Возвращение в темноте - ван Ластбадер Эрик - Страница 25

– Ты совсем не такой, как мама, – слегка удивленно прошептала она. – Она и понятия не имеет, что я балуюсь наркотиками.

Внезапно ее губы задрожали, и глаза медленно закрылись.

– Рейчел! – Кроукер прижал к ее груди горячий камень духов.

Она открыла глаза:

– Все в порядке, дядя Лью.

Мониторы подтверждали стабильное сердцебиение и кровяное давление. Кончиком языка она провела по растрескавшимся губам.

– Принеси мне, пожалуйста, попить. Что-нибудь вроде диетической колы. Я так хочу пить...

– Жидкость поступает в твой организм по этим трубкам. Боюсь, сейчас тебе нельзя ничего пить. Может, доктор разрешит тебе попить после того, как осмотрит тебя.

Ледяные голубые глаза вопросительно уставились на него.

– Что произошло между тобой и мамой?

– Хорошо, я расскажу тебе об этом, если ты мне скажешь, где взяла ту дрянь, которая довела тебя до такого состояния, – сказал проснувшийся в Кроукере детектив.

– Я уже играла в такие игры.

– Какие игры?

– Я покажу тебе свое, если ты покажешь мне свое.

Неужели эта пятнадцатилетняя девочка уже знает на практике, что такое секс? Впрочем, теперь столь юный возраст уже не считался помехой для начала половой жизни. Кроукер подавил в себе желание задать вопрос напрямую, оставив это для Мэтти, и улыбнулся.

– Я тоже пару раз играл в такую игру.

– И как тебе?

Кроукер озадаченно помолчал, не зная, как расценивать такой вопрос из уст пятнадцатилетней девочки.

– Не знаю, – пробормотал он. – Так ты согласна на мои условия?

– Да, рассказывай ты первым.

Кроукер стоял у ее постели, держа в своей ладони ее руку.

– Мы с твоей мамой... – Он замолчал, не зная, что сказать. – Понимаешь, мы с ней как кошка с собакой, во всяком случае, иногда. Она называет белым то, что мне кажется черным, и мы с ней готовы спорить до хрипоты по любому поводу.

– Ты стараешься запудрить мне мозги, – сказала Рейчел. – Не надо, дядя Лью.

И тогда он рассказал о ее гнусном отце, сколько счел возможным, рассказал он и о том, что именно Дональд сумел возвести стену между Мэтти и ее семьей. На самом деле он не рассказывал ей и половины всей правды, но он был уверен, что и этого было более чем достаточно для нее.

– Родители, как кошки, – вздохнула Рейчел. – Никогда не знаешь, что у них на уме. Когда мы с мамой разговариваем, она кажется мне такой простой и понятной, но когда речь заходит о ней и ее взаимоотношениях с отцом, она становится непроницаемой и не хочет говорить мне правду.

– А может, родители и не должны быть такими уж понятными для своих детей? – неожиданно для себя возразил Кроукер.

– Одна мысль сводит меня с ума: неужели мой отец ушел от мамы из-за меня? – с обезоруживающей детской простотой сказала Рейчел.

От неожиданности Кроукер вытаращил глаза.

– С чего это пришло тебе в голову, детка? Их разрыв не имеет никакого отношения лично к тебе.

– В нашей семье все люди почему-то уходят – ты, мой отец... И только я никуда не ухожу.

– Но это не совсем так!

– Все оставляют меня. – В ее глазах появились слезы. – После развода отец ни разу не пришел навестить меня. Значит, он ушел из семьи из-за меня?

«Чтоб ты в гробу перевернулся тысячу раз, Дональд!» – зло подумал Кроукер.

– А мама... Она так преувеличенно участлива...

Что-то в голосе Рейчел не понравилось ему, и он спросил:

– Что происходит между тобой и матерью?

– Скорее, что не происходит между нами....

– Что ты имеешь в виду?

– Она хочет получать от меня только такие ответы, какие ее полностью устраивали бы, она задает совсем не те вопросы, которые нужно задавать... она не имеет никакого понятия о том, что со мной происходит.

– Так что же с тобой случилось, Рейчел?

Она молча сжала зубы. Ледяной взгляд голубых глаз пронизывал Кроукера насквозь. Льюис понял, что эта девочка прекрасно умеет настраивать против себя даже близких, любящих ее людей. Эта опасная способность могла привести к самоуничтожению личности. Может, именно эта черта характера привела ее к опасной грани между жизнью и смертью, на которой она сейчас находилась?

– Ну хорошо, я рассказал тебе то, что ты хотела знать, – сказал он. – А теперь твоя очередь рассказывать. Где ты взяла эту дурь?

Рейчел повернула голову к стене.

– Милая...

Она высвободила свою руку из его ладони. Такое поведение было ему знакомо. Кого она хотела защитить?

– Рейчел, ты же обещала!

– Ничего я не обещала.

– А как же правила игры?...

– Ты ничего не понимаешь в играх. – В ее голосе прозвучало столько яда, что он невольно отшатнулся. – Я же не сплюнула!

– Что?!

– Если я не сплюнула, принимая твои условия, значит, я не взяла на себя никаких обязательств перед тобой. Каждому кретину это известно!

– Только не мне, – парировал Кроукер. – К тому же ты не в том состоянии, чтобы плеваться.

Ответ понравился Рейчел, она приглушенно засмеялась. Но все же не повернула головы в сторону Кроукера.

Он уже начинал сердиться. Нужно было во что бы то ни стало найти ключик и пробраться сквозь колючий забор, который Рейчел столь внезапно возвела между ними.

– Рейчел, послушай, я тебе не враг. Всего минуту назад я был единственным человеком, с которым ты хотела говорить. Почему ты отгородилась от меня? Что случилось?

В комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь монотонным попискиванием мониторов и тихим гудением искусственной почки.

– Все равно ты не поймешь, – прошептала она, наконец. – Никто меня не поймет...

Она снова повернулась к нему лицом, и Кроукер увидел, что она плачет.

– Я совсем раздавлена, разбита, – всхлипнула она. – Дядя Лью, я умру.

Кроукер вытер ей слезы рукавом рубашки.

– Нет, милая.

– Понимаешь, я должна знать наверняка.

Он поцеловал ее влажный лоб.

– Ты не умрешь.

– Понимаешь, если я действительно умру, мне надо к этому подготовиться...

– Милая, я же сказал тебе. – Он поцеловал ее щеки.

Ее рука снова сжала руку Кроукера.

– Если я умру, мне надо повидать Гидеон.

– Кто такой этот Гидеон?

Внезапно глаза Рейчел широко раскрылись, и все тело свело судорогой. Тревожно загудели контрольные мониторы, и Кроукер стал громко звать дежурную медсестру.

– Дядя Лью, о Боже!...

Кроукер прочел в ее глазах столько боли и ужаса, что совершенно растерялся. Казалось, ее боль пронзила его тело тысячами стеклянных осколков.

Он инстинктивно обнял ее, словно хотел собой заслонить девочку от всех бед, спасти ей жизнь.

– Держись, Рейчел! Держись!

Кроукер взял камень духов и спрятал в карман.

Глаза Рейчел закатились, и руки заметно похолодели.

Через несколько секунд в палату вбежал врач в сопровождении трех медсестер, следом ворвалась Мэтти.

– Моя девочка! – кричала она. – Что с моей девочкой?

Дежурный врач, смуглый латиноамериканец, взглянув на Кроукера, хладнокровно произнес:

– Не могли бы вы оставить нас наедине с больной?

– Доктор Марш... – начал было Кроукер.

– Ей уже позвонили на пейджер. – В руках врача появились шприц и ампула с лекарством. Отдавая команды двум медсестрам, он зубами снял с одноразовой иглы пластиковый колпачок. Все внимание врача было теперь сконцентрировано на пациентке, и Кроукер почувствовал к нему за это искреннюю благодарность.

Только теперь Кроукер заметил, что все еще сжимает в ладонях руку своей племянницы. Словно зачарованный, он смотрел на мониторы, которые казались ему сейчас творениями неземных цивилизаций. Наконец, он отпустил руку Рейчел, прошел мимо врача и медсестер и, обхватив за плечи сестру, силой вывел ее в коридор.

Кроукер завел Мэтти в туалет и, открыв кран с холодной водой, сунул ее голову под струю. Вода была не очень холодной – ледяной во Флориде она не бывает никогда, – но сила струи ошеломила Мэтти. Она перестала кричать и брыкаться, зато сильно двинула Кроукеру под ребра. В ответ он лишь заворчал и еще глубже задвинул ее голову в раковину.