Урожденный дворянин - Корнилов Антон - Страница 11

– Разрешить прием.

– Будь достоин, – зазвучал слышимый только Предводителю голос из невидимых динамиков передатчика – крохотного прибора, пластиковой блестящей гусеницей удерживающегося на его ухе.

– Долг и Честь, – ответил Предводитель.

Голос из передатчика принадлежал ректору Высшей имперской военной академии, полковнику Игнатию Рольф Кантору. И голос этот звучал так необычно встревоженно, что Предводитель окончательно отвлекся от работы – буквы, цифры и значки послушно замерли, когда он отнял руки от стола. Предводитель проговорил:

– Разрешить видеоизображение.

Перед его глазами появилась небольшая, ясная, но не мешающая обозревать окружающий мир картинка: ректор – немолодой мужчина, седоволосый и прямой, как штык, – стоял во внутреннем дворе Академии. На одной из аллей Сквера Размышлений, как тут же определил Предводитель. Ректор опирался на тонкую трость, неуловимо напоминающую шпагу (формально по давней военной традиции право на такую трость получали высшие морские офицеры, прошедшие через горнило боевых действий; фактически же трость выполняла не только декоративные функции). Полковник последние годы испытывал известный дискомфорт при движении. Титановые протезы, поставленные два десятилетия назад, еще во время Последней Войны, как средство компенсации ампутированных конечностей, давно уже морально устарели, но Игнатий Рольф наотрез отказывался снова ложиться под лазерные скальпели военных хирургов. «Новые ноги? – говорил он, когда на офицерских собраниях заходила об этом речь. – Благодарю покорно. Время скакать молодым козлом для меня минуло. Тем паче, что боевые шрамы надобно носить с гордостью не меньшей, чем ордена…»

– Что за злополучие приключилось, полковник? – прямо спросил Предводитель, глядя на лицо ректора, изборожденное застывшими сейчас, точно заледенелыми морщинами.

Игнатий Рольф тоже не стал тратить лишних слов.

– Пропал один из моих курсантов, – сказал он. – Урожденный дворянин Олег Гай Трегрей, обучающийся на втором курсе. Отсутствие зафиксировано второго дня на вечерней поверке. Опрос курсантов и преподавателей ничего не дал. За территорию Академии Трегрей не выходил, все помещения корпусов проверены той же ночью с должным тщанием. Обнаружены лишь личный универсальный передатчик курсанта Трегрея и его одежда, вплоть до нижнего белья. Городские власти предупреждены сюминут после начала поисков. Кроме того, в город высланы курсантские патрули. Но и в городе Олега найти пока не удалось. Курсант Олег Га й Трегрей напросте исчез. Растворился в воздухе.

Предводитель откинулся на спинку кресла.

– Олег Гай Трегрей, – проговорил он медленно. – Позвольте, полковник, это ведь тот самый Трегрей, не так ли?

– Да, – подтвердил Игнатий. – Тот самый. Наш уникум. Непредставимо даровитый, прочимый на блестящую будущность.

Предводитель вздохнул:

– Да-да, припоминаю… Побег? – произнес он и тут же сам усмехнулся нелепости предположения. – Но… зачем?

Полковник пристукнул тростью по гладкой минерало-металлической поверхности аллеи.

– Именно – зачем! – проговорил он несколько даже оскорбленно. – Наша Академия – наилучшая во всей Империи. Великая честь обучаться в ней выпадает далеко не каждому юному сыну Отечества, лишь лучшие из лучших достойны Академии, за всю историю коей не было ни одного побега. Бежать? Курсанту Трегрею? Неописумейшая нелепость!

– М-м-м… – промычал в ладонь, приложенную ко рту, Предводитель. – Если исключить возможность какого-либо несчастья… Остается только одно. Похищение.

– Исходя из этого соображения, я и связался с вами столь прескоро. Вам известно, кто отец курсанта Трегрея?

– Трегрей?.. – на мгновение Предводитель задумался. И вспомнил. – Трегрей! Да, – серьезно кивнул Предводитель. – Дело может принять всеимперский масштаб. Я сюминут извещу Канцелярию.

– Если нам удастся что-нибудь выяснить, я вам сообщу, – сказал Игнатий. – Засим позвольте откланяться.

Прервав связь, Предводитель тут же отдал команду передатчику активировать новое соединение. Закончив разговор с Канцелярией, он встал из-за стола, подошел к окну, сложив руки за спиной.

Над океаном поднимался ветер. Волны погрузнели, стали больше и темнее, на верхушках их появились белые пенные гривы. Хоть окна и были закрыты, Предводитель явственно ощущал тревожащий и резкий солоноватый холодный запах – явный предвестник грядущего шторма. Предводитель щелкнул переключателем, расположенным на панели пониже окна, дезактивировав оконную голограмму, и пейзаж за оконными стеклами моментально и разительно изменился. Теперь у ног Предводителя лежал огромный город – полуденное солнце заливало жидким огнем окна и стены высотных зданий в несколько сотен этажей, пускало стремительные красные искры по извивам пневмотоннелей, скользящих между высотками. И соленый ветер океана Предводитель больше не чувствовал. Нажатием кнопки он приоткрыл окно и глубоко вдохнул запах нагретых солнечным теплом металла и пластика.

Олег Гай Трегрей.

Предводитель вспомнил один из своих многочисленных визитов в Академию. Да… два года назад. Церемония приема новых курсантов. До предела заполненный Зал Торжеств. Гомон многих сотен юных голосов, всплески музыки, смех… Только что зачисленные на первый курс юноши в новенькой форме по одному появлялись на высокой сцене, и тогда шум в Зале смолкал, ибо священный ритуал произношения клятвы верности Государю и Империи требовал полнейшей тишины.

Вспомнил Предводитель и приглушенную скороговорку полковника Игнатия Рольф, наклонившегося к его уху:

– Олег Гай Трегрей, урожденный дворянин… – сообщил полковник, указывая взглядом на невысокого мальчишку, бегом поднимавшего по ступенькам на сцену. – Весьма талантлив, весьма. Находясь на домашнем обучении, сумел постичь первую из трех ступеней Столпа Величия Духа. Сдается мне, оставшиеся три он способен постичь куда как раньше своих сверстников…

Стоя сейчас у окна своего кабинета, Предводитель напряженно размышлял, покусывая губу.

Похищение? Вероятнее всего… Но, если дело обстоит именно так, значит, вскорости положение непременно разъяснится.

А если нет?

Отчего-то Предводителю казалось, что в этом случае внешние враги Империи ни при чем. Он и сам не смог бы объяснить, откуда взялось в нем это предчувствие…

Камера предварительного заключения этого отделения полиции выглядела так же, как и подобные камеры многих прочих отделений. Располагалась она в подвале, окон не имела, как не имела и нар. Почти половину пространства занимало сколоченное из досок возвышение, напоминающее подиум. На этом «подиуме» лежал, закинув руки за голову, парень, которого уже несколько человек в этом городе, в этой стране и в этом мире знали как Олега Гай Трегрея. И это имя было его подлинным именем.

Глаза Олега были закрыты, и дышал он ровно и размеренно. Но если бы кто-то находился в этой камере, кроме него самого, и если бы этому кому-то пришло в голову взглянуть в лицо Олегу, он бы сразу убедился в том, что Олег не спал. Ну не может быть у спящего такого лица – собранно сосредоточенного. Подобное выражение застывает на лицах людей, вынужденных разбираться в какой-либо очень сложной проблеме.

Короткая морщинка подрагивала между бровями парня – словно вложенная в тетиву стрелка, нацеленная к переносице.

Неожиданно Олег открыл глаза, и стрелка исчезла с его лба.

Сначала тихо скрипнул щиток дверного глазка. Потом дверь камеры распахнулась. На пороге возник дежурный полицейский, тот самый Саша, который был свидетелем небывалой сцены в рабочем кабинете старшего лейтенанта Ломова.

– Олег Гай Трегрей, на выход, – проговорил полицейский голосом, нарочитая ленца которого явно прикрывала напряжение.

Олег поднялся, спустил ноги на пол.

– Руки за спиной! – предупредил дежурный.

Олег сложил руки за спиной и двинулся к двери. Но полицейский остановил его у двери:

– Лицом к стене!

Парень выполнил и это приказание. Дежурный торопливо надел на него наручники, постаравшись потуже затянуть браслеты. После этого полицейский расслабленно выдохнул и отступил в сторону.