Дело о лазоревом письме - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 60

Вдруг, не огибая угла, он остановился.

В пяти шагах от него, у распахнутых окон кабинета, стояли Андарз и король Аннар Рогач, и они громко спорили о том, что лучше – дать запаренной лошади покататься в песке или обтереть пот ветошкой. На оконной раме сверкала корона Хабарты.

Вдруг свежий порыв ветра ворвался в кабинет, занавес вздыбился и хлопнул о раму, корона стала падать, Андарз и король подскочили, чтоб ее поймать.

Андарз схватился за корону слева, король – справа.

– Что вы мне дадите, – тихо спросил варвар, – если отомщу за смерть вашего брата?

– Корону Хабарты, – сказал Андарз.

– Я хочу корону империи, – ответил варвар.

– Лучше ваше владычество, чем владычество Нарая, – сказал Андарз.

За окном, едва дыша, Нан запрокинул голову и вжался в стену.

Через час Нан вручил домоправителю Амадие письмо и, попросив его позаботиться о шкатулке, ушел в управу советника Нарая.

Пир кончился намного после полуночи, и начальник охраны Андарза, Шан’гар, отправился спать во двор, среди соплеменников. На рассвете он проснулся от холода и заметил в окне кабинета господина Андарза свет. Шан’гар поднялся в кабинет и увидел, что императорский наставник сидит в спальной рубахе, а поверх него накинут тяжелый плащ, и на столе перед ним догорает свеча.

– Что случилось? – спросил Шан’гар.

Андарз поднял голову.

– Сегодня, – сказал он, – я предал государя.

Шан’гар оглянулся и заметил:

– Не стоит говорить об этом так громко.

Андарз подергал губами.

– Господин, – сказал Шан’гар, – вот уже полтора месяца, как вы ходите сам не свой. Это началось с тех пор, как убили того чиновника, Ахсая. Вы избегаете меня и всех домашних, и вот теперь вы говорите такое!

– Да, – сказал Андарз, – все началось именно тогда. Дело в том, что убитый имел при себе лазоревое письмо к советнику Нараю, и этот чиновник, Нан, убедил меня, что письмо осталось в руках одного из моих близких: Амадии, Иммани или твоих. От этого с ума можно было сойти.

– И что же, – сказал Шан’гар, – он нашел, у кого письмо?

– Нет, этого письма больше нет. И я думаю, что если бы он нашел это письмо, он отнес бы его Нараю.

Тут свечка вспыхнула и догорела, и Андарз увидел, что за окном крадется рассвет, серый, как полевая мышь, и что перед ним на столе лежит маленькая книжечка, а в ней – его собственные стихи, которые когда-то переписал для своего наставника одиннадцатилетний мальчик Варназд.

– Господин Андарз, – сказал Шан’гар, – я начальник вашей охраны и пятидесяти человек, готовых умереть за вас; и в этом городе не меньше трех тысяч человек, аломов и ласов, для которых вы лучший полководец империи.

Не думайте, что у вас меньше людей, чем у короля Аннара Рогача.

– Отведи меня в спальню, – сказал Андарз.

Шан’гар отвел его в спальню, раздел и уложил, и он долго сидел у двери, боясь, как бы его хозяин не сделал с собой чего.

Потом он ушел к себе в кабинет, вынул чистый лист бумаги и стал писать. То, что он написал, было адресовано господину Нараю.

На следующий день государь подозвал Нарая и продиктовал ему указ:

– Я назначаю Андарза главнокомандующим в войне с ласскими варварами. Потрудитесь озаботиться мобилизацией!

– Государь, – сказал Нарай, – нельзя доверять этому человеку! Я, увы, доподлинно удостоверился, что в его доме живет мальчик, ростом и обликом напоминающий Минну! Андарз выдает мальчишку за раба, однако он наряжает его в платье Минны, отрядил своего лучшего секретаря для занятий с мальчиком, то прячет, то показывает гостям! Многие слышали, будто он творит с ним блуд! Если человек держит в доме отпрыска императорского дома, публично признаваясь в его убийстве, – зачем, как не затем, чтобы возвести его на трон вместо вас?

Государь Варназд молчал. Вдруг мелькнула мысль: «Вот и предлог казнить Андарза! Никто тогда не узнает…» Взглянул на Нарая: старик стоял, словно готовый слизнуть слова с государевых губ.

– Нарай, – сказал государь, – этого не может быть! Это я убил Минну… Случайно.

Старик в ужасе отпрянул, кляня себя за ошибку. И, не колеблясь ни мгновения:

– Ваша вечность! Но Андарз исподволь распространяет слухи о том, что этот мальчик – Минна! Следовательно, пользуясь вашим молчанием и виной, он намерен посадить на престол самозванца!

Глаза государя стали большие, как блюдца, от горя и тоски.

– Боже мой, зачем вы меня так мучаете! – воскликнул он. – Разве под силу одному человеку во всем этом разобраться!

Зарыдал и бросился вон из комнаты.

Многие из тех, кто знал Андарза в пору его юности, были поражены произошедшими в нем переменами. Андарз побледнел, осунулся: белая кожа его теперь напоминался пленку на молоке, и глаза пребывали вечно тусклыми, словно светильник, в котором невзначай повредили фитиль. Он настолько перестал следить за собой, что порой брался за перо, не вымыв руки.

Каждый день жизни был для него пыткой: мог ли он, переживший государыню Касию и министра Руша, думать, как будет терзать его сердце его воспитанник, государь Варназд?

Раньше Андарз больше думал о законах стихосложения, нежели о законах государства. В жизни своей он добивался славы, заботился о собственном благе и всегда смутно верил, что то, что хорошо для Андарза, неплохо для народа. Разве его война с Хабартой не принесла империи чести и выгоды?

Разве торговля с Осуей кому-то мешает?

Но, когда около ушей государя оказался господин Нарай, Андарзу было нечем возразить старому чиновнику, кроме колкостей и шуток. С ужасом и интересом Андарз стал искать рассуждений о том, почему действия Нарая гибельны для государства – и не находил их.

Как-то раз они беседовали с Наном, и молодой чиновник сказал:

– Боюсь, что из-за Нарая у государя исчезнет всякая власть.

Андарз удивился:

– Как это человек, который хочет собрать всю власть в руках государства, вдруг сделает государство слабым?

– Видите ли, – сказал Нан, – господин Нарай полагает, что власть – это что-то вроде постоянной суммы, и если в одном месте власть убавляется, то в другом она непременно возрастает. А между тем власть – это, скорее, способность общества достигать стоящих перед ним целей, и количество этой власти не постоянно, а возрастает при добровольном сотрудничестве всего общества. И если этого добровольного сотрудничества нет, то никакой власти в государстве тоже нет. Я за сильную власть, – закончил Нан, – а чем больше Нарай издает законов, тем меньше у государя власти.

Это рассуждение молодого чиновника, хотя и не столь оригинальное, вдруг поразило Андарза: он стал доверять судье Нану больше, чем то было позволительно.

И в самом деле: ведь Андарз знал, что чиновник – свой человек в управе Нарая и что указ о непризнании осуйского долга был написан молодым судьей Наном, – а все-таки находил утешение в беседах с этим человеком который ни возрастом, ни происхождением, ни характером так не походил на него, Андарза, и в нехороших гранитных глазах которого Андарзу было нетрудно уловить тот же огонь, что и в глазах Нарая, – огонь жажды власти в стремлении с жаждой государственного блага. В один из таких вечеров Андарз вынул и отдал Нану компрометирующие того бумаги. Сказал: «Вдруг под влиянием момента или под пытками мне захочется погубить вас? Возьмите это».

Андарз жил в отчаянии, как в черной комнате: только одна любовь к госпоже Линне поддерживала его, да еще временами нежность к сыну первой жены. Все чаще и чаще затворялся он в женских покоях, осыпал женщину дорогими подарками, дрожал от ее нахмуренных бровок: кто бы мог подумать, что в последние недели своей жизни государев наставник только и будет заботиться, что о дочке мелкого лесного чиновника, с которой он случайно переспал в лесу, застигнутый грозой!

Если бы не женщина, Андарз давно бы покончил с собой: но мысль о ее страданиях после его смерти была невыносима.