Урожденный дворянин - Корнилов Антон - Страница 30

– Это ведь… – вдруг медленно проговорил Николай Степанович, – убийство получается.

– Какое убийство? – не понял Нуржан. – Ты что? Я слышал, все твои живы, в больнице. Ты о чем?

– У Ленки там что-то нарушилось по женской части… И теперь – все, детей больше иметь не сможет. Вот и получается, что те подонки внуков моих убили. Не будет у меня теперь внуков…

Переверзев посмотрел в глаза Нуржану, и у сержанта похолодело под ложечкой от этого взгляда.

– Вот так, – сказал Николай Степанович и, щелчком отправив окурок в урну, пошел прочь.

…Пятнадцать лет тому назад упаковщица формовочного цеха Энгельсского мясокомбината Ирина Бирюкова долго не могла определиться в выборе отчества для новорожденной дочери, ибо не была уверена, кто же все-таки на самом деле ответственен за факт появления крохотной Насти на свет. Ирка-Пылесос (таковое прозвище получила на районе Настина родительница вовсе не за любовь к домашней уборке) колебалась между тремя вариантами: Николаевна, Сергеевна и Ашотовна. Она совсем было уже склонилась к варианту последнему, как вдруг ей пришло в голову, что самому Ашоту, почтенному отцу большого армянского семейства, эта ее идея вряд ли понравится. Подумав, Ирка-Пылесос решила, что Настя вполне может быть Сергеевной, но тут же вспомнила, как полгода назад супруга вышеозначенного Сергея гнала ее по двору мусорным ведром, вопя при этом: «Чтоб я тебя, шалаву, и рядом с мужем не видела»! Может, тогда – Николаевна? Нет, и Кольку тоже приплетать не стоит, вою потом не оберешься. Он ведь жадный, гад, тут же распсихуется насчет алиментов…

«Напишу просто – Ивановна, – решила Ирка-Пылесос. – Чтобы никто придраться не мог…»

Но и это решение пришлось откинуть, так как вспомнила Ирина двухгодичной давности скандал. Старшая сестра Бирюковой, Светлана, арендовала кафе близ мебельной фабрики, на которой трудилась мастером лакокрасочного цеха – дабы отпраздновать двадцатилетие крепкой и счастливой семейной жизни. Пригласила и Ирину – тогда Ирку-Пылесос еще приглашали на семейные торжества. За столом Бирюкова-младшая, которую изнутри подсасывал злой червячок зависти, все хихикала, подталкивая локтем сидящего рядом пузатого и красноносого Иван Анатолича, Светланиного мужа, отпуская шуточки на тему: «Как это – за двадцать лет и ни разу налево не сходил? Ну, признайся, Анатолич, ведь было же, а? Ты ж по снабжению работаешь, командировки каждый месяц. А в командировке и погулять не грех, какой же командировочный не гуляет?..»

Иван Анатолич пыхтел и хмурился, конфузясь.

Ирка знатно выпила в тот вечер. И когда постепенно подогревавшийся праздник вскипел разудалыми танцами, вдруг оказалась, наскакавшаяся и потная, в туалете – в компании с Иван Анатоличем, который, уже нисколько не сконфуженный, словами и действием выражал явное желание подтвердить мнение Ирины о своем моральном облике. Правда, Иван Анатолич не преуспел. Бдительная Светлана начала поиски куда-то исчезнувшего супруга, быстро определила место его дислокации и, поняв, что Иван Анатолич в туалете не один, пошла на штурм… Что было дальше, Ирина помнит не очень отчетливо. Единственное, что сохранилось в памяти, это как она спасается бегством, теряя туфли… А вслед ей несется визг Светланы: «Кто додумался ее рядом с Ваней посадить?..» После того юбилея сестры больше не встречались.

«Нет, – припомнив эти события, сказала себе Ирка-Пылесос, – Ивановной тоже нельзя. А то еще решат, что мы до сих встречаемся… Надо вот как сделать! – осенило вдруг Ирку. – Надо дать Настьке отчество не по имени мужика, с которым у меня когда-то что-то было!»

И принялась Ирка-Пылесос перебирать известные ей мужские имена. Часто встречающиеся «Александр», «Владимир», «Денис», «Василий», «Петр» и прочие она отмела сразу.

«Эдуард? – размышляла Ирина. – Не пойдет… Эдик Маслов из третьего подъезда на восьмое марта заходил, это все знают. Игнат? Тоже не пойдет. Игнат Альбертович, наладчик наш, два раза на дачу приглашал, когда жена его болела. О, Альберт!.. Нет, ни в коем случае. Альберт Гамлетович, брат Ашота… Да и еще, кстати, заодно: Роберт Гамлетович, Артур Гамлетович, Арнольд Гамлетович, Ричард Гамлетович… и сам Гамлет Ромуальдович, прыткий старичок…»

Долго мучалась Ирка-Пылесос, пока, наконец, ход мыслей ее не был прерван звонком в дверь. Явился в гости сантехник с нестоящим внимания именем Федор – Ирка познакомилась с ним два дня назад, когда у нее прорвало трубу в ванной. Федор был настроен меланхолически и философски. Поставив на стол початую бутылку водки, он проговорил со вздохом:

– Жизнь наша… Вот, смотри, Наташка…

– Я – Ира.

– Смотри, Ирка, комар, да? Шлепнул по нему – и нет его. Всего-то и пожил пару минут. Вот и мы живем – тоже две минуты.

– Это как? – не поняла Ирина.

– А так. По сравнению с космическим бесконечным пространством. Две минуты. А, может, и того меньше. Это я сегодня по телеку передачу смотрел. Поп выступал. Отец… как его?.. Отец Амвросий, вот!

«Амвросий! – как ударило Ирину Бирюкову. – Точно! Вот оно! И никто не придерется. Анастасия Амвросиевна… А что, красиво звучит. Так и запишем…»

Впрочем, сама Настя ничего этого не знала. Мама Ира исчезла из ее жизни, когда Насте исполнилось три года. Повстречала Ирка-Пылесос какого-то мужичка из Норильска, которого невесть каким ветром занесло в Поволжье. Мужичок по достоинству оценил темперамент новой подруги и позвал ее с собой – на Север. Настю Ирина отвезла в саратовский детдом, предупредив директора Марию Семеновну, что – самый крайний срок – через полгода вернется за дочерью. Мол, обжиться надо на новом месте. Излишне говорить, что больше Мария Семеновна Ирину Бирюкову не видела. А у Насти от того переломного периода жизни осталось только одно воспоминание: когда кто-то ее спрашивал о том, где же ее мама, она неизменно и серьезно отвечала фразой, которой ее научили в первый же день пребывания в детдоме более старшие воспитанницы. «На ней волки в овраг срать уехали», – говорила малышка Настя. Для нее самой это объяснение маминого отсутствия звучало успокаивающе. В овраг – это ведь не так далеко. Да и само вышеозвученное мероприятие обычно много времени не занимает. А значит – мама скоро вернется.

Но маму, равно как и других своих родственников, Настя так больше и не увидела. И получила Настя от родительницы в наследство только диковинное отчество да манеру легко и беспечно плыть по течению жизни – куда вынесет. Она росла в детдоме, как и все остальные дети – постигая реальность большого мира через кривую призму телевидения и рассказы других детей, основанные, как правило, на тех же телеисториях. Информацию, предоставляемую педагогами на занятиях и внеучебных мероприятиях, воспитанники в большинстве своем расценивали как мало имеющую отношение к действительности. Уж очень не похоже было то, как понимался мир авторами учебников и книг, обязательных к прочтению, на то, о чем горланил с утра до вечера неизмеримо более простой и понятный телевизор. Воспитатели-педагоги видели эту разницу опасной трещиной, которую не всем выпускникам дано будет преодолеть, не провалившись. Поэтому занятиям, посвященным основам социальной адаптации, уделялось немалое количество учебных часов. Но… что такое были эти часы? «Все равно как рыбок, живущих в аквариуме, время от времени выпускать поплескаться в бассейн – дабы подготовить к вольной жизни в море, – говорила на этот счет Мария Семеновна на последнем педсовете. – Из всех воспитанников хорошо если десятая часть воспринимает эти занятия должным образом. И то… на уровне отвлеченных понятий. Дети с пеленок привыкли к тому, что все блага даются даром. И что, если чего-то не хватает, нужно требовать. Потому что им – обязаны. К сожалению, очень трудно привить им понимание того, что вне стен детдома эти правила не действуют… Взять вот старших девочек. Абсолютно убеждены в том, что смазливой мордашки и умения жеманно складывать губки и закатывать глазки вполне достаточно для обеспечения себе благосостояния. И не думаю, что это чудовищное… из ряда вон выходящее происшествие с Бирюковой хоть кого-то из них в этом разубедит…»