Дело о пропавшем боге - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 55

– Чего же вы хотите, господин инспектор? – тихо спросил Айцар. – Всего лишь – не трогать существующие порядки? Но ведь они рассыпаются сами!

– Вот этого-то я и хочу, – ответил Нан, – пусть рассыпятся сами.

Нан встал, отдергивая плотные занавеси. Гомон толпы стал опять громче. В саду негромко хлопнула и распустилась зелеными цветами ракета – еще одна давно и хорошо знакомая игрушка Веи. Айцару всегда казалось, что и эту игрушку, наподобие часовой пружинке, можно употребить с пользой. Начинался праздничный фейерверк в честь победы над горцами, настоящей победы: и на этот раз вниз по реке поплывут настоящие горские головы.

– Как я устал, – пробормотал Айцар, закрывая лицо руками; – Великий Вей, как я устал бояться…

А господин Нан пододвинул к себе тушечницу на яшмовой ножке и стал подписывать дарственную на Архаданское поместье.

В Иров день все равны, и даже чиновник девятого ранга получил пару тычков, следуя за сыном Ира. Толпа ревела, солнце плясало в каждой дорожной песчинке, воздух пропах потом и благовониями. Ллевелин играл роль старательно и с успехом: профессиональный психолог, он знал, как себя вести. Успокоенный Нан вернулся в управу, а Шаваш весь день ходил с процессией. Секретный доклад императору, составленный им накануне под диктовку инспектора, гласил, что Ир пропал, сопровождая душу умершего. Шавашу казалось, что доклад нуждается в существенных исправлениях.

– Шестнадцать исцелений, по моим подсчетам, – насмешливо сообщил Шаваш вечером, усаживаясь на табурет возле Нана и вытягивая уставшие ноги. – Народ во что положено, в то и верит; есть должность сына Ира – значит, и чудеса при ней будут.

Нан молча шелестел бумагами.

– Я всегда, Нан, считал, что не уверую в чудо до тех пор, пока не увижу его собственными глазами, – неторопливо продолжал Шаваш. – Но я, наверное, неисправим: вижу чудо – и не верю в него!

– Немудрено, – рассеянно пожал плечами Нан, – если знаешь его подноготную.

Шаваш устроился поудобнее.

– Да я не о сегодняшних исцелениях говорю, – тихо и вкрадчиво сказал Шаваш. – Чудеса совершаются, по моим наблюдениям, бесцельно и громогласно. А сейчас я впервые встретил чудеса незаметные и целесообразные. В этом деле, Нан, есть много странных обстоятельств, которые для удобства можно отнести к двум категориям.

К первой категории относятся как раз все мелкие и деловые чудеса. Как это монахи нашли закопанный самострел? Чудом? Вот и они говорят, что чудом… Как это они подслушали беседу аравана и судьи? Чудом? Вот и араван посчитал, что чудом: он ведь не варвар и не кухарка, чтоб дать себя подслушивать ни попадя где. И как же это монахи перечислили всех, кому вздумалось в ту ночь бродить по монастырю? Хорошо, допустим, они наблюдали за гостевым домом и видели, кто из него вы ходил. Но почему это они были уверены, что больше никто гостевого дома не покидал?

Ну, хорошо, – продолжал Шаваш, – я готов поверить в ясновидение. Я, признаюсь, видал ясновидцев, которые называли имена убийц: но я не видал ясновидцев, которые называли факты. Вы согласны со мной, Нан?

– Нет. Вы напрасно считаете, Шаваш, что ясновидение подчиняется логическим законам.

– Но оно подчиняется логическому закону, – в данном случае! И этот логический закон гласит: дать следствию ровно столько фактов, чтоб заставить его держаться подальше от монастыря! Пусть инспектор Нан прыгает, как блоха на сковородке: благо поводов для этого более чем достаточно. И здесь мы приходим ко второй категории чудес. Не много ли всего свалилось на Харайн в этом году? В сущности, заговоры проваливались только потому, что были слишком многочисленны. Горцы, разбойники, предательство наместника, заговор Айцара… особенно заговор Айцара. С каких пор желтые монахи вмешиваются в дела государства? С каких пор самая смирная из социальных особей Харайна – теневой делец – пытается захватить власть?

– Я понимаю, к чему вы клоните, Шаваш, – сказал Нан, – но Ир не вмешивается в историю.

– И это мне говорит человек, который сам, своей рукой, уничтожил показания об участии желтом монаха в заговоре? А откуда мы знаем, сколько уже раз такие показания уничтожались? «И Ир был с ним», – разве это не каноническая фраза об основателе империи, Иршахчане? Почему мы считаем, что это только метафора? И почему эту метафору столь часто прилагают к другим основателям династий? Все знают, что Ир вносит смуту в умы мирских людей, оказавшихся с ним рядом. А почему, время от времени, скажем, раз в сотни лет, не может он вносить смуту в умы всех провинций? Или смуту в умы монахов? Отец Лиид рассуждает слишком странно для вейца, Нан, как будто кто-то извне внушил ему эти мысли. А этот… отец Сетакет…. он говорил со мной сегодня, запинаясь. Нан! Я вдруг понял, отчего! Он словно переводил, и не мог отыскать соответствующих понятий!

– Что вы все-таки хотите сказать, Шаваш?

– Я не сказать хочу, я хочу спросить! Ведь у вас, инспектор, глаза и спереди и сзади! Нан! Вы были в желтом монастыре, вы толковали с желтыми монахами. Что это за люди? Почему их так много в этом году в Харайне? Что, отец Лиид – это исключение или правило? Ведь вы тоже не верите в ясновидение, Нан. Что они сказали вам такого, что вы тут же поверили их словам о ночных прогулках гостей, и тут же – стали подозревать отца Лиида?

Я думаю, Нан, вы поверили, что этот желтый монастырь обладает силой, и это недобрая сила.

И сегодня, Нан, когда я ходил вслед за процессией, я понял, что имеют в виду, когда говорят, что в Иров день Золотой Век возвращается на землю. Обычный Иров день, – лишь подражание тому, что может и вправду совершиться именем Ира.

Боги вредны, кроме как в виде статуй! Ир – инородное тело в империи. Это безопасно, когда государство стабильно, это смертельно во времена смуты. Даже мелкий судейский чиновник господин Бахадн чует это и твердит, что нынче именем Ира народ не успокаивают, а смущают.

Я не верю в богов, Нан, – но желтый монастырь обладает неведомой силой. Эта сила слишком настоящая для силы сверхъестественной, слишком прагматичная для силы духовной. И я думаю, Нан, вы это тоже поняли, но не решаетесь почему-то об этом говорить.

Шаваш замолчал. Нан, облокотившись на стол, рассеянно листал лежащие перед ним бумаги.

– Вы мало спали последние дни, Шаваш, – наконец сказал он, – а сегодня много гуляли на солнцепеке. Я бы посоветовал вам выспаться – и перестать винить в том, что происходит в империи, неведомые внешние силы.

Шаваш молча и укоризненно глядел на Нана. Нан почувствовал, что краснеет.

– Вы, Шаваш, всегда говорили, что не верите в чудеса, потому что без них – все проще. Так вот – проще верить в чудеса, чем в опасность, исходящую от желтых монастырей.

– Ну что же, – сказал Шаваш, – я, пожалуй, отправлюсь отсыпаться. – Он поклонился и пошел к двери, но у порога внезапно обернулся.

– Знаете, Нан, – сказал он, – я, по-моему, не до конца был прав, решил, что вы стоите на стороне Айцара. Но если вы считаете, что желтый монастырь Харайна безобиден, – то я тоже буду так считать.

Когда завечерело и чинные утренние торжества превратились в беспорядочный праздничный гомон, Нан отправился в монастырь. Ворота его на этот раз стояли широко распахнутые, анфилады пустых залов вели к пустой главной целле.

У цветника, разбитого слева при главном входе, на коленях стоял Бьернссон и копался в ящиках с рассадой. В такую жару только вечерами и сажать. Кроме него, в монастыре оставались лишь Келли и Меллерт.

Они поздоровались.

– Ну что, добились своего? – спросил Бьернссон, склонив голову набок и высматривая, как ловчее пристроить цветущий бархатец. – Ира не нашли, зато извели злодеев, разоблачили заговорщиков, пощадили невинных, покарали виновных… Или не покарали? Вы мне не объясните, о справедливый чиновник, почему господин Айцар жив и здоров, а араван Нарай – на том свете? Ведь он все-таки не замышлял расчленения столь дорогого вам государства…