Повесть о Золотом Государе - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 10

— Ах, — и упал на пол. Наследник Падашна обернулся: нет никакого наместника, на полу в луже крови лежит куколка не более локтя высоктой! Тут Падашна ужаснулся по-настоящему, однако доклад все-таки представил.

Один из раскаявшихся чиновников рассказал пророку, что власти провинции, перестав надеяться на помощь государя, отправили доверенных лиц к соседнему варварскому князю Варай Алому. Рехетта ужаснулся и сказал Даттаму:

— Возьми сокровища наместника, отправься к варварам и отговори их вмешиваться в дела ойкумены. Мы — не предатели родины. Мы не допустим, чтобы копыта варварских коней топтали нашу страну!

— Про копыта коней, — сказал Даттам, — говори на общем совете. Просто ты думаешь, что Бажар — тоже варвар, и они сговорятся с ним, а не с тобой.

Рехетта промолчал.

Плохие советчики отговаривали Даттама ехать к варварам, говорили, что Рехетта просто хочет спровадить его из Варнарайна. Даттам, однако, явился на следующий день к пророку и сказал:

— Я поеду, и вот почему: для успеха восстания нужно продовольствие. Народ пойдет за тем, кто даст ему еды. Если зерна нет в Варнарайне, надо купить его у варваров… Дай мне два миллиона золотых государей, и я привезу зерна на всю летнюю кампанию.

Рехетта сказал:

— Хорошо.

Думается мне, что Даттам был глуп, а Рехетта — благороден.

Почему Рехетта был благороден? Потому что поставил интересы народа выше собственных. Ибо деньги для зерна надо было изъять тайно от Бажара и других: станут говорить, что Рехетта утаил золото… А зерно привезет Даттам — станут говорить: Даттам накормил народ.

Почему же Даттам был глуп? Потому что ему все казалось, что восстание — это предприятие, и что кто накормит народ хлебом, тот и получит прибыль властью. Разве, однако, законы войны — законы хозяйства?

Воистину восстание: время, когда отмирают силлогизмы и господствуют чары! И народ не отличает правду от насмешки над правдой. Поднимаются люди во имя изобилия вещей и радости жизни — а меж тем, поглядишь, какое равнодушие к вещам и жизням…

По приезде Даттама к варварам выяснилось, что варвары совершенно не понимают дел империи. Послов правительства они называли «вассалами императора», а послов мятежников «вассалами Небесного Кузнеца».

Король Шадаур Алом раскрыл Даттаму врата гостеприимства, подарил рабов и меха, а молодой сын его стал побратимом Даттама. Послы правительства встревожились и прибавили денег королю. Даттам тоже встревожился и дал королю еще больше денег. Послы правительства посовещались и подарили королю черноногого коня стоимостью в две тысячи золотых. Король этого и добивался. Золото он раздал дружине и двинулся в поход на инуваков, вторгшихся в его край с северо-востока.

Даттам спросил, может ли король продать ему зерно. Тот удивился:

— Откуда у меня запасы зерна? Я — господин свободных людей, а оброк платят только рабы… Рабов, кстати, могу продать…

Даттам удивился:

— Если у вас нет запасов, что же вы делаете, если в стране неурожай?

— Я иду войной на соседей, — отвечал король, — и вообще сдается мне, что свободному человеку не подобает добывать трудом то, что можно добыть разбоем.

Тогда Даттам решил купить зерно у владельцев поместий и поехал по стране варваров. Надо сказать, что завоеватели ее тоже в некотором роде были колдунами: села превратили в поместья, каналы во рвы, города — в леса и топи. С тех пор у аломов все наоборот. Земля тоже общая, но не с тем, чтоб была справедливость, а с тем, чтоб хранить боеспособность. Торговцев презирают — но не потому, что те алчны и вороваты, а потому, что не склонны к вооруженному грабежу. Церемоний и мер нт знеют,исспу ан. Золото считают богом и зарывают его врывают его в землю. Живут очень бедно, потому что в древности, когда раздавали священные вещи, варвары опоздали: злаки и треножники уже разобрали, остался только меч и конь.

Так близки к звериной природе, что многие в бою, вопреки своей воле, обращаются в рысей и волков. Однако, надо сказать, что когда две рыси дерутся, они дерутся по правилам: сначала шипят, бранятся, брюшко показывают, потом сходятся в поединке. А звери миролюбивые, как зимородок, дерутся насмерть и без правил.

А у варваров, если кто побежден в поединке, становится лучшим другом победившего. Даттам приобрел очень много друзей, но все равно считал, что лучший способ борьбы — не поединок, а резня, ибо в глубине души был миролюбив.

Господа, охотясь, разоряют поля, а воюя — все остальное. Крестьяне поэтому запасов не делают. Все выращенное сверх необходимого идет не государству, а на корм скоту и господам. На пирах едят сверх меры, предусмотрительность и бережливость считается позором, как знание грамоты. Так что оказалось, что зерна на продажу нет ни у короля, ни у господ, ни у крестьян.

Король подарил Даттаму поместье, к нему многие пристали в дружину. Одевался и вел себя Даттам, как варвар. Говорил: «Как свободный человек».

Про золотые глаза Даттама все говорили: «большой шакун».

Дело в том, что у варваров, как и в империи почитали Шакуника, но почитали неправильно, вертелись и пели, как в бою. Это слово, «шакун», на вейский даже не переведешь, как, скажем, слово «сущее» — на аломский.

Шакун — это вроде силы, мощи и судьбы. Сущее без существующего, субстанция без акциденции, чистая значимость и чистая форма. Растекается по мирозданию, как масло по гадательному ковшу, но как бы задерживается в складках бытия, удачливых людях и чудесных предметах. Большой шакун, — это и плодовитая корова, и урожайный год, и удачливый воин. Большой шакун — в мечах и конях, которыми король одаряет своих верных. Король как бы не средоточие закона, а средоточие удачи.

Даттам принес в жертву Шакунику сто баранов: догадался, что его после этого будут очень почитать. А самому богу сказал так:

— Мне надоели боги-чиновники, боги-неудачники, боги-сумасшедшие и боги-трансцендентные. Я нашел тебя, и я буду владеть тобой, как своей волей и собственностью.

Несколько раз Даттам встречался с монахами-шакуниками из империи. Дело в том, что служителям бога, почитаемого по обе стороны границы, было как-то легче ходить из империи к варварам. А так как храм был весьма склонен к наживанию денег, то поговаривали, что монахи ходят туда и обратно с контрабандой.

Однажды разыскавший Даттама монах-шакуник передал Даттаму письма от Бажара и Рехетты. Рехетта писал: «Весной поля остались пустыми. Крестьяне разучились сеять рис и не научились воевать. Правительственные войска стоят на границах и ждут, пока бунтовщики сдадутся сами. Если ты не вернешься с зерном, — восстание обречено».

Бажар писал: «Рехетта хочет задержать вас у варваров под любым предлогом. Он оттер всех, кто начинал с ним восстание, и окружил себя бывшими чиновниками. Не имея убеждений и заслуг перед народом, они зависят лишь от милости Рехетты. Принялись за прежнее: понуждают крестьян сеять рис и платить налоги, а не сражаться за свободу. Возвращайтесь немедленно — нам нужны вы, оружие и кони».

Письма были запечатаны, однако монах спросил, когда Даттам их дочитал:

— Что вы собираетесь везти: оружие или зерно?

Даттам помолчал и ответил:

— Вернусь, как закуплю зерно. Но, увы, это очень трудно.

— Сколько вам нужно?

— Десять тысяч иршахчановых горстей.

— Если вы согласны заплатить десять ишевиков за горcть, можете возвращаться завтра. Храм привезет рис прямо в Анхель.

— Храмовые земли, — возразил Даттам, — совсем рядом с освобожденными районами. Стоит нам пойти на юг — и зерно достанется нам даром. Четыре ишевика.

— А что скажут в столице, если узнают, что храм продает зерно бунтовщикам? Большой риск — большая цена.

Сошлись, однако, на восьми ишевиках.