Люди крыш. Пройти по краю - Романова Любовь Валерьевна - Страница 46

— Да нет же… — Женька запнулась.

Мужчина на Утесе и непонятное спасение — похоже, опять началась полоса загадок. Радует, что на этот раз никто не попытался ее убить.

Войдя в кабинет директора Службы Контроля Края, Учур обнаружил своего шефа вытряхивающим мелкие камушки из модельных туфель.

— Черт меня дернул их сегодня надеть, — пожаловался Морок своему помощнику. — Теперь придется выбрасывать. Сто метров по берегу моря — и обувь за четыреста евро псу под хвост.

— Может, чаю? — с сочувствием спросил Учур, едва заметно пришепётывая.

— Давай. Все равно уже принес.

Просияв, помощник аккуратно поставил на письменный стол деревянный поднос с большой кружкой. Непосвященному человеку могло показаться, что четырнадцатилетний Учур — уроженец Средней Азии. Киргиз или узбек. На эту мысль наводили раскосые карие глаза под тяжелыми веками и плоское лицо. Однако более внимательный наблюдатель обязательно заметил бы красиво очерченный рот, прямой нос и гордую посадку головы. Учур был родом с Алтая и принадлежал маленькому народу, называвшему себя алтай-кижи.

Морок подобрал его на одной из главных улиц города. Оборванный мальчишка, сидя на тротуаре, перебирал струны потрепанной балалайки с круглой декой и необычайно длинным грифом. Его выступление собрало вокруг небольшую толпу. Люди слушали горловое пение, напоминающее низкое бормотание сразу в нескольких тональностях, и охотно бросали деньги в замызганную меховую шапку.

То ли наивному алтайцу не пришло в голову договориться с местными попрошайками, то ли успех у публики вызвал их жгучую зависть, только прямо на глазах у руководителя СКК в толпу слушателей ворвался коренастый пацан. Он схватил шапку, полную бумажных денег, и бросился прочь, сверкая подошвами кроссовок.

Учур перестал играть.

Оторвал на секунду от струн руку и сделал быстрое, едва уловимое глазом движение. Словно поймал пальцами назойливую муху. Никто из зрителей не связал его жест с тем, что произошло дальше. Воришка внезапно остановился, выгнулся дугой и выронил добычу. Никто ничего не понял, кроме Морока, наблюдавшего за этой сценой через стекло своего «лексуса».

Он отлично видел, как коричневая от загара и грязи рука подростка поймала серую фибру. Тускло мерцающая нить стянула шею беглеца невидимой петлей. Рывок, и вор захрипел, тараща испуганные глаза. Узкоглазый певец был крыланом. Причем сильным.

Морок не стал его ни о чем расспрашивать — просто предложил поработать помощником, а заодно пожить в своей огромной квартире с видом на набережную. Он хорошо разбирался в людях, чтобы понять — от парня не исходит опасность. Наступит время — сам все расскажет.

— Что это? — Директор СКК уставился на грязно-белые ошметки, плавающие в красном чае.

— Каймак! — гордо сообщил Учур. — Особая пенка с молока. Вкусно. Специально для Кирилла Михайловича делал.

Морок опасливо понюхал содержимое кружки.

— Только не говори, что чай ты взял из деревянной шкатулки на верхней полке.

Алтаец осторожно кивнул.

— Учур! Я же просил без экспериментов! Ты знаешь, что это за чай? Дахунпао! Самый дорогой в мире! — Кирилл Михайлович откинулся на спинку кресла и расстроено поджал губы. — Он растет в одном-единственном месте на земле. В горах Уишань. Его урожай — всего полкилограмма в год. Можешь представить, сколько стоит одна ложка? А ты в него этот… каймак кладешь! Ну что молчишь?

— Радуюц, — грустно вздохнул алтаец, теребя ремень джинсов.

Морок едва не поперхнулся.

— Радуешься? Чему?

— Тому, что вы сегодня Кирилл Михайлович, а не Морок. Морок бы меня убил.

Кирилл Михайлович сердито фыркнул. Эту игру начал Кудай — начальник силовой группы СКК. Он утверждал, что тело его шефа делят два человека. Один — мягкий, склонный к пространным рассуждениям Кирилл Михайлович, другой — холодный и бескомпромиссный Морок. Первый вполне мог простить незначительную оплошность, любил посидеть с бокалом коньяку, был в курсе семейных дел каждого сотрудника, увлекался стрельбой из лука и арбалета.

Второй не увлекался ничем, кроме работы. Одного его взгляда хватало, чтобы у подчиненных участилось сердцебиение и засосало под ложечкой. Он мерил пружинистым шагом помещение оперативного штаба и отдавал короткие, точно удар под дых, команды: «Вперед. Отходим. Ищем цель. Пора». А еще он не прощал предательства. Это могли бы подтвердить те, кто повелись на добродушие Кирилла Михайловича и решили проверить границы его терпения. Наивные глупцы давно уже не разговаривали ни с кем из ныне живущих.

Для Кудая и его гвардии зондирование шефа стало ежедневным развлечением. Кто сейчас у руля? Кирилл Михайлович? Значит, можно расслабиться и отпустить пару дерзких шуток. Морок? Лучше не рисковать.

— Иди, психолог, чай неси. Черный. Без пенки.

Но Учур замешкался. Он смотрел на крысу в клетке на столе шефа. Крупный серый грызун, сидя в опилках, наводил красоту. Азартно чистил шкурку, периодически останавливаясь и поглядывая на алтайца бусинами черных глаз.

— Можно погладить? — спросил Учур и уже протянул руку к решетке.

— Стоять!

Помощник не заметил, как Морок очутился рядом, и сжал запястье парня. Глаза директора СКК стали холодными, как вода в горных озерах, рот превратился в трещину.

— Нельзя. Эта крыса заразна. Один укус, и ты мертвец.

Учур испуганно попятился к двери, прижимая к груди деревянный поднос.

ГЛАВА 16

Детский лагерь «Североморец» стоял на берегу Голубой бухты под Геленджиком. Еще совсем недавно в него приезжали школьники из тех мест, где снег лежит девять месяцев из двенадцати и ночь тянется полгода, чтобы смениться таким же долгим днем. Они ходили купаться в море по расписанию и часами маршировали на разогретом южным солнцем асфальте. Отчего-то именно это наказание чаще других выбирали для своих подопечных не обремененные педагогическим образованием вожатые. Наверное, оно позволяло, пока дети заняты, сбежать на пляж и загорать в свое удовольствие.

Но два года назад лагерь закрыли. Рядом с ним построили аэродром, и «Североморец» оказался в санитарно-защитной зоне. Каждые пятнадцать минут небо над ним взрывалось ревом самолета, и все, кто находились поблизости, переставали слышать друг друга.

— Вы уверены, что здесь кто-то живет? — спросила Женя, когда мини-вэн припарковался у ржавых ворот. Рядом в густой колючей траве лежала гипсовая голова. Судя по пилотке, она принадлежала статуе пионера.

— Это уж не мое дело. Сказали довезти — довез. — Павел Иванович тут же принял Женины сомнения на свой счет.

— Посмотрим. — Гриша решительно спрыгнул на пыльную землю.

Он провел всю дорогу на «местах для поцелуев» — обнимался с Аней на заднем сиденье автомобиля. Тимофея страшно злило воркование голубков, и сын Лунной кошки демонстративно пересел в кресло рядом с водителем.

Женя решила не терять драгоценных часов. Она тренировалась. Пропускала под ошейником и животом Борова тонкую голубую нить и поднимала пса под потолок салона мини-вэна. Пес первое время плакал, жаловался Феде на тяжелую судьбу, но потом смирился. Кажется, даже начал улыбаться.

Теперь Жене было достаточно на секунду зажмуриться и тут же открыть глаза, чтобы увидеть парящие вокруг фибры. Она наконец-то ощутила свою силу и задумалась, какой из навыков ей может потребоваться в подземном городе? Придется ли обороняться от наступающих крыс? Или достаточно будет разрушить то место, где они находятся? Судя по начавшейся эпидемии, грызуны уже готовы к наступлению. Скорее всего, их держат в закрытом помещении. Узнать бы где.

— А кто вы такие?

Из-за засыхающего кипариса появилась высокая загорелая девушка лет пятнадцати. Светлые волосы чуть ниже плеч и длинные стройные ноги вполне могли бы принадлежать финалистке конкурса «Мисс Россия», вот только губы. Они были такими большими, что делали свою хозяйку похожей на аквариумную рыбку. Вуалехвоста. Женя даже решила пожалеть дурнушку, но тут заметила выражения лиц Гриши и Тима. Они смотрели так, точно с Олимпа к ним спустилась Афродита, богиня красоты, чтобы исполнить танец живота.