Как раздать долги - Болдырева Ольга Михайловна - Страница 39

— Имя предложила Анабель, — я осекся, когда увидел, как переменилось выражение лица Миры, мелькнула даже мысль, что идея рассказать о новой семье была большой глупостью, — в общем-то как-то так… — стушевался, оборвав предложение и начал изучать свои руки.

Мне необходимо было спешить обратно в реальный мир, а не разговаривать с тенью бывшей жены. Но стоило только об этом подумать, как молчавшая Мира улыбнулась:

— Рада за тебя, Габриэль, сын — это прекрасно. А дочь и вовсе восхитительно. Я всегда мечтала о детях. Твоя Анабель молодец, мне бы хотелось увидеть ее. И конечно, ты хочешь вернуться к ним.

Мира посмотрела мимо, будто за спинкой моего кресла кто-то стоял, и прищурилась.

— Но ты уверен, что не совершишь ошибку? Это было бы слишком эгоистично с твоей стороны — постоянно подвергать их опасности из-за того, что не умеешь жить спокойно.

— Думаешь, если я останусь здесь, Анабель будет лучше?

— Конечно, — казалось, Мира удивилась, услышав от меня столь глупый вопрос, — у нее в распоряжении будет весь мир, и никто из твоих слуг не подвергнет жизнь княгини и наследников опасности. Неужели ты действительно думаешь, что творцы жуткие, кровожадные монстры? Что за предрассудки, Габриэль? Это слишком по-детски! Они очень устали, и у них найдутся куда более интересные и важные дела, чем мстить твоей семье. Творцы не любят лишь тебя и, как только ненавистное создание Отступника исчезнет из множественной вселенной, забудут про маленький, никому не нужный мир.

В какой-то момент мне показалось, что Мира молчит, а я слышу собственные мысли, которые уже давно не позволяли мне нормально спать по ночам и смотреть в зеркала. Конечно, осознание того, что ты всего лишь ошибка, не добавляет веры в себя, скорее уж превращает могущественного Темного князя в комплексующего из-за любой мелочи подростка.

— Пойдем, — Мира поднялась на ноги и протянула мне руку, будто бы боялась, что я сбегу прямо сейчас, — я покажу кое-что, а потом ты сам все решишь.

Ее ладонь была холодной, будто бы я прикасался к ледяной скульптуре, ожидая, что она вот-вот растает.

Цитадельская библиотека исчезла, стоило мне только моргнуть. Вокруг снова клубился молочно-белый вязкий туман. И стоящая рядом женщина казалась его частью. Мира стала какой-то неправильной, будто бы сумрак библиотеки ретушировал неточности в ее облике. Цвета поблекли, покрываясь неприятным серым налетом, и в пустых глазах отражался этот туман.

Я не обманывался: нельзя вернуться к жизни, если время перерезало нить так давно, что успело забыть твое имя и роль в судьбе вселенной. Я всем сердцем (за неимением души) любил Анабель, но все равно испытывал горечь, понимая, что женщина рядом — лишь эхо яркой, вредной Миры, которая придумывала абсурдные и смешные истории, не умела просыпаться раньше полудня и любила кислые яблоки.

И эта тень никогда не станет Мирой настоящей.

— Когда-нибудь все исчезнет, но не библиотека, — говорила она, пока мы шли сквозь туман, — в ней собраны книги вселенной, даже вечности не хватит, чтобы пролистать каждый том. И нам не будет скучно. Никогда, Габриэль, понимаешь?

Я думал о том, что вокруг больше не будут вспыхивать яркими искрами смертные друзья и так же быстро гаснуть. И понимал, что не хочу такой вечности. А как иначе? Путь любого человека стоит из поворотов, за которыми он кого-то оставляет. Это нормально. Но говорить об этом не хотелось. Пусть уж лучше считает, что я с ней согласен. Меньше споров и аргументов, которые могут прозвучать разумно.

Мы побывали в недалеком будущем — на дне рождения нашей с Анабель дочери, а потом заглянули чуть дальше, посмотрев, как повзрослевший Натаниэль занимает трон Темного князя. Алир, с выбеленными сединой волосами, говорит о том, что сын оказался достойным своего отца, что-то про мир и спокойствие. И в этот момент Мира рядом со мной заметила: Цитадель не рухнула, и время после моего исчезновения не завязалось в морской узел.

Затем мы вернулись в прошлое, и я с удовольствием вспомнил, как пробирался на Землю подстраивать творцам пакости, когда мне совершенно нечем было заняться. Увидев, что экскурсия не производит должного эффекта, Мира вздохнула и решила отойти от намеченной программы.

Когда туман рассеялся в следующий раз, мы стояли в кабинете Алив, который я посетил не столь давно. Правда, «тетушку» узнал с некоторыми затруднениями. По кабинету металась молоденькая девчонка. Тощая, растрепанная, невзрачная. Растянутая белая майка висела на ней мешком, сильнее подчеркивая выпирающие ключицы, широкие плечи и плоскую, подростковую фигуру.

Стоп! Только не говорите, что это истинный облик Великого творца! О Тьма… И этого несуразного чуда боится вся вселенная? Я был настолько поражен увиденным, что не отследил момент, когда она перестала изображать из себя мечущегося в тесной клетке лисенка.

— Говоришь, глупости? — воскликнула Алив и, будто бы стесняясь, одернула майку.

На всякий случай я все-таки огляделся. Вдруг тот, к кому обращалась творец, прятался в углу и остался мной не замеченным? Однако, не считая нас, присутствующих при сем действии незримо, больше в комнате никого не наблюдалась. Боюсь, напрашивался однозначный вывод, но из вежливости я решил послушать, как «тетушка» спорит сама с собой:

— Многие из нас уже готовы уйти. Это слишком тяжело! Одну ошибку исправили, слуга Бездны упокоился в пустоте. Дальше что? Вселенная на части разваливается, а я могу только заключать пари и ставить подножки в надежде, что кто-нибудь упадет и его можно будет скинуть с игральной доски. На ча-сти! — раздельно повторила Алив. — А сколько еще таких слуг и экспериментов, с существованием которых мы вынуждены просто мириться? Тот же Габриэль со своей сестрицей: каждое их действие — парочка лишних трещин в ткани реальности. И конечно, это инфантильное чудовище не подозревает, почему я так мечтаю от него избавиться. Что? Это я единственное чудовище? Нарываешься…

Она замолчала, будто бы ожидала ответной реплики, теребя в руках крупный, на длинной цепочке медальон, совершенно нелепо смотрящийся на тонкой шее. И мне даже показалось, что, если хорошо прислушаться, — можно услышать чей-то тихий голос. Проблема была в том, что в этот момент я был занят тем, что уговаривал свою шевелюру не вставать дыбом от откровений творца. Все получалось как-то слишком просто и логично, предписывая мне немедленно кинуться в Хаос, избавив вселенную от своего убийственного присутствия.

— Можно подумать, что мне это нравится, — Алив вздохнула, — остается только избавляться от всех прочих ошибок, чтобы хоть как-то баланс соблюдать. Да, сейчас отдохну — пойду разбираться с личной жизнью Хель, если она сама не хочет решать эту проблему. Только подумать! Запихнуть целый мир во временной парадокс, чтобы спрятать от нас ребенка! Ругательств на нее не хватает! И она еще думает, что мне ничего не известно…

Снова прислушавшись к воцарившейся в комнате тишине, Алив рассмеялась по-детски звонко и искренне. Я даже пожалел, что не мог оценить шутку, которую она услышала.

— Отговорюсь каким-нибудь спором, впервой, что ли, играть воплощение зла? Пусть думает, что сама всех спасла и выбрала правильный путь. Ладно, оставь нотации… я слишком устала, — попросила она, подходя к креслу и устраиваясь в нем, поджав под себя худые ноги с острыми коленками. Щелкнула пальцами, создав покрывало, улыбнулась и закрыла глаза.

Мира дотронулась до моей щеки, привлекая внимание, а через секунду нас снова окружал привычный туман. Женщина покачала головой, но я не спешил с криком кидаться на меч. Все равно оного под рукой не наблюдалось. И вообще, зачем облегчать Алив жизнь? Так она хоть изредка заставляет себя вспомнить о собственных обязанностях, а меня не будет, кто ей напомнит о необходимости защитить вселенную от всяких экспериментов?

Вот то-то и оно! Но все-таки…

— Нужно подумать.

Мира улыбнулась:

— В таком случае лучше вернуться в библиотеку.