Джаханнам, или До встречи в Аду - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 72

– И что ты ему был должен?

– Какая вам разница, Данила Александрович? Вы стояли за всем этим. За чеченцами. За прокуратурой. Вы круче их, не так ли? Я наконец понял, что такое российский олигарх. В России есть прокуроры, которые делят собственность, в России есть бандиты, которым ты должен, едва с ними поговоришь, и в ней есть олигархи, которым прокуроры и бандиты все равно что мыши слону. Вы хотите меня посадить? Пожалуйста, сажайте. За что? Мне уже неважно. Хотите, за этот договор. Хотите, за убийство прокурора. Хотите, за сговор с инопланетянами, вам же все равно платить деньги за мою посадку, а когда платят деньги, совершенно все равно, за что сажать!

– Это все чеченские понты. Касаев не убивал прокурора.

– Почему вы в этом уверены?

– Потому что я знаю Касаева. Он разводит чаще, чем убивает. Этим чеченский бизнесмен и отличается от чеченского бандита. Чеченский бизнесмен разводит чаще, чем убивает, а чеченский бандит убивает чаще, чем разводит.

– Но Руслан умеет убивать?

– Спрашивать, умеет ли чеченец убивать – все равно что спрашивать, умеет ли волк кусаться. Что Руслан у тебя потребовал?

– Танкера.

– А ты?

Карневич снова закрыл лицо руками.

– Ты понимаешь, кто тебя подставил на самом деле? Ты понимаешь, почему твоя подпись появилась на этой платежке?

– Потому что я придурок. Потому что я проверял на заводе все. Каждый день я проверял стопку бумаг толщиной в три пальца. Но мне в голову не пришло проверять подписанный до меня контракт с крупнейшей японской фирмой.

– Потому что такова система Сурикова. Тебя увольняют, ты просишь о компенсации, тебе показывают эту бумажку. И ты молчишь.

– Но почему?

– Потому что Суриков убирает всех, кто лучше его разбирается в бизнесе. А к сожалению, разобраться в бизнесе лучше Сурикова – это несложно, потому что он совсем в нем не разбирается. Он разбирается только в том, как разводить и убирать. У Сурикова до тебя было три генеральных директора. Второй был убит, как только Суриков решил, что тот нагулял слишком большой вес. Третий был уволен с уголовной статьей. Кстати, это была ошибка: он послужил мне основным источником информации.

– А первый? – спросил Карневич.

– Первым директором был я.

Баров помолчал, вынул папку из рук Карневича и пошел к лесенке. Его израильские охранники следовали впереди и сзади, – как одушевленное приложение к своим «узи».

Уже взявшись за перила, Баров заметил:

– Странно, что он попросил танкера.

– Что?

– Руслан мог попросить что угодно. Он мог бы попытаться вообще забрать весь завод, а потом торговаться со мной. Почему он попросил так мало? Почему – танкера?

Первым к бронированному «Мерсу» вышел Арон. Он остановился, обшаривая окрестности, словно радаром. Седан развернулся и стоял теперь боком к выходу. Мотор его тихо журчал, и сквозь темный янтарь стекол был виден силуэт задремавшего на спинке водителя. Глаза Арона отметили странную неподвижность силуэта, автоматически проследили линию разворота «Мерседеса» и так же автоматически зарегистрировали отпечатавшийся в грязи протектор еще одной машины, – дорогих «гудировских» шин, которые только что побывали у установки, но почему-то не задержались.

Баров и Карневич шагнули из цеха сразу за Ароном.

В следующую секунду Арон толкнул Барова обратно, за бетонное перекрытие.

Арон бен Менахем, бывший охранник премьер-министра Израиля, и полевой командир Халид Хасаев начали действовать одновременно, только первым движением Арона была защита гражданского лица, а первым движением Халида – выстрел на поражение.

И уже осознавая, что Барова он не достанет, Халид понял, что дело было не в подготовке израильтян. Дело было в их отношении к жизни. У этих людей жизнь не делилась на мир и войну, как у русских. Она делилась на войну и ожидание войны, как у самого Халида. Они были готовы стрелять всегда, как автоматическая охранная система, потому что Израиль – это не была страна, где убивали на войне. Это была страна, где убивали в любую минуту – в ресторане, в кафе, в автобусе, накануне свадьбы.

А проклятый еврей, падая уже мертвый, успел зацепить Висхана и располосовать очередью двадцатилетнего, только что женившегося и еще не разучившегося улыбаться Саид-Али.

Грохот автоматных пуль обрушился на пустые колонны и переплетения труб. Откуда-то пролаял в ответ короткоствольный израильский «узи», Висхан за плечом выругался, и Халид с ужасом осознал, что он взял с собой мало людей.

Не прошло и двадцати секунд, а один боец был мертв, а второго зацепило: слишком большая плата за одного израильского телохранителя.

Загрохотала ведущая вверх лестница, тут же звякнуло справа, за толстой кишкой газопровода, Висхан высунулся, чтобы проводить глазами вываливающуюся из-под трубы брошенную кем-то железку и получить вторую пулю.

Халид сообразил, что происходит, и вместе с оставшимися людьми кинулся на противоположную сторону установки. Оттуда он увидел три маленькие фигурки, бегущие по залитому луной снегу к обнесенному валом резервуару.

Висхан методично высаживал очередь за очередью в направлении фигурок. Автомат его был снаряжен для ночной стрельбы: две пули обычных, одна трассирующая. Одна из фигурок кувыркнулась с разбегу на снег, другая подскочила к ней, взвалила на плечи и потащила. Потом фигурки подпрыгнули и исчезли за валом.

– Не стреляй! – заорал Халид.

Висхан не понял. В бою он ничего не понимал, кроме целика и мушки. Рожок у него кончился, Висхан выщелкнул его из автомата и всадил новый. Халид бросился к нему, и в этот момент носок его глупейшим образом зацепился за вывороченную кверху сетку пола. Чеченец грохнулся со всей дури, приземлившись боком на приклад собственного автомата.

– Герз ма гахалахь![3]

Ствол задергался, выплевывая короткие горячие гильзы. Сначала Халиду показалось, что пули не долетают до резервуара. Потом яркая искра трассирующей пули ударила в верхнюю часть полупустого двухтысячетонного хранилища, туда, где скопились бензиновые пары.

– Вспышка прямо! – закричал Халид.

Генерал-майор Рыдник подъехал к заводу в девять двадцать две. За его джипом следовал автобус со спецназом «Восход» – штурмовым подразделением краевого управления ФСБ.

На площади перед заводоуправлением стояли два мордастых автобуса с тонированными стеклами. Ни души вокруг не было. За зданием вспухал красный гребень пожара, и откуда-то издали доносился вой пожарных машин. Сотовый Сурикова не отвечал. По рабочему отозвался незнакомый голос.

– Говорит генерал-майор Рыдник, начальник управления ФСБ по Кесаревскому краю. Ты кто такой?

Трубка замолчала на несколько секунд, а потом в ней послышался новый голос.

– Подполковник Исенин. Спецназ внутренних войск «Поллукс». Я отвечаю за безопасность территории.

– Твою мать, как ты отвечаешь, если у тебя все горит!

– Охрану оставьте. Внутрь пропустим только вас.

Тяжелая дверь приоткрылась, пропуская Рыдника. Генерал увидел пятнистый камуфляж и висящий на ремне автомат.

– Проходите.

Дверь захлопнулась за Рыдником.

Проходная была забрызгана кровью, как краской. Кровь была всюду – на стенах, на полу, усыпанном битым стеклом, и тут же, у стены, лежали три полуголых тела. На плече одного из трупов Рыдник разглядел наколку с эмблемой морской пехоты.

У пятерых людей, стоявших возле вертушки, вместо лиц были шерстяные шапочки с прорезями для глаз. Ствол в руках каждого смотрел Рыднику в живот.

– Ваш Баров рехнулся, – сказал генерал ФСБ, – это что? Спектакль? У вас что там горит?

– Там горит Данила Баров, – ответил один из автоматчиков, и гортанный горский выговор, как пила, резанул по нервам генерала. – И две тысячи тонн мазута. Довольно приличный погребальный костер, надо сказать.