку.

За ревом двигателя не слышны были шаги человека, который подошел к Важенкину и потряс его за плечо.

— Леша? Ты? — сказал Важенкин, оборачиваясь. — Как поет, а? Чистый Шаляпин!

— Разговор есть, — сказал Глуза.

Они отошли от самолета подальше, в разверстую тень ангара, и Важенкин облокотился на крашенный зеленой краской сверлильный станок. Он был в грязных мятых брюках и рубашке, явно свидетельствовавшей о том, что ее хозяин самолично отлаживал систему подачи топлива.

— У тебя, кажется, проблемы с ивановским самолетом? — спросил Глуза.

— Да что проблемы! — Важенкин всплеснул руками.

За тридцать лет работы ни один из самолетов, прошедших через руки Важенкина, не разбился, и более того — летчики хорошо знали, что никаких неприятностей с этими самолетами не случится. Не начнет вдруг падать ни с того ни с сего давление в кабине, не замигает красная лампочка, свидетельствующая о неисправностях в топливной системе, не будет проблем с шасси, — всего, что еще не означает ни в коей мере катастрофу, но уж точно влечет за собой брань в эфире, высокое давление у пилота и трясущиеся руки после посадки.

Важенкина звали к себе крупные аэропорты, но он тридцать лет провел в Рыкове и не собирался отсюда уезжать. Зато к нему летали со всей страны — по крайней мере, с европейской ее части, и если у аэрокомпании были деньги на ремонт, они предпочитали потратить их у Важенкина.

— Так что там с Ивановом? — повторил Глуза.

— Не прилетит Иванове! — грустно сказал Важенкин. — У меня за последний месяц вчетверо меньше заказов. Люди звонят и извиняются: «Олег Михайлович, мы бы рады прилететь, но Рамзай не велит!»

— Да, — сказал Глуза. — Вот в Еремеевке шесть самолетов. Где они ремонтируются? В Харькове. А могли бы у нас.

Важенкин нерешительно щелкнул пальцами.

— Я, конечно, не поклонник Рамзая, — проговорил Глуза, — но Витя просто до сумы нас всех доведет. Ну хорошо, они там с Рамзаем насмерть поссорились, но мы-то тут при чем?

— Так нас же попрут! — сказал Важёнкин. — Витю уберут и нас уберут.

— Ну что за ребячество? Мы-то не Ивкина? Мы-то сможем договориться. Вот послушай…

И Глуза жарко зашептал что-то на ухо, увлекая ремонтника в глубь ангара и бдительно следя, дабы его пиджак не изгадился о перепачканные графитовой смазкой снасти.

Генеральный директор «Рыково-АВИА» Виталий Моисеевич Ивкин сидел на больничной постели, закутанный в бордовый с пышными кистями халат. Он осторожно кушал принесенный из дома бульон и слушал при этом рассказ своего сына обо всем, что произошло в аэропорту за два дня.

— Нет, ты моей смерти хочешь! — простонал Виталий Моисеевич, дослушав повествование до конца. — Что ты наделал, ох, дубовая твоя голова, что ты наделал? Мне что — Рамзая мало с Васючицем? Ты на меня еще бандитов хочешь натравить?

— У нас и без Нестеренко есть бандиты, — упрямо сказал Миша.

— Вот именно! И теперь они будут выяснять между собой, кому из них принадлежит право собственности на мою скромную персону, как будто этого аэропорту не хватало! И если ты мог заметить, господин Шилов просто лишен был возможности пойти на мировую с СТК, потому что Служба хотела захавать его драгоценную заправку. А у господина Нестеренко никаких заправок нет, и самое выгодное, что он может сделать, — это продать меня Рамзаю по сходной цене!

Директор всплеснул рукавами халата и хотел было что-то прибавить еще, но тут дверь палаты отворилась, и внутрь вошел предмет спора двух поколений семьи Ивкиных, а именно Валерий Нестеренко. Бандит, как и в прошлый раз, был безукоризненно одет, и как ни искал Ивкин очертаний кобуры под мышкой, а что у Нестеренко был с собой ствол, он знал — история с аркой металлоискателя и билетершей разлетелась по аэропорту с необыкновенной скоростью, так вот, очертаний кобуры было совершенно не видно. Слишком хорошо был пошит пиджак. Если элегантный бандит и слышал последние слова директора, то виду он не подал, а присел на кровать и спросил: