Колдуны и министры - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 38

– Это что такое? – изумился Киссур.

– При тебе, значит, этого уже не было?

Арфарра показал на карте место с гнусной штукой. Киссур вcпомнил, что, точно, там была полянка, на полянке священная хижина. Вполне приличная хижина: там держали, кажется, мальчиков перед праздником, а вокруг хижины на тынинках были черепа зверей и предков.

Арфарре-советнику явно не понравилось, что гнусная штука исчезла. Глаза его заблестели тусклым золотом, на щеках выступили два красных пятна. Тут Киссур отбросил рисунки и спросил:

– Господин Арфарра! Ведь вы живы – почему же вас не слышно? Государь Варназд ждет докладов об усовершенствовании правления, через три месяца лучшие умы соберутся в столицу, – неужели вы промолчите?

Арварра засмеялся:

– Друг мой! В этих состязаниях победитель заранее известен. Господин Нан допустит до государя лишь тех, чьи доклады ему по душе. Спор, конечно, будет, и трудно предугадать смысл спора со стороны, но он будет не о способах управления, а о том, кто какую должность займет, ибо это главное.

– Кто-то, – сказал Киссур, – должен раскрыть государю глаза на то, что творится в стране.

Арфарра-советник поднялся и недовольно сказал:

– Об этом мы позже поговорим. Спи!

Он уже подошел к двери, а у двери обернулся и сказал:

– И запомни: человек по имени Клайд Ванвейлен не убивал твоего отца. Твой отец погиб оттого, что хотел спасти человека по имени Клайд Ванвейлен, которого я приказал убить. И что касается луча, развалившего Кобчика и половину колонн в подземном храме – этот луч к храмовой магии никакого отношения не имел.

С этими словами Арфарра-советник вышел из хижины. Он стоял довольно долго, глядя на вышивку созвездий и на горные сосенки внизу. «Великий Вей! – думал Арфарра-советник, – у Марбода Кукушонка, – и такой сын! Неужто и я был на него похож двадцать лет назад?»

Вот уже полтора месяца Свен Бьернссон жил в усадьбе господина Сият-Даша и варил ему золото. На официальном языке, призванном соблюдать приличия, усадьба Сият-Даша именовалась «управа», ну а на народном языке, призванном быть искренним, она, как и упоминалось выше, называлась «усадьба».

У господина Сият-Даша было в обычае обижать людей, и люди в деревне ходили с опущенными головами. И бывало, что чуть человек поднимает голову, как тут же ее снимают с плеч.

Усадьба была устроена очень хозяйственно, вся заполнена флигелями, клетями, сушилками, мшаниками, погребами и сараями для скота и слуг. Вокруг шли три бревенчатых тына, между которыми бегали собаки. Стояли также два пропускных дворика с вертушками. На ночь эти дворики запирались с обеих сторон, а сторожа, в количестве четырех штук, оставались запертые внутри двориков. Сият-Даш подбирал таких сторожей, которые терпеть друг друга не могли. Словом, Сият-Даш так дрожал над своими амбарами и амбарчиками, как иной ревнивец не дрожит над пятнадцатилетней супругой.

Родом Сият-Даш был из кассанданских крестьян.

Однажды, когда Сият-Дашу шел шестнадцатый год, он копал в поле и выкопал из земли небольшой кувшинчик. Отец подосадовал, что в кувшинчике ничего нет, поставил этот кувшинчик во мшаник и стал держать в нем бражку. Но мальчик отличался проницательностью. Вскоре он услышал, что в столице господин Андарз собирает старые кувшинчики, и подумал: «Почему бы мне не попытать счастья?»

И вот мальчик Сият-Даш берет этот кувшинчик и идет за тридевять земель к господину Андарзу, и ему приходится много наговорить слугам и рассыльным, чтобы они пустили его к господину Андарзу, потому что он боится, что если он скажет про кувшинчик, то чиновники кувшинчик отберут.

И вот господин Андарз, который тогда был еще наставником государя, принимает его, и мальчик преподносит ему этот кувшинчик, и господин Андарз спрашивает, понимает ли мальчик, что это ламасская работа. Мальчик признается, что нет. Андарз опять спрашивает, понимает ли мальчик, что это золото. И мальчик опять признается, что нет, потому что в их деревне ничего золотого нет, есть только золотое сердце и золотые решения у деревенского чиновника, но золотые решения чиновника совсем непохожи на этот кувшинчик.

Андарз засмеялся и определил мальчика в лицей Белого Бужвы.

После окончания лицея юноша поехал в провинцию Чахар в охранные поселения. Там он дал обет не бриться и не стричься, пока не соберет миллион. Он стал собирать эти деньги разными способами с крестьян, и все эти способы пришлись крестьянам совсем не по душе.

Вскоре Сият-Даш узнал, что на границе провинции собрались варвары. И вот он тихо договаривается с варварами, что пропустит их, – и те захватывают уездный городок и много всякого добра. После этого Сият-Даш с солдатами напал на варваров и отобрал у них все, что те награбили у крестьян; и на этот раз крестьяне не протестовали, потому что мертвые не протестуют.

Тут Сият-Даш постригся и побрился, потому что у него уже был миллион, и поехал в столицу. Господин Андарз узнал обо всем и сказал, чтобы Сият-Даш больше так не делал, а потом махнул рукой и отдал за него свою племянницу.

Тем не менее из-за недоброжелателей господина Андарза дело получило огласку, и Сият-Даш сел в тюрьму.

И вот спустя некоторое время Сият-Даш выходит из тюрьмы, и у него опять есть борода и опять нет миллиона.

После этого господин Андарз послал Сият-Даша подальше от столицы, в провинцию Кассандана. Там он отвечал за торговлю с варварами.

В это время Сият-Дашу задолжал один мелкий чиновник, и Сият-Даш согласился взять оплату его сестрой. Но эта женщина отличалась строптивым нравом и за такое предложение отхлестала брата тряпкой. Тогда Сият-Даш нашел молодчика, чтобы тот слюбился с этой женщиной, подговорил ее бежать и передал Сият-Дашу. А чиновник об этом знал и не препятствовал. Все вышло так, как предполагал Сият-Даш, но надо же было такому случиться: молодчик перепутал и сбежал не с сестрою чиновника, а с его женой!

Чиновник поднял ужасный хай, но Сият-Даш велел гнать его плетками. Кончилось дело тем, что чиновник поехал в столицу жаловаться господину Андарзу и в конце концов повесился на воротах его дома. Этот случай наделал много шума, и Сият-Даш вновь угодил в тюрьму.

И вот он сидит в тюрьме два месяца, и его опять выпускают по ходатайству господина Андарза, которому все это происшествие ужасно неприятно, – и когда его выпускают, у него опять есть борода и опять нет миллиона.

После этого господин Андарз послал Сият-Даша заведовать Белоснежным округом в провинцию Харайн, и там Сият-Даш увлекся алхимией.

И он так ловко заведовал округом, что, когда, например, в прошлом году Нан учредил семенную казенную ссуду для облегчения участи крестьян, – Сият-Даш принудил всех, а не только бедных взять эту ссуду, и дал ее протухшим зерном, а когда осенью настала пора возвращать ссуду, документы оказались так хитро составлены, что пол-деревни оказалось в долговых рабах у Сият-Даша.

Страшные, страшные вещи рассказывали про Сият-Даша! Все окрестные крестьяне задолжали ему своих детей; вся его дворня ненавидела друг друга, так как Сият-Даш считал выгодным, чтобы люди доносили друг на друга перед хозяином; а господин первый министр, за историю со ссудой и за многое другое, внес Сият-Даша в особый список, но не осмеливался прямо трогать его из-за родства с Андарзом.

Что еще сказать?

Еще у первого министра была карта империи, на которой белым цветом были отмечены меcтности, в которых восстание почти невозможно, желтым цветом, – местности, в которых восстание вероятно при некоторых обстоятельствах, и черным цветом, – местности, в которых восстание может вспыхнуть от того, что чья-то курица не так снесет яйцо. Белоснежный округ, несмотря на свое хорошенькое название, на этой карте был обозначен черным цветом.

Ох, нехорошо стало в это время в управе, нехорошо! Грустно было на душе у Сият-Даша! По ночам во флигель в виде синих сполохов слетались бесы, безобразничали, выли разными голосами, на казенном дворе видали оборотней и щекотунчиков с золотыми вилами. Сият-Даш был печален и беспокоен. Он рвал на себе волосы и говорил: