Ничья - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 7

Тогда они договорились, что Семин сейчас якобы выкупит долю Нарышкина и Гурзы за двадцать тысяч долларов, а на самом деле они останутся пайщиками в месторождении, каждый по двадцать пять процентов.

Комиссия приехала и ничего особо не нашла, но Нарышкина и Гурзу из администрации все-таки уволили. Они снова пришли к Семину просить свою долю, и Семин сказал им:

– Какие двадцать пять процентов? Вот тут в договоре записано, что вы продали мне все. Или мне в ФСБ этот договор переслать?

Нарышкин уехал в Челябинск работать в какую-то мелкую фирму, а Гурза потом спился.

Спустя три месяца подставная фирма, принадлежавшая Сергею Вырубову по кличке Малюта, выиграла тендер на разработку Верхнеикшинского прииска. Никаких чиновников она в долю не брала: просто накануне тендера у нового начальника фонда имущества пропала дочка, а сразу после тендера дочка нашлась.

Когда Елена на следующий день подъехала к офису Вырубова, оказалось, что о приезде ее уже оповещены. Едва она вылезла из машины, как за плечом ее оказался похожий на тролля охранник в кожаной куртке.

– Сергей Иванович сейчас спустится, – сказал он, – подождете в машине или подниметесь наверх?

Елена скосила глаза, и увидела, что из ворот высовывается рыло вырубовского «мерседеса», а чуть поодаль стоит машина сопровождения. Она зябко переступила по снегу, но в эту секунду дверь офиса отворилась, и по крыльцу сбежал Вырубов – легкий и смертоносный, как кобра, в черном длинном плаще.

– Прошу, – сказал Вырубов.

Елена села в «мерседес». Вырубов запрыгнул в него с другой стороны, и машина сорвалась с места, обдав охранников у двери офиса щедрым фонтаном снежной каши.

Елена, по чисто профессиональным причинам, знала все рестораны в городе, половину из них отделывала либо она, либо ее хорошие знакомые. И когда машина свернула с Кропоткинской на ведущее к аэропорту шоссе, она настороженно спросила:

– Куда мы?

Вырубов удивленно вскинул брови.

– Пообедать, – сказал он, – да помилуйте, Елена Сергеевна, я вас не украду.

– А вы много людей крали?

– Не понял.

– Ну… неплательщиков там всяких… или еще как…

Вырубов расхохотался.

– Грехи молодости, – сказал он, – мало ли когда что было. Все мы раньше делали глупые вещи.

Елена слегка удивилась: до сих пор в разговоре с ней Вырубов ни разу не признавался, хотя бы косвенно, в самой малейшей уголовщине.

Ехали они действительно не очень долго: выскочили из города по Елизовскому шоссе, почти сразу свернули направо, промчались по расчищенной и потому уже оттаявшей дороге и тут же свернули еще раз – в огромные распахнутые ворота краснокирпичного особняка.

«Мерседес» въехал во двор, машина сопровождения осталась за оградой, и шофер, выскочив из машины, галантно открыл пассажирам двери. Сначала Вырубову, потом Елене.

Елена сразу поняла, что перед ней – загородный особняк Вырубова. Особняк этот был знаменит в архитектурных кругах города – не творческими находками, разумеется, а историей постройки.

Первым застройщиком особняка была некая контора, призванная из самой Москвы. Никаких особых изысков Малюта не требовал, а милостиво согласился на типовой проект. Первый застройщик выстроил дом до самой крыши, изредка заглядывая в чертежи и руководствуясь эпизодическими пожеланиями хозяина типа: «А чтобы спальня была сто квадратных метров». Дом уже крыли черепицей, когда выяснилось, что москвичи украли на строительстве около двухсот тысяч долларов.

Последовало короткое разбирательство, в ходе которого москвичей искупали в речке Нарым и взяли с них штраф, а следующим застройщиком дома стал нарымский архитектор Кабанцев.

Кабанцев отделал дом и включил отопление, и тут выяснилось, что дом не отапливается. Стали выяснять, почему дом не отапливается, и оказалось, что подвал, в котором расположен котел, до самого верха забит строительным мусором, а дымоход, ведущий через все перекрытия, залит бетоном. Застройщик маленько не разобрался с типовым чертежом и принял дымоход за опорную конструкцию.

Выхода из подвала предусмотрено не было, и поэтому Кабанцев пробил в стенке подвала дыру и вычерпал оттуда весь мусор. После этого он разобрал четыре этажа перекрытий и крышу и перестроил дымоход, потому что иначе это сделать было нельзя. После этого крышу и перекрытия настелили вновь и включили котел, и тут оказалось, что котел опять не работает, потому что за время своего пребывания под слоем мусора он вроде как сопрел.

Малюта выгнал Кабанцева и отечески пожурил его, после чего Кабанцев спешно продал свой бизнес в Нарыме и слинял в Новосибирск, а Малюта нанял третьего архитектора.

Третий архитектор снова разобрал крышу, перекрытия и подвал, вынул оттуда старый котел с помощью вертолета и поставил новый. После этого в подвал зашел Малюта, обозрел владения и удивился тому, что у него есть такой большой подвал, посреди которого стоит такой маленький котел. И велел обустроить в подвале сауну с бассейном.

Тут оказалось, что сауну с бассейном в подвале при такой планировке обустроить нельзя, потому что котел стоял посреди подвала, а чтобы в подвале помещался бассейн, котел должен был быть в углу. После этого архитектор еще раз разобрал крышу, перекрытия и подвал и переставил с помощью вертолета котел в угол, а посреди подвала устроил сауну и бассейн.

После этого сауна в первый же месяц сгорела.

Больше ничего примечательного архитекторы об этом доме не рассказывали, потому что по изяществу планировки он походил на общагу с позолоченными унитазами.

Ни малейшей попытки хоть как-то отличить себя от других многочисленных кирпичных хором, сделано не было: все та же кирпично-романская архитектура, неизбежная башенка, вставная челюсть балкона и стрельчатое окно общей залы, агрессивно выдвинутое, как брыли у бульдога. Между домом и крепкой оградой, увенчанной битым стеклом, высоковольтной проволокой и телекамерами, не было ни единого кустика, сколь можно было судить под мартовским снегом. Только далеко в стороне стояли несколько высоких таежных сосен с розовыми стволами, и по тому, как высоко начинались нижние ветки, было ясно, что еще год назад здесь был сплошной лес, вырубленный теперь под особняк.

– Нравится? – спросил Вырубов.

– Нет.

– Вот и мне тоже нет, – с детским простодушием признался Сергей, – я, когда его строил, я им говорю, чего я хочу. А они мне, вместо того, чтобы сказать, «это нельзя», так и строят чушь какую-то. Ну почему по-человечески нельзя объяснить, а? Я что думаю: либо его продать, либо вон туда оранжерею с бассейном приделать. И сад насадить… Я зачем тебя сюда привез, чтобы ты насчет сада сказала… Давай обойдем это чудо кругом…

И они пошли вокруг дома. Вырубов шел впереди, широким, размашистым шагом, равнодушно ступая то по скользкой тропинке, протоптанной его пацанами, то в неглубокий и мокрый февральский снег. Елена, не предполагавшая, что ей придется уезжать из города, была не в сапогах, а в коричневых плотных туфлях, и снег очень быстро намочил и туфли, и нейлоновые гольфы, и отвороты замшевых брюк.

Сад действительно впечатлял: от забора до забора здесь было гектара три, не меньше. Девственно чистое пространство, на котором можно было изобразить что угодно – хоть альпийскую горку, хоть пруд с уточками.

Возле сосен снег был залит в солидный каток с двумя воротами, – видимо, пацаны Вырубова уважали хоккей. Тут же дорожка расширялась, по ней можно было идти вдвоем. Вырубов подождал Елену и пошел с ней рядом. Елена слышала его ровное, спокойное, как у ребенка, дыхание и, скосив глаза, видела освещенные весенним солнцем сосны и на фоне их – чуть смуглое гладкое лицо с жестким подбородком убийцы и слегка скошенными вверх, грустными глазами Пьеро.

Они шли и шли, и Елене вдруг показалась, что эта дорожка идет бесконечно, и что розовые стволы сосен похожи на ступеньки, по которым можно подняться на небо. А потом вдруг дорожка кончилась, и они оказались у массивного кирпичного крыльца, формой и изяществом точь-в-точь напоминающего буханку бородинского хлеба.