Дело о лазоревом письме - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 76

– Вы кого-то ищете, государь?

Варназд в ярости обернулся:

– Да, я ищу мальчишку, которого вы выдаете за Минну, мечтаете посадить на мое место!

Андарз удивленно помолчал.

– Государь, вам солгали. В моем доме сорок с чем-то слуг: пятеро или шестеро – совсем дети. И хотя я не упомню имен каждого, ни один из них не похож на убитого мной Минну.

Государь замер. Как ни был он разъярен колкостями Андарза насчет вчерашнего обеда и визита к Рушу, но – «убитого мной Минну!» Первый раз Андарз сказал такие слова, подтверждая этой ложью те слухи, которые государь не имел духа опровергать.

Но в это мгновение за дверьми послышался шум и крики «нашли!» – и незнакомый государю чиновник в шапке городского судьи вытолкнул вперед маленького мальчика, лет десяти, в васильковых атласных штанишках и кружевной курточке: Великий Вей! Вылитый Минна! Государь на мгновение испугался, что его наставник и в самом деле оживил мертвеца.

Мальчишка раскрыл рот и уставился на государя Варназда.

– Шаваш, – раздался спокойный голос Андарза, – тебе, как подданному, стоило бы пасть ниц: перед тобой государь страны Великого Света.

Мальчишка вытаращил глазенки и брякнулся на колени. Государь, вне себя, повернулся к Андарзу, который, нарушая все мыслимые приличия, по-прежнему сидел в глубине кресел.

– Ага! Значит, вы все-таки помните его имя?

– Разумеется, помню. Шаваш, куда тебя черти носили сегодня: неужели в управу советника Нарая?

Мальчишка испуганно зашнырял глазками.

– Я дома был! – сказал он, – вон, господин Нан вынул меня из первой людской!

Андарз понял, что мальчишка врет и что объяснять это – недостойно и бесполезно.

– Тебя зовут Шаваш? – спросил император.

– Да, – сказал мальчишка, стоя на коленях и глядя вверх. Мордочка его была в точности как у затравленного и почтительного зайца. Господи! Отчего же он все-таки так похож на Минну?

– Откуда ты?

– Из чахарских крестьян.

– Откуда в столице?

– Сбежал.

– Что делал в Небесном Городе?

Шаваш свесил голову.

– Воровал я.

Кто-то из чиновников вздохнул, потому что ответ мальчика стоил ему, по новому уложению, руки. Варназд тоже озадачился ответу и вдруг понял: бедный маленький беглец просто не мог лгать императору! И этого-то крольчонка Андарз предпочел ему, императору Варназду, человеку, который носит небо и землю на отворотах своих сапожек…

– Когда оказался у Андарза?

– Да месяца два назад, в День Пяти Желтоперок.

– Почему?

Шаваш молчал.

– Почему?

– Накануне праздника Пяти Желтоперок, – сказал Шаваш, – я сидел у статуи государя Иршахчана и хотел поймать желтоперку, приносящую счастье. Но у меня ничего не вышло. Когда настала полночь, из-под статуи вышли люди и швырнули в воду какой-то труп. Я был голоден и решил обокрасть труп, если уж не удалось поймать желтоперку, но испугался делать это на глазах государя Иршахчана и подождал, пока труп уплывет под мост. Там я нашел на трупе много денег, а в сапоге трупа сверток с бумагой. Я сунул сверток за пазуху и хотел взять кошелек, но тут труп оборвался и поплыл, а я испугался идти за ним. А на следующий день я услышал, что труп звали Ахсаем, и что это был знакомый господина Андарза, и что Андарз устроил в Четвертой Управе скандал, добиваясь бумаг, найденных на трупе. А бумаг никаких не было, потому что их взял я.

Шаваш свесил головку и сказал:

– И вот я изловчился и продал себя в долговые рабы господину Андарзу, надеясь побольше разузнать, что это за бумаги и зачем они нужны, и я терся каждый день около господина Андарза, но так ни разу и не слышал о бумагах ни слова.

– Ложь, – вдруг закричал Нарай, – маленький бесенок обманывает вас, государь.

– Что это были за бумаги? – спросил государь.

– Странные бумаги, – сказал Шаваш, – потому что написано непонятно, как куриными следами, и лазоревого цвета.

– Где они?

Шаваш вздохнул, выпростал из-под рубашки шнурок с глиняным амулетом-свистулькой, который ему пришлось поменять три дня назад, разломил, вздыхая, свистульку…

Император выхватил обломки из рук Шаваша, оборвав плотный шнурок о шею мальчишки, – и вытащил свернутый в трубочку плотный и мягкий, как бумажные деньги, лазоревого цвета лист. Развернул: ему было достаточно мгновения, чтобы узнать летящий почерк его матери и понять, что он читает ее любовное письмо, адресованное – советнику Нараю.

– Это подложное письмо, – вдруг закричал Нарай, в сущности, выдавая себя этим криком.

Государь стремительно обернулся к своему фавориту. Великий Вей! Так вот почему этот человек так ненавидел Руша! А еще говорил о государственном благе…

– Государь, – сказал вдруг Нарай, – это подлинное письмо. Я прошу вас об одной милости: отдайте мне его. Оно будет моим утешением в ссылке.

«Почему вы так уверены, что отправитесь в ссылку, а не на плаху?» – хотел было спросить Варназд, но махнул рукой и покинул беседку.

Нарай медленно оглянулся вокруг и невольно усмехнулся: он еще не был лишен ни чинов, ни званий, присутствующие даже не знали, что было в письме: а вокруг него, словно вокруг прокаженного, уже образовалось пустое место.

Советник Нарай еще раз поднял глаза и вдруг понял, что не один он сегодня закончил политическую карьеру. Андарз, императорский наставник, по-прежнему сидел в кресле, полузакрыв глаза, и, казалось, не обращал внимания на произошедшее. Этот сластолюбец и взяточник, который за месяц лишился жены, и брата, и блеска в глазах, этот виршеплет, который за последний месяц, – Нарай это точно знал, – не написал ни строчки, этот бывший полководец, завоевания которого пошли прахом, – Нарай вдруг понял, что он все-таки растоптал этого человека, хотя и не успел снять ему голову…

Нарай повернулся и вышел вон: чиновники испуганно расскочились в стороны.

Ночь, глубокая ночь уже сверкала над Небесным Городом: в саду императорского наставника шелестел пахучий ночной ветер, и звезды разметались по небу, катились в темную листву деревьев.

Нарай понял, что в эту ночь с государством произошло непоправимое несчастье. Он вдруг вспомнил свое беспокойство по поводу противоречия: как можно, взывая к самым неразумным инстинктам одного человека, создать государство, основанное на разуме? – и осознал, в чем крылась ловушка. Его, Нарая, карьера, была кончена – бог с ней. Но судьба устроила так, что теперь, в течение многих лет, на каждого честного и справедливого человека, который заговорит с государем о причинах упадка и способах возрождения, – государь будет глядеть так же, как на обманщика и лгуна Нарая.

Замечательно, что и в эту минуту, и впоследствии Нарай всегда думал о судьбе и никогда не думал о скромном молодом судье Четвертой управы по имени Нан.

Чиновники потихоньку разошлись, и в опустевшей беседке остались только Нан, Шан’гар и Шаваш.

– Господин Андарз, – сказал Нан, – пойдемте отсюда! Я расскажу вам, что было на самом деле.

Андарз не шевельнулся.

– Вот он с полудня так сидит, – сказал Шан’гар.

Нан заглянул в глаза Андарза и с ужасом убедился, что они совершенно пусты, как комната, из которой унесли мебель.

Шан’гар взял своего хозяина на руки, словно ребенка, и снес в спальню. Нан и Шан’гар кое-как раздели Андарза и уложили в постель. «Ничего, оправится! – подумал Нан, вспоминая, как еще час назад Андарз огрызнулся на императора. Хотя, с другой стороны, не была ли дерзость, сказанная Андарзом, неотвратимым признаком безумия?»

Огромный дом был пуст: все сорок слуг, завидев государя и стражников, разбежались кто куда, прихватив с собой все, что попалось под руку. Нан, будучи голоден, стал искать еду и насилу нашел круг козьего сыра.

В нижней гостиной Нан встретил Астака: мальчик стоял, глядя в окно, и задумчиво катая ножкой угол ковра.

– Кто бы мог подумать, – сказал Астак, – что советник Нарай окажется блудодеем! Толкует о пользе государства, а сам, припертый к стене, просит отдать ему срамное письмо!