Ничья - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 19

Елена не понимала, как можно принимать такие решения. Она вообще не умела выбирать. Ничего. Раньше она умела выбирать, розовым или желтым должен быть кафель в ванной, а теперь она даже не умела отличать розовое от желтого. А когда требовалось решить, у той фирмы или у этой закупать кафель, она не могла этого решить. Ей требовался для этого финансовый директор.

А еще спустя два дня, когда Елена вернулась домой после прогулки, и, громко хлопнув дверью, стала счищать с сапожек налипший снег, она увидела, что в зимнем саду, скорчившись над полупустой бутылкой с коньяком, сидят двое. Силуэты их ярко рисовались на фоне закатного солнца, – один был хищный и стремительный, как силуэт сокола-перепелятника, а другой человек был похож на кадушку. Елена пригляделась и ахнула: второй был Игорь Тахирмуратов.

Тахирмуратов сидел уронив голову в руки, и плечи его вздрагивали. Елена увидела, что он плачет, раньше, чем услышала всхлипы.

– Ты пойми… – услышала Елена, – мне не денег жалко… но мы же семь лет были вместе… кому верить, Сережка…

Елена неслышными шагами метнулась наверх. Ей казалось, что Тахирмуратов вовсе не обрадуется, если кто-то заметит, как он хнычет в гостиной Малюты.

Через час Елена увидела из окна, как Тахирмуратов нетвердой походкой добрался до своего «мерса». Вырубов шел рядом, обняв его за плечи. Машина мигнула фарами, замурлыкала и поехала со двора.

Елена спустилась вниз. Вырубов уже вернулся в зимний сад и сидел в кожаном кресле, закинув на кадушку с пальмой длинные ноги в черных мятых штанах. В руке у него был стакан с коньяком. Елена сперва подумала, что это кока-кола, потому что Вырубов практически никогда не пил, но потом она увидела, что кока-колы на столе нет, а есть только бутылка коньяка.

Елена осторожно присела в соседнее кресло. Оно было еще теплым от грузной тушки Тахирмуратова. Малюта потянулся за бутылкой, плеснул себе добавку и повернулся к Елене.

– Хочешь? – спросил он.

– Нет, – сказала Елена.

Вырубов нянчил стакан в цепких пальцах, и Елена на мгновение представила себя на месте этого стакана. За окном не по-весеннему быстро темнело. Поверх тающего снега полз какой-то белый пар, и из этого пара за стеклами вставали верхушки сосен.

– Почему Игорь плакал? – спросила Елена.

– Твой Сыч его швырнул, – сказал Вырубов.

– Как?!

Вырубов выпил коньяк, отставил стакан и заложил руки за голову.

– Красиво швырнул. Они же ведь вместе банкротили нефтяную компанию. Та фирма, которой нефтяники были должны, принадлежала наполовину Сычу, наполовину Тахирмуратову. И все долги скупал Тахирмуратов. А потом он заболел.

– Ну и что? – спросила Елена.

– И Сыч перевел всю задолженность на другую фирму.

Вырубов улыбнулся.

– Понимаешь, Сыч сожрал всех. Своих врагов. Своего тестя. А потом он оглянулся и подумал, чего бы еще сожрать, и увидел, что самое съедобное – это его партнер.

– А почему Тахирмуратов не может по жаловаться в милицию? – спросила Елена.

– А потому что все бумаги подписана им, – ответил Малюта. – Он пожалуется, – его же и посадят. Он совсем беззащитный. Если бы ему надо было воевать с врагом, у него бы нашлись и менты, прокуроры, а сейчас все его друзья – общие с Семиным. Парень так перепугался что даже жену с детьми в Японию отправил.

Елена молчала. Вырубов глядел на нее исподлобья и слегка улыбаясь.

– У тебя детей не было? – внезапна спросил он.

– Нет, – сказала Елена, – а у вас?

– Была. Дочка.

Елена спросила и тут же чуть не прикусила язык. Она вспомнила, что случилось с дочкой Малюты. Это было в газетах.

– Убили дочку, – сказал Малюта, – и жену убили. Когда меня взрывал. Я, когда в коме лежал, все время с женой разговаривал.

– А кто вас взрывал? – спросила Лена.

– Друг один, – сказал Малюта. – Очень близкий друг. Ближе, чем Игорь Семину. Он захотел больше, чем я ему давал.

– А вы ему давали достаточно? – спросила Елена.

Малюта долго молчал – так долго, что Елена подумала, что он не ответит.

– Нет, – сказал Малюта, – я ему давал недостаточно. Помолчал и добавил: Я когда в больнице лежал, он меня навещал. Клялся, что найдет убийц.

– А потом?

– А потом менты собрали остатки бомбы, и оказалось, что точно такую же бомбу он сделал для меня за полгода до этого. Киллеров тоже нашли. Эта бригада следила за мной месяц, а потом этот человек позвал их и говорит: «Пятнадцатого Малюта будет в машине там-то и тогда-то». Киллер сказал: «Но с ним же будут жена и дочь». А этот человек крестил мою дочку.

– И что он ответил?

– А он ответил, мне какое дело, кто с ним будет?

Вырубов повернулся и поглядел на Лену, и ей показалось, что вместо глаз у него два глубоких темных провала.

– Зачем это все? – спросил Вырубов. – А? Зачем мы друг друга убиваем? Ради денег? Не нужны мне на хрен эти деньги, тошнит, как персиков переел… Просто если человек начал делать деньги, он не может остановиться, и если он начал убивать, он тоже не может перестать.

На следующий день Сергей Вырубов обедал в «Капитолии» у господина Неелова, и снова его сотрапезником был партнер Семина Игорь Тахирмуратов. Тахирмуратов постарел за эту неделю лет на десять.

– Ты знаешь, как он начинал? – спросил в конце обеда Игорь. – Он собирал деньги с населения, пирамидка у него была такая маленькая… У тех, кто это делал… они переступили какие-то нравственные барьеры.

– Я тоже начинал тем, что собирал деньги с населения, – сказал Вырубов, несколько другим способом.

– И Лену он до сих пор любит, – сказал Игорь, – представляешь?

– Просто для него любовь – это вроде болезни, которая не должна мешать бизнесу. Понимаешь? Если у него почки болят, это для него не повод провалить сделку. А если он кого-то любит, это тоже не повод провалить сделку.

Когда Игорь ушел, Вырубов спустился в главный зал поглядеть на представление. Подвыпивший Неелов крутился вокруг своего хозяина, как стриптизерка вокруг шеста: весь февраль он провел в Америке и вернулся только позавчера. Вырубов пил крепкий черный кофе и, сощурясь, разглядывал голых девок.

– А кстати, – сказал Неелов, заговорщически склоняясь к уху шефа, знаете, кто расписывал зал? Ратмирцева, бывшая любовница Семина.

– И сколько ты ей заплатил? – поинтересовался Вырубов.

Неелов пьяно хихикнул.

– Я что, дурак платить? – сказал он. – Я обещал ей десять штук. За все. А когда она расписала этот зальчик, я сказал, чтобы она расписала кабинки для свиданий. Сказал, чтоб она нарисовала голых баб и мужиков. И чтобы у мужика был вот такой хрен…

– И она?

Неелов захохотал.

– Она отказалась! А мы так, извини, не договаривались! Мы договаривались, чтоб она все сделала, как я хочу. А не сделала, так и пошла, сучка, на хрен!

Вырубов глядел на своего коммерсанта, и на губах его играла холодная и очень жестокая улыбка.

На восьмое марта выдался роскошный весенний день, холодный, ясный, с ослепительно горящим в зените солнцем и хрустящим настом, сверкающим тысячью огней. Елена час гуляла по дорожкам дачи, а потом зашла в зимний сад, и ее сморило. Она заснула на диване, и проснулась от звука открывшейся двери.

Когда она подняла голову, она увидела, что на пороге стоит Вырубов, и в его руках большой букет темных роз. Наверное, розы были красные, но Елене, с ее испорченным зрением, они казались черными, как свернувшаяся кровь. Вырубов положил букет на кресло, стоявшее тут же рядом, улыбнулся своей старившей его улыбкой и сказал:

– Пошли на улицу. У меня для тебя подарок.

Елена накинула шаль и вышла из дома.

Солнце только-только начало заваливаться за деревья, и на улице было еще довольно тепло. С крыши понемногу сочился подтаявший снег, и возле крыльца, пропахав в насте глубокие колеи, стоял черный, как розы, внедорожник.